После того, как укрепления на границе Галилеи были уничтожены, мусульманское наступление растеряло всю свою энергию. Надвигающаяся катастрофа свелась до нескольких безжалостных налетов на предместья Тира, Бейрута и Сидона: несмотря на нанесенный ими вред, они все же не могли подорвать основу франкской колонизации Леванта. Военные действия завершились в конце мая 1180 г. с подписанием договора о перемирии между королевством Иерусалимским и эйюбидской империей. Причины заключения перемирия, игравшего на руку франкам, следует искать в событиях, происходящих в Северной Сирии: как только наступил мир, Саладин отказался продолжать джихад и увел войска на север. На этот раз его врагами были анатолийские турки-сельджуки, эмиры Джазира и киликийские армяне, но самыми опасными врагами, как всегда, являлись потомки Нуреддина, которые, обосновавшись в Алеппо и Мосуле, стремились возродить дело, начатое их предком Зенги. В декабре 1181 г. последовавшие одна за другой смерти дали возможность одному эпигону объединить в своих руках все бывшие владения Зенги — от Мосула до Алеппо. Преданность турецкой династии была такой глубокой, что часть сирийских подданных Саладина внезапно выступила против нового курдского правителя, поддержав законного наследника. Мир, заключенный с франками, можно объяснить только этими препятствиями, возникшими на пути эйюбидского экспансионизма.
Можно было бы себе представить, что франки использовали эту отсрочку для укрепления оборонительной системы. Отнюдь нет! Между франками, жителями Алеппо и сектой ассасинов действительно намечалось что-то вроде союза, но у короля к этому не лежала душа, и королевство погрузилось в пучину дворцовых интриг: каждый пытался предложить своего претендента на руку принцессы Сибиллы. Самые высокородные аристократы Запада выдвигали свои кандидатуры; самые доблестные рыцари Святой Земли боролись за это место… и все было тщетно, потому что юная принцесса Востока увлеклась Гвидо де Лузиньяном, отпрыском небольшой пуатевинской династии, который с помощью интриг сумел навязать ей мысль о необходимости заключения брака. Под давлением придворной камарильи Балдуин уступил и дал согласие на этот союз. Казалось, что вопрос наследования был решен, но ненадолго, так как молодой дворянин из Пуатье, весьма красивый юноша, не обладал ни умом, ни твердым характером, необходимыми для того, чтобы стать наследником энергичных правителей Иерусалима. Чтобы обеспечить дополнительную гарантию продолжения рода, прокаженный король выдал замуж свою младшую сестру Изабеллу за потомка одного почтенного заморского рода, Онфруа IV Торонтского, тоже красивого юношу, но слабого как духом, так и телом. В этой критической для королевства ситуации заключенный с Саладином мир был настоящей удачей; оставалось лишь пожелать, чтобы шаткое равновесие, столь благоприятное для франкских поселений, сохранялось как можно дольше. Между тем обострение болезни монарха сопровождалось существенным уменьшением его власти. Намечался политический упадок государства, а феодалы воспользовались этим, чтобы освободиться от королевской опеки, которую считали слишком тягостной. Злой гений королевства своими безрассудными провокациями ускорил этот процесс: Рено де Шатийон, бывший князь и позор Антиохии, только что был освобожден из темницы Алеппо, проведя там шестнадцать лет. Он прибыл в Иерусалим, где испытывали такую острую потребность в воинах, что ему сразу же предложили управление важной трансиорданской сеньорией, отдав в жены овдовевшую во второй раз наследную княгиню. Эта сеньория простиралась от Мертвого моря до залива Акаба, самыми крупными крепостями были Керак (Крак де Моаб) и Шаубак (Монреаль, расположенный в Каменистой Аравии); ее финансовые доходы были одними из самых высоких среди всех франкских владений, поскольку она контролировала крупнейшие дороги ближневосточного мира: через ее территорию шли все сирио-египетские торговые перевозки, а также пролегал путь паломников, направлявшихся к святым местам ислама, Мекке и Медине. Франкские владения в Трансиордании, Аравийской Петре и Уади аль-Арабе укрыли Саладина от гнева его повелителя Нуреддина, но эта их роль свелась к нулю, как только курдский эмир объединил Сирию и Египет. В связи с этим мы уже говорили, что Саладин и его повелитель несколько раз пытались встретиться у Керака. Каждой из этих причин было достаточно, чтобы мусульманский правитель принял твердое решение разрушить крепости, но существовала еще одна, последняя причина, еще более убедительная, чем все предыдущие: сеньория нарушила исключительное право Александрии на продажу индийских товаров, перевозившихся через Адан и Йемен. Караваны охотно заворачивали во франкскую Трансиорданию, чтобы доставить ценные товары на склады и многолюдные рынки франкского Сахеля. Поэтому перемирие было как нельзя более выгодно сеньору Трансиордании; оно не только способствовало развитию торговых грузоперевозок, но и защищало его владения от вмешательства мусульман.
Рено де Шатийон, рыцарь, издавна промышлявший разбоем, не мог долго сопротивляться своей страсти. Летом 1181 г., когда ничто в регионе не угрожало перемирию, он направился вместе с подвижной колонной к оазису Таймы (его основной целью были Медина и ее сокровища). Исламское общество встревожилось, и наместники Саладина в Дамаске начали резкие ответные действия. Франкские войска отказались продолжать путь, успев, тем не менее, ограбить богатый караван из Дамаска, который, как казалось, находился в полной безопасности. Захваченная добыча равнялась фантастической сумме — двести тысяч золотых безантов.
Саладин проявил сдержанность и ограничился лишь тем, что отправил послание в Иерусалим. Для сохранения мира он требовал вернуть ему захваченную добычу и компенсировать нанесенный ущерб оскорбленным мусульманам. Несмотря на все усилия, Балдуин IV не смог заставить барона-грабителя подчиниться. Вот меланхолическое заключение латинских хроник: «Король дал знать Саладину, что не смог ничего добиться, что он высказал недовольство своим вассалом и попросил его вернуть добычу, но правитель Керака ничего не желал слушать…» Это было объявлением войны!
Следующей весной мусульманский повелитель вернулся из Египта в Сирию, нападая по дороге на франкские земли, в это же время его сирийские войска внезапно двинулись на Галилею и одержали там несколько значительных побед. Прибыв в Дамаск, Саладин стал искать возможности добиться решительного столкновения с «многобожниками». Вновь обратившись к плану, некогда задуманному Нуреддином, он с помощью комбинированной атаки попытался разделить франкские владения надвое. Он остановил свой выбор на Бейруте, поскольку таким образом — и это было дополнительным преимуществом — он смог бы вернуть Дамаску естественный выход к Средиземному морю. Он рассчитывал напасть на намеченную жертву, не поднимая особого шума, пройдя по извилистым дорогам сквозь ливанские горы. Большая эскадра вышла из гаваней Александрии и Дамьетты, а внушительный отряд конницы в это время готовился выступить на юг Палестины. Как только разведчики объявили о приближении эскадры, его войска направились к Бейруту, который тотчас был осажден с земли и моря. Нападающие столько раз шли на штурм, что просто удивительно, как город сумел выстоять. Саладин пытался сломить решимость горожан до того, как подойдет королевская армия. Его поражение объяснялось отсутствием осадных машин, слишком тяжелых для того, чтобы везти их через ущелья ливанских гор. Героическое сопротивление Бейрута дало королевской армии время прийти на помощь. Мусульманам пришлось снова перейти через горы. Это была последняя победа молодого короля, пораженного болезнью!
Если Саладин снова так быстро отказался от ведения джихада, то это потому, что ему не терпелось раз и навсегда разобраться со своими соперниками — зенгидскими князьями. Несмотря на преданность своих сирийско-месопотамских подданных, те сочли сопротивление невозможным: правитель Алеппо, получив ничтожную компенсацию, покинул столицу. Когда ворота Алеппо распахнулись перед Саладином, огромная мусульманская империя, простиравшаяся от Судана и Йемена до гор анатолийского Тавра, полностью окружила франкские колонии. Защита королевства стала самой насущной задачей франков. Теперь как никогда во главе государства должен был стать человек с твердым характером. Ослабевший Балдуин IV передал регентство своему зятю, Гвидо Лузиньяну. Знать Сирии и Палестины отказывалась видеть в нем нового бальи или регента, считая его «авантюристом»; однако двор надеялся, что антипатия исчезнет сама собой, если Гвидо проявит качества настоящего полководца в первой же военной кампании. Таковая не заставила себя ждать: осенью 1183 г. неприятель напал на Галилею. Поэтому регент вошел туда со всеми королевскими войсками и расположился лагерем у Саферийских источников (к северу от Назарета).
