— Ошибся малость, — мысленно не согласился с собой Барон. — Вперед и с песней!

Он сбросил оба чемодана в черный лаз и, перед тем как последовать за ними, запалил бикфордов шнур, который давеча размотал на дне свежевырытого рва. Он изловчился заткнуть камнем дыру колодца до того, как над головой с громовым шумом обрушилось на каменный щит от пятнадцати до двадцати тонн рыхлой земли, и начал спускаться на новую глубину.

Барон пристегнул к ремню облегченную модель газогенераторной лампы, весившей iicci о-па всего семнадцать килограммов и производившей такое количество дыма, которое позволяло скрыть от наблюдения неприятельской подлодки один товарный состав из одиннадцати грузовых вагонов по семьсот тонн каждый, но только в том случае, если наблюдатель слеп да к тому же плохо обучен. Она пахала как зверь, но Барон успел вовремя ее отстегнуть и зашвырнул в поднебесье, откуда она и сверзилась ему на тыкву немного погодя.

И часу не прошло, как Барон добрался до края веревочной лестницы и, чудом зацепившись кончиками пальцев за опорную перекладину, завис над пустотой. Мигом оценив обстановку, он решил, что в пустоту ему не к спеху, подтянулся на руках, раскачался, как на турнике, и угодил ногами в узкую расселину двумя метрами ниже последней поперечины.

Испустив победный клич, он встал в полный рост, машистым шагом двинулся вперед и смачно впендюрил-ся башкой в цельнокирпичную стену, так как коридор сворачивал под прямым углом.

Барон протер шишку тряпочкой, пропитанной мазью «Слоун», присыпал ушибленное место горчичной мукой и возобновил путь уже в стиле рептилий — по-пластунски. До восемнадцати лет он дурью не маялся и все силы положил на то, чтобы всячески развить свои природные задатки. И до того развил, что теперь, когда ему было далеко за восемнадцать, видел в темноте как кошка, притом кошка с музыкальным слухом, которую сунули головой в скрипку и лупцуют по мягкому месту виолончельным смычком. Что позволяло ему развивать достаточно большую скорость.

Через девять километров он остановился. Пошарил позади себя, чтобы прозондировать почву, и наткнулся на деревянный предмет, в котором тотчас распознал факел, сделанный из смолистой коры древесного растения из породы мата-хари. Он запалил факел от своего модняцкого фирменного лайтера и пополз дальше, но уже с огоньком.

— Конец... близок... — прогнусил он, ибо седьмым чувством почуял, что выход не за горами».

Здесь текст манускрипта обрывался. Концовку разобрать было практически невозможно из-за красных клякс, в которых четверо сообщников после пристального изучения признали мокрое место, оставшееся от раздавленных клопов. Сквозь эти клопятна проступали обрывки рубленых фраз, а за несколько сантиметров до края последней страницы Антиох не без внутреннего трепета прочел:

«...днес... трахфей в качестве свад... подарка... аленькой ... елаиде де Нуващье... азу же порвала... уехала с... подлый соперник... месть... сын... омстит за отца...» В комнате стало тихо-тихо. Адельфин сбледнул с лица и стал белее своего берета, крошечная пипочка на котором свесилась набок, словно вымаливая пощаду у строгих судей.

— Ежу понятно, что дело ясное! — провозгласил Майор. — Значится, вы, Адельфин, носите фамилию матери?

— Да, — подтвердил Адельфин. — Мой отец, героическая личность с неотразимой улыбкой, растекании mи от уха до уха как топленое свиное сало, расплевался с маман в шестьдесят семь лет.

— Так это он ее бросил?

— Нет, она!..

— Ну, тогда его вполне можно простить, — воскликнул Майор, — особливо если вы пошли в нее. Так-с, значится, ваша мамаша по своей смерти откачала Трах-трахфей в вашу пользу?

— В мою... — прошептал Адельфин.

— И вам никогда прежде не приходило в голову выяснить, откуда он у ней взялся?

— Я был в курсе всего! — набычился Адельфм и гак, что его раскосые гляделки полезли вой ввалившихся глазниц, вращаясь с тем же звуком, что и тарелка

— Так вы знали, что Антиох Тамирс i амбр — сын Барона дЭлда? Бывшего жениха нашей мамаши?

— Нет! — с воплем вскинулся Адельфин. — Мамой клянусь! Знал бы — уконтрапопил на месте!..

— Почему же ваша матушка не вернула трахтрахфей Барону д'Элда? — продолжил допрос Майор, который, казалось, пропустил вопль Адельфина мимо ушей, однако засунул правую руку поглубже в карман пиджака.

— Потому что уж очень он кленый был, трахтрахфей, и она предпочла держать ею при себе, — отбрыкнулся Адельфин. — Она даже пробовала отравить Барона... И я тоже, когда немножко подрос... в шесть лет... Я пытался его потчевать шоколадными конфектами с цианистым фекалием...

— Так, значится, вы с ним встречались?

— Я знал, как к нему подобраться... — пропищал Адельфин. — Дал объяву в «Друге Народа», и все дела.

— Понятно, — вздохнул Антиох. — Он потерял след моего несчастного папы, как только «Друга Народа» [5] прикрыли.

А в этот миг из глубин кресла, где полулежал, откинувшись на спинку, и вроде бы придавил комарика Майор, вылетела пуля. Она угодила в левую орбиту Адельфина и заскочила в верхнюю глазную щель, перебив черпаковид-ный хрящ и полностью парализовав функции крокодило-слезных желез, отчего Граф де Нуващье полностью лишился дара речи. Ввиду того что он уже сыграл в ящик, никакой роли это не играло.

— Так ему и надо! — подшустрил Серафимьо. — Справедливость восторжествовала!

— Такое дерьмо на палочке, — поставил точку над i Майор, — не имел право и дальше портить воздух. А теперь, Антиох, твоего отца нам надо хоть из-под земли достать.

— Между прочим, — вмешался Серафимьо, — не могли бы вы просветить меня насчет небезызвестной де Какадур. Кем она была?

— Одной из любовниц Барона, естественно, — сказал Майор.

— А редкострахус откуда? — не унимался Серафимьо.

— Привезенец с Борнео, — вполголоса сказал Антиох. — В пузыре со льдом. Соиссм был кроха тогда, от горшка два вершка. Странноватая зверушка. Я-то думал, он давным-давно ласты склеил, ан нет, только сейчас. Ну до чего же живучие твари, редкострахусы, хоть житуха у них и не мед... Никак не просеку, какого черта мой предок околачивался в окрестностях Байонны?

— Вот где собака зарыта! — хлопнул себя по лбу Серафимьо, никогда не отличавшийся сообразительностью. — Выходит, тот старпер, попрыгунчик...

— И есть Барон д'Элда! — подтвердил его догадку Майор. — Оченно хотелось бы повидаться с ним еще разочек, и поскорей.

Между тем Серафимьо озабоченно чесал в затылке.

— Вас пугают предстоящие расходы? — как можно вежливей спросил Антиох.

— Пальцем в небо! — отпарировал Серафимьо. — Однако я просто обязан уведомить вас, что мою мать звали в девичестве Катриной ван ден Буик... Она приходилась ему сестрой...

— Сын сестры врага моего отца! — закипел Антиох. — Да я ж его щас этими вот руками приканапыжу!

— Ой-ой-ой! — разохался Серафимьо. — Какой он там враг... Он ему вовсе не докучал... так, по мелочи... когда из ма-ох-ох-охонького ястребителя тра-та-та... ой-ой-ой... сделал ноги дядька мой...

От ужаса у него поехала крыша и он заболел недержанием мочи.

Правдивые глаза Антиоха метали зеленые огневицы, а в его черепной коробке зашебуршились демоны. Он выбросил руки вперед, скрючил пальцы и схватил Серафимьо Альвабреда за горло. Затем оттопырил левый указательный палец и воткнул ему в глаз, и этот же палец — во кошмарики! — вылез из соседней орошм. Держа таким образом бедолагу за носовую перегородку k;ik ta естественную ручку, когтями правой руки он ра юрвал ему живот, затянул морским узлом брюшную пенно и напоследок ободрал кожу с ягодиц.

Наконец одним рывком он вырвал с корнем пятую конечность Альвабреда, запихнул ему в хохотальник и зафин-тифлюшил трупак к едрене фене... Тело усопшего упало на спину, и со стороны могло показаться, что он лежит себе полеживает с сигаркой во рту. Душерв ЩИрающЙе вокализы мученика долго отдавались ЭХОМ в ушах Майора, тихо, но методично метавшего харч в китайскую вазу.