Только спустя, наверное, час в лесу снова послышался какой-то шорох. Мое воображение так часто подводило меня, что я и глаз не поднял. Но Сьюзен испуганно вскрикнула, и я вскочил на ноги. За костром возник какой-то высокий серый образ, вокруг которого образовалось бледное свечение.

— Не бойтесь, — произнес голос, который был мне знаком. — Это я — Отто Зоберг.

— Доктор! — вскричал я и поспешил ему навстречу.

Впервые в жизни я почувствовал, что это мой друг. Наши расхождения во взглядах, натянутые некогда отношения — все превратилось в ничто в сравнении с угрозой, которой мы противостояли, к тому же он считал меня невиновным в убийстве.

— Как вы? — заговорил я, крепко пожимая ему руку. — Говорят, вы пострадали от гнева толпы?

— А, ничего серьезного, — заверил он меня, — Только это. — И он дотронулся указательным пальцем до глаза. Я увидел, что глаз был наполовину закрыт, а под ним вздулся синяк. — Это один горожанин, который умеет быстро размахивать кулаками, но туго соображает. Он ответит за это.

— Отчасти это моя вина, — сказал я. — Как я понимаю, вы ведь пытались мне помочь, когда это случилось.

За его спиной снова послышался какой-то шорох, и на поляне показались еще две тени. Я узнал судью Персиван-та, который кивал мне из-под своей широкополой шляпы, сверкая глазами. Другого человека, угловатого, с соколиным лицом и рукой на висящей повязке, я тоже раньше видел. Это был констебль О'Брайант. Я заговорил с ним, но он смотрел мимо меня, очевидно ничего не слыша.

Доктор Зоберг увидел, что я озадачен, и обернулся к констеблю. Щелкнув своими длинными пальцами перед его крючковатым носом, он громко свистнул. О'Брайант вздрогнул, что-то проворчал, потом огляделся, точно его только что грубо разбудили.

— Что такое? — угрожающе произнес он и потянулся к кобуре.

Потом его взгляд остановился на мне, и он с проклятием вытащил револьвер.

— Полегче, констебль! Полегче, — успокоил его судья Персивант, схватив руку О'Брайанта за запястье. — Вы забыли, что я показывал вам, почему мистер Уиллс невиновен.

— Я забыл, зачем мы вообще здесь, — отрезал О'Брайант, оглядываясь. — Я что, выпивал, что ли? Я ведь говорил, что никогда…

— Я вам объясню, — сказал Зоберг. — Судья встретил меня в городе, и мы вместе пришли навестить вас. Помните? Вы сказали, что хотели бы отомстить за смерть брата, и пошли с нами. Потом, когда вы замешкались на самом краю Рощи Дьявола, я загипнотизировал вас.

— Да? И как вы это сделали? — недовольно проговорил офицер.

— Взглядом, словом, движением руки, — ответил Зоберг, сверкая глазами. — Тогда вы перестали возражать и пошли с нами. — Персивант похлопал О'Брайанта по здоровому плечу. — Садитесь, — предложил он, показывая на корень дерева.

Все пятеро расселись вокруг костра, точно приехавшие на пикник, а не на схватку с неуловимым чудовищем. По настоянию Сьюзен я рассказал о том, что произошло после того, как судья Персивант покинул нас. Все слушали с живым вниманием, при этом констебль время от времени ворчал, судья прищелкивал языком, а доктор Зоберг молчал.

Но именно Зоберг произнес первые слова, после того как я закончил.

— Это объясняет многое, — сказал он.

— Ничего это не объясняет, — проворчал О'Брайант.

Зоберг улыбнулся ему и обратился к судье Персиванту:

— Ваша эктоплазмическая теории о ликантропии — как вы объяснили мне ее — чрезвычайно интересна и, думаю, имеет право на существование. Можно я добавлю к ней немного своих наблюдений?

— Каких именно? — спросил судья.

— Эктоплазма, как вы утверждаете, создает оборотня, формируясь на теле медиума. Но, согласно наблюдениям многих людей, не эктоплазма ли способна полностью отделяться и формировать совершенно самостоятельное существо? Оно, как вы предполагаете, может быть звероподобным. Алджернон Блэквуд, английский писатель, автор психологических рассказов, почти намекает на это в одном из своих рассказов о Джоне Сайленсе. Он описывает астральную особь, принимающую образ и угрожающую насилием, пока ее физическое тело спит.

— Я знаю этот рассказ, о котором вы говорите, — согласился судья Персивант. — Кажется, он называется "Лагерь собаки".

— Очень хорошо. Быть может, пока тело мисс Сьюзен пребывало в трансе, будучи надежно прикреплено наручниками между Уиллсом и мной…

— Ну вот! — воскликнула Сьюзен. — Значит, это была все-таки я.

— Нет, это точно были не вы, — быстро проговорил я.

— Да нет же, я! И пока я была с вами в доме судьи, часть меня встретила брата констебля в лесу.

И она диким взором оглядела нас всех.

— Но с таким же успехом это могла быть и часть меня, — возразил я.

О'Брайант внимательно посмотрел на меня, как бы ища подтверждения этому предположению. Но Сьюзен покачала головой:

— Нет, ибо кто из нас ответил на зов того существа?

И она в сотый раз со страхом посмотрела в сторону кустов по ту сторону костра, откуда давеча раздался призывный вой.

— Внутри меня, — невесело проговорила она, — есть нечто, что может высвобождаться, принимать вид зверя-демона и действовать соответственно, например убить моего любимого отца… — Голос девушки дрогнул.

— Прошу вас, — мягко перебил ее судья Персивант, — вы не должны брать на себя ответственность за то, что произошло. Если эктоплазма, которую вы породили, и приняла образ убийцы, то дух, скорее всего, явился извне.

— Как это может быть? — жалостливым голосом спросила она.

— А как Марта Беро источала эктоплазму, которая превращалась в мужчину с бородой? — Персивант посмотрел на Зоберга. — Доктор, вы наверняка знаете о сеансе Бьена Боа, о том, как материализовавшееся существо говорило на арабском, тогда как медиум, француженка, практически не знала этого языка.[20]

Зоберг подпер подбородок рукой. Его соединившиеся брови ощетинились еще больше, ибо он наморщил лоб, усиленно размышляя.

— В каждом из нас тысяча личностей, — произнес он нравоучительно, если не сказать — в утешение. — Как мы можем исключить их всех, да хотя бы даже одну?

О'Брайант мрачно заметил, что весь этот разговор слишком учен, для того чтобы его понимать или получать от него удовольствие. Он, однако, выразил надежду, что этот случай никогда не будут связывать с мисс Сьюзен Герд, которую он знал и любил с младенчества.

— Этого никогда не будет, — убежденно сказал Зоберг. — Ни один суд или присяжные не осудят ее на основании, которое мы выставляем против нее.

Осмелился высказать свое мнение и я:

— Пытаясь доказать, что Сьюзен — оборотень, вы забываете, что что-то еще бродило вокруг костра, но мы это не разглядели!

— Ага, не разглядели! — воскликнул Зоберг. — Это значит, вы не уверены, что видели что-то на самом деле!

— Или хоть было ли что-то вообще, — добавила Сьюзен так неожиданно и убежденно, что я — не знаю, как другие, — вздрогнул.

— Что-то все-таки было, — настаивал я. — Я слышал это.

— Вы решили, что услышали какой-то звук за деревом, — напомнила мне Сьюзен. — Посмотрели, а там ничего нет.

Все уставились на меня, точно строгие взрослые на непослушного ребенка. Я ответил довольно нелюбезно, что мое воображение не лучше, чем у них, и что меня не легче запугать. Судья Персивант предложил осмотреть близлежащий лес, чтобы отыскать возможные улики.

— Хорошая мысль, — одобрил констебль О'Брайант. — Земля сырая. Можем найти следы.

— Тогда вы оставайтесь здесь с мисс Сьюзен, — сказал ему судья, — а мы осмотрим все вокруг.

Мрачный констебль покачал головой:

— Не торопитесь, мистер. Какие поиски без меня? К тому же мне нужно разобраться с тем, кто убил моего младшего брата.

— Но у нас только три фонаря, — заметил судья Персивант. — А без них мы не можем: свет — наше лучшее оружие.

Зоберг снова заговорил. Довольно неуверенно он заявил, что будет рад остаться со Сьюзен. Все с этим согласились, и трое из нас приготовились к поискам.