Степан заставил себя выбросить из головы досужие рассуждения и вернуться к реальности. А реальность была такова: во все стороны простиралось болото, километров на пять, не меньше, а за ним жиденький лес. Гнилостное озерцо плескалось у самых резиновых кед-кроссовок, с небес таращилась луна.

«Будем исходить из позитивных предположений, – сказал он себе. – Допустим, что ты каким-то образом оторвался от погони, но у тебя от переживаний случилась легкая амнезия. Здесь помню, а здесь, пардон, нет. Что бы ты посоветовал тому, кто оказался в подобной ситуации? Правильно! Поскорее найти врача. Другими словами, выйти к людям и далее – по обстоятельствам».

Местность была безвидна и пустынна. Ни тебе проводов, ни высоковольтных вышек. Ко всем прочим «радостям» добавлялся волчий далекий вой. Степан сложил ладони рупором и завыл на луну. В ответ отозвалась пара звериных глоток.

«Тайга-а-а, – ухмыльнулся он, – дошаманился».

Откровенно говоря, Степан понятия не имел, что делать, а о том, чтобы выяснить, кто виноват, вопрос и вовсе не стоял.

Спортивный костюм по каким-то таинственным причинам превратился в убогое вретище. А в правой руке Степан с удивлением обнаружил изрядный клок черных волос. Эти волосы, явно женского происхождения, очень его озадачили.

Нет, конечно, в порыве страсти можно и не такое выкинуть. Но чтобы – такое!!! И с кем?.. Хоть убей!

Последняя женщина, с которой он общался, была Светка. Особа весьма милая и аппетитная, но никак к скальпированию не располагающая. Кроме того, место их уединения совершенно не подходило для любовных утех. Кроме того, утехи, если все же их предположить, отдавали бы садо-мазо, к чему Степан никогда склонен не был. Хотя, конечно, пережитый стресс, кто его знает…

Между тем природе не было ни малейшего дела до Степана. С природой происходило что-то странное. Луна за какую-нибудь четверть часа перемахнула с одной половины неба на другую, лягушки в унисон с волками устроили настоящий концерт, и, в довершение ко всему, в болотных недрах заворочалась огромная недовольная змея…

Кочки пришли в движение. Вокруг Степана завихрился странный водоворот. Одним краем он проходил по болоту, захватывая яму-воронку, а другим – заступал на озерную гладь, бурля и пеня ее. Водоворот с каждым мгновением вращался все быстрее, смещаясь в сторону озера, но неким странным образом обходя Степана. Будто огромный миксер, он сбивал во что-то единое болотную жижу и озерную воду.

Вот яма сползла в озеро, завертелась буравчиком и ушла на дно. Вот озерная вода кинулась в образовавшийся в болоте ров. В озере появилась воронка. Она все расширялась и расширялась. Наконец она стала настолько широкой, что Степан увидел ее внутреннюю поверхность.

Казалось, что сверкающая в лунном свете вода не кружится с огромной скоростью, а стоит сплошной неприступной стеной. Она излучала холодный, безжизненный свет, словно зеркало, подставленное лунному лику. По зеркальной поверхности скользило едва различимое крестообразное пятно. Оно было светлым, почти таким же, как поверхность воды, но отражало свет как-то иначе.

Пятно стремительно неслось ко дну. Оборот, еще оборот, еще… Вот оно пропало из поля зрения, вновь выскочило и тут же решительно нырнуло. Воронка сомкнулась.

На мгновение воцарилась мертвая тишина, даже ветер стих. Потом из озера вдруг поднялся водяной столб, бросился на берег и рассыпался на границе с болотом, исторгнув из своего чрева парнишку лет восемнадцати. Так вот, значит, что это был за крест! Степан подхватил тело под мышки и оттащил от воды.

«Утопленник» был одет в домотканую рубаху, украшенную затейливой вышивкой, и домотканые же штаны. Его босые ступни, кисти рук и лицо были столь бледны, с характерным синюшным отливом, что Степан заключил: бедняге уже не поможешь. Но ошибся.

Парнишка вдруг застонал, перевернулся на спину, приоткрыл глаза, мутным взором посмотрел на Степана. Белбородко надавил пальцами чуть левее виска, помассировал точку. Быстро растер кожу над бровями, размял ушную раковину, помассировал каждый палец на руках, не забыл и про запястья. «Утопленник» постепенно приходил в чувства – заклацал зубами от холода, залопотал. Впрочем, залопотал как-то невнятно, неимоверно коверкая слова на древнеславянский манер.

– Эк тебя, парниша, угораздило… – пробормотал Степан.

Схватил «утопленника» под мышки и поволок прочь от озера, в сторону леса. Над болотом разносился истовый волчий вой…

Корней Иванович Чуковский был совершенно прав насчет болота и бегемота. Степан эту нехитрую истину прочувствовал всем своим нутром, до последнего потроха! Спасенный цеплялся ногами за кочки, ветви немощных кустов, норовил съехать в сторону от избранного маршрута и увязнуть в трясине. Идею взвалить его на спину и таким образом транспортировать Степан сразу же оставил – болото не асфальтовая дорога, может и не сдюжить.

Через какой-нибудь час способность рассуждать логически исчезла окончательно. Он плелся по направлению к лесу и волочил за собой «утопленника». Мозг погрузился в ватное отупение – ни одной законченной мысли, лишь обрывки да мимолетные образы. На периферии сознания Степан отметил, что как раз оттуда, куда он направляется, раздается волчий вой, но направление не изменил, а почему-то развеселился.

Волки, болото, дурковатый парень, коверкающий «великий и могучий», отсутствие признаков современной цивилизации, водовороты, луна, летающей тарелкой скользящая по небу, – все это создавало ощущение какой-то гигантской мистификации.

– Мы поедем, мы помчимся на оленях утром ранним, – совершенно идиотски ухмыляясь, замурлыкал Степан, – и отчаянно ворвемся прямо в тра-ля-ля зарю. – И козлиным образом подпрыгнул, на манер саксофониста, выдавшего особенно заковыристую импровизацию. – Вау!

Но аплодисментов не последовало, видимо, болотные духи недолюбливали советскую попсу. Степан оступился и полетел в болотное «окно», провалился по грудь. Он повис над бездной, судорожно вцепившись в запястья «утопленника».

Степан попытался подтянуться, но парень был значительно легче, и тело поползло в сторону «окна». «А что, если отпустить руки? – подумал Белбородко. – Когда во сне умираешь, всегда просыпаешься». Но рисковать не хотелось. Он чуть подтянул «утопленника», перехватил руки повыше.

– Эй, друг, может, очухаешься? – Ни малейшего результата, придется выкручиваться самому.

Для того чтобы выбраться из болотного окна, обычно используют посох, но посох как раз отсутствовал. Не захватил Степан с собой посоха, вот какая беда! И рации портативной, чтобы вертолет вызвать, и надувной подводной лодки… Ох, ё…

«Чем психовать, лучше утопись, – посоветовал он себе, – разожми пальчики, и бултых на дно. А если не хочешь, то успокойся и думай. Времени мало – еще несколько минут, и тело сведет судорогой, тогда – все».

Он поднял глаза на «утопленника». Нет, слишком тощий, руки как плети. Если потянуть еще, то последняя надежда свалится в болотную яму, утонет в прямом и переносном смысле. А что, если развернуть тело боком? Тогда, пожалуй, можно будет, оперевшись о бедро и грудную клетку, сделать некое подобие «выхода силой». Правда, у импровизированного «турника» может пострадать парочка костей, но, как говорится, такова селяви. В конце концов, без него, Степана, парень все равно не имеет шансов на спасение.

Вокруг болотного окна бугрились кочки. Опереться на них нельзя – бугорок просто провалится под сильным нажимом, и точка опоры уйдет. А вот использовать для балансировки, пожалуй, удастся. Степан отпустил правую руку и стиснул облюбованную кочку. Левой он легонько, под углом, потянул «утопленника». Тело нехотя подалось. Вновь потянул, меняя угол. Тело еще немного развернулось.

Степан совершенно потерял чувство времени. Остались только он, эта кочка и парень, лежащий на условно твердой поверхности. Наверное, нечто похожее испытывает сапер, обезвреживающий мину. Одно неверное движение – и прощайте, злачные пажити. Степан изо всех сил старался не торопиться, он полностью сосредоточился на самом действии, отбросив сомнения, мысли и страх.