Византия, удрученная драматическими последствиями военного поражения Диогена, погрязла в политических смутах: поражение привело к анархии, возникла толпа соперников, которые принялись добиваться титула монарха. Чтобы подкрепить свои права действиями, им нужны были войска и золото; захватчики и претенденты вербовали турецкие разбойничьи отряды, повели их к «царице», доверив им охрану самых красивых христианских поселений и предоставив в качестве награды возможность грабить богатейшие провинции Империи! Чтобы окончательно разрушить государство, которое они стремились завоевать, эти честолюбцы призвали на помощь гарнизоны крепостей, которые еще находились в Северной Сирии, в Месопотамии, на Евфрате, в Армении и Грузии. Необходимо отметить, что спустя десять лет после Манцикерта, в 1081 г. вся Анатолия была во власти турок, поскольку «иноземные союзники превратились в хозяев. Их банды, проходя по стране, нападали на мирные маленькие города Вифинии, грабили деревни, перекрывали пути сообщения между Константинополем и Анатолией. В Хризополисе они еще жили в шатрах и лагерях, но в Никее, куда они зашли без борьбы, как друзья, они быстро устранили все христианское население города» (Ж. Лоран).
Таким образом, участники первого латинского крестового похода, попав в Азию, оказались лицом к лицу с турками и были вынуждены отбить у них Никею, ставшую тем временем столицей турецкой Анатолии. А ведь Никея находилась совсем рядом с Константинополем и в каких-нибудь двадцати километрах от Мраморного моря; это значит, что поражение при Манцикерте в сочетании с легкомыслием греков имело весьма серьезные последствия. Восточно-христианская империя окончательно потеряла и имя, и престиж, и авторитет в вопросе ведения дел христианства и уж совсем была не способна вести войну против мусульман.
Катастрофа, пошатнувшая восточную империю, не могла оставить латинян равнодушными, тем более что последние только что сумели проявить себя, одержав несколько значительных побед над «неверными». Интересно познакомиться с точкой зрения латинян по поводу вторжения турок в Анатолию, высказанной Гильомом Тирским: «Наш Господь Иисус Христос допустил это бедствие, чтобы покарать свой народ. В ту эпоху в Константинополе царствовал император, который мудро правил своим государством; звали его Роман по прозвищу Диоген. Тогда с дальнего Востока пришел весьма могущественный турок, имя которому было Бельфет (от Абул Фат, арабского имени Алп Арслана). Турок повел за собой весь народ Персии и Ассирии… его войска были столь многочисленны, что казалось, будто они покрывают всю землю. Этот народ шел, ведя за собой лошадей и верблюдов, быков, лошадей и мелкий скот в таком огромном количестве, что едва можно было в это поверить. Продемонстрировав свои силы, Бельфет зашел на территорию империи Константинополя. Тотчас же он начал захватывать страны и разорять их. Он легко овладевал встречавшимися на пути крепостями и замками, ибо ничто не могло ему противостоять. Если же он и встречал на пути сопротивление, все тотчас же уничтожалось и сравнивалось с землей».
Гильом Тирский, быть может, не совсем верно уловил своеобразие турецкого нашествия, но совершенно правильно отобразил его последствия: крах Византийской империи на деле был крахом всего христианства. Удар был тем сильнее, что в то же время внезапно встал вопрос о продолжении длинной и трудной испанской реконкисты — войны, которую вели Кастилия и Арагон. Несмотря на французскую военную поддержку, а также из-за гористой местности Арагон одерживал лишь незначительные победы, в то время как Кастилии сопутствовал успех: в мае 1085 г. Альфонс VI вошел в Толедо и объявил себя императором. Однако вскоре триумф кастильцев был поставлен под угрозу ответным наступлением ислама. Альморавиды, союз берберских кочевых племен, воспламененные суровой верой, основали военно-религиозное государство. Придя в Испанию, они сначала объединили различные мусульманские государства полуострова. А затем начали победоносный джихад, священную войну против Кастилии и Арагона. На землях от Андалусии до устья Эбро и Балеарских островов появилось обширное военное королевство: его ресурсы были огромны, потому что по ту сторону пролива Гибралтар оно владело землями, расположенными между Сенегалом и Алжиром. На тот момент могущество Альморавидов пресекало всякую попытку продвижения христианства. Было очевидным, что вторжение Альморавидов, с одной стороны, и турецкое нашествие, с другой, произвели сильное впечатление на высшие круги христианского мира и в первую очередь — на папство.
Действительно, присутствие Альморавидов вблизи от христианской Европы должно было особенно беспокоить монахов Клюни, непосредственно заинтересованных в делах Испании (кастильские монархи щедро осыпали Клюни дарами в честь своих побед над Исламом, и орден играл важную политическо-религиозную роль в формирующемся христианском государстве). Крупный монастырский центр должен был поделиться своими тревогами с папством, с которым он был тесно связан. Без сомнения, последнее ощутило, что наступление турок и Альморавидов таит в себе новую и грозную опасность для «паствы Христовой».
Сегодня хорошо известно, что до проповеди папы Урбана II никто не задавался идеей совершить крестовый поход к Святым местам. Папа же был сильно озабочен новым витком мусульманского нашествия. Все христианство должно было перейти к обороне, и, поскольку лучшая защита — это нападение, понтифик, без сомнения, мечтал о резком повороте, который, поразив ислам в самое сердце, позволил бы восстановить христианство в Испании и Византийской империи.
Что бы ни говорили некоторые историки, военный поход на Восток, каким бы сложным он ни казался, не обязательно был сопряжен с огромным риском, поскольку искатели приключений, более или менее связанные с папством, успешно боролись с мусульманами Сицилии, несмотря на немногочисленные войска и ограниченные средства. Нормандцы, ибо речь идет о них, играли определяющую, если не главную роль в мире Средиземноморья во времена крестовых походов; поэтому нам следует познакомиться с ними поближе. Они проникли в южную Италию приблизительно в эпоху первых турецких набегов на восточную Анатолию. Эту область, которая все еще находилась под властью Византии и являлась последним клочком ее некогда обширных итальянских владений, прежде чем стать предметом разграбления нормандских банд, терзали постоянные мятежи населения и налеты мусульманских пиратов Сицилии.
Легко завербованные мятежниками и представителями имперской власти, нормандцы вскоре стали сами себе хозяева: они забыли своих лангобардских и византийских господ и начали вести жестокую войну с местными жителями, грабя, разоряя, сжигая церкви, разрушая очаги культуры, с утонченной жестокостью мучая пленников. Используя подобные методы, очень похожие на приемы турецких кочевников, нормандцы, пришедшие в южную Италию, незамедлительно основали ряд маленьких феодальных княжеств. Поначалу папа, разгневанный их грабежами и тем, как они обращались с итальянским населением, отлучил их от церкви, попытавшись одолеть их с помощью военной силы. Когда его войска были разбиты, он был вынужден волей-неволей сделать их своими союзниками и вассалами.
Казалось, ничто уже не должно было остановить неистовство нормандцев. Процесс развития их власти напоминает продвижение турок в Анатолии: в 1071 г. (год поражения Византии в битве при Манцикерте) они отвоевывают у Византийской империи Бари, сбросив в море последних представителей греческой власти Италии; в 1084 г. (когда турки укрепляли Никею) они разоряют Рим, и делают это ко всему прочему с помощью мусульманских солдат! Поводом к наступлению стал призыв о помощи, с которым к нормандцам обратился папа Григорий VII, окруженный в замке Св. Ангела германскими войсками императора Генриха IV. Во время германского нападения на папство один юный лотарингский феодал проявил способность на военном поприще. Вскоре он станет верным вассалом Святого Престола; звали его Готфрид Бульонский.
