– И после того, как я отдам вам саквояж, вы меня отблагодарите стилетом или пулей, – сказал Бестужев. – Я не вчера родился.

– Возможно, в другое время с другим человеком я бы так и поступил, – серьезно сказал Кавальканти. – Но так уж счастливо для вас оборачиваются дела, что вы имеете шанс не просто выжить, а разбогатеть. Проще говоря, вы меня вполне устраиваете как компаньон по некоей… по некоему предприятию. У меня здесь есть несколько человек, они надежные исполнители, вполне дисциплинированы и смелы… но, признаться, довольно примитивны. Вы – совсем другое дело. Вы повыше их на голову. Мне не хватает как раз таких сотрудников. Вы отдаете саквояж и участвуете на равных в моем предприятии – откуда вытекает, что и доля вам достанется неплохая, я не обижу. Речь идет о нешуточных ценностях…

– Что вы имеете в виду?

Небрежно, непринужденно оглянувшись и убедившись, что их никто не слышит, Кавальканти понизил голос:

– Вы предлагали играть с открытыми картами? Я согласен. Я открою карты полностью – потому что, сами понимаете, после этого у вас просто не будет обратной дороги… Я намерен ограбить этот великолепный корабль. Боже мой, что за безграничное удивление отразилось у вас на лице… Я не сошел с ума, Иоганн. Все продумано до мелочей. Я от вас ничего не буду скрывать, нет нужды. Либо вы присоединитесь к нам и отдадите саквояж, либо через самое короткое время окажетесь за бортом, в ледяной воде, причем заранее будут приняты меры, чтобы вы уже не смогли позвать на помощь… Поверьте, это не так уж трудно сделать…

– О чем же все-таки речь?

Кавальканти наклонился к нему, еще более понизил голос, лицо его при этом оставалось спокойным и беззаботным:

– На этом корабле, Иоганн, плывет несколько сотен денежных мешков, миллионеров, крезов, набобов… И в багаже у них превеликое множество ценностей. Так вот… В трюме, в одном из бункеров, горит уголь. Еще с Шербура. В обычных условиях это не представляло бы никакой опасности, корабль вполне успеет в Нью-Йорк, где пожар потушат. Но когда я об этом узнал, то понял, что здесь саквояж принесет гораздо больше пользы, чем в Штатах, где мы его первоначально намеревались использовать. Мой человек взорвет бомбу в том самом бункере. Кораблю это нисколечко не повредит, но пожар, как бы это выразиться, перейдет в несколько другое качество. Капитану доложат нечто не вполне соответствующее действительности: ему поклянутся всеми святыми архангелами: повреждения настолько необратимы и опасны, что «Титаник» потонет самое большее через три четверти часа. У меня есть такой человек… и капитан его послушает. Каковы будут его дальнейшие действия, Иоганн?

Почти не раздумывая, Бестужев сказал:

– Он немедленно начнет высаживать пассажиров в шлюпки.

– Вот именно. Все будут считать, что времени крайне мало – а значит, помянутые господа миллионеры будут собираться в страшной спешке. Кое-какие драгоценности, конечно, рассуют по карманам и сумочкам, но все равно, в первую очередь будут думать о собственной шкуре. В каютах, в багаже первого класса останется столько, что всем нам хватит на всю оставшуюся жизнь – экий невольный каламбур получился… Нам будет способствовать дикая паника, которая обязательно разыграется, когда станет окончательно ясно, что шлюпок на всех не хватит. Работать мы все сможем спокойно, без помех и преград – первый класс усадят в шлюпки в первую очередь, каюты опустеют, а прочие пассажиры сюда ни за что не сунутся – с чего бы вдруг? Они будут толпиться на палубах в поисках спасения…

– Ну, а потом? Когда станет ясно, что корабль не тонет?

Кавальканти пожал плечами:

– Легче легкого. По радиотелеграфу, конечно же, «Титаник» будет призывать на помощь другие суда, и они очень быстро появятся – я намерен все осуществить, когда до американских берегов останется сотня миль, не больше, чтобы оказаться в районе самого оживленного судоходства. Корабль не тонет? Прекрасно! Но мы-то, напуганные происшедшим, откажемся продолжать путь на нем… в чем вряд ли кто-либо будет нам препятствовать. Вместе с нашими саквояжами и чемоданами – с крайне интересным и дорогостоящим содержимым – мы попросту перейдем на борт одного из пришедших на помощь кораблей. Кто в этих условиях станет обыскивать наш багаж, вообще нас в чем-то подозревать? Ну а когда мы окажемся в Нью-Йорке, уличить нас будет чрезвычайно трудно: все обнаружится, когда мы будем вне пределов досягаемости судовых властей. Кто заподозрит именно нас? С чего бы вдруг? Искать в первую очередь будут среди плебейской публики второго и третьего классов, которая наверняка в суматохе прорвется со своих нижних палуб… Ну и, наконец, я придумал нечто вроде страховки. Одна из шлюпок на талях приведена в негодность… точнее, ее спусковые приспособления приведены в такое состояние, что моряки ни за что не смогут ее спустить на воду. И только мой человек знает, как это можно достаточно быстро исправить. Эта шлюпка будет в полном нашем распоряжении. Все предусмотрено, как видите. Добыча ожидается богатейшая. Теперь понимаете, насколько я к вам добр? В чем предлагаю вам участвовать?

– Это похоже на авантюрный роман… – покачал головой Бестужев. – Чересчур фантастично…

– Если вы немного поразмыслите, придете к выводу, что во всем этом нет ничего фантастического. Испокон веков в дорогих отелях кормились многочисленные воры. Я просто-напросто творчески развил эту идею, придав ей масштабность и размах…

Бестужеву пришло в голову, что его собеседник прав – и уж никак не болен психически. В самом деле, это предприятие казалось безумным и фантастическим только на первый взгляд. На деле же все могло обернуться именно так, как обрисовал итальянец: торопясь спасти жизнь, пассажиры первого класса оставят в каютах и в багаже немало ценностей, группа решительных, проворных людей успеет за считанное время набрать немало… и кто потом заподозрит именно их? А если и заподозрит, они уже растворятся на американском континенте, где у них наверняка немало дружков и сообщников, то бишь товарищей по партии. Ограбление века, а? До чего умен мерзавец…

– Итак? – спросил Кавальканти совершенно спокойно. – Теперь вы знаете все. И дорога у вас только одна… вообще-то их две, но я ни на миг не допускаю, что столь сообразительный человек, как вы, обладатель довольно специфической профессии, выберет другую… Я вас ничуть не подозреваю в высокой моральности. Я сам этого интересного качества, каюсь, лишен напрочь. Ну, а то дело, которым вы здесь занимаетесь… Насколько мне понятно, вы его провалили, ничего не добившись… Ну? У вас минута на размышление, Иоганн. Думайте…

Бестужев думал о своем. Все складывалось просто прекрасно – не для международного авантюриста Иоганна Фихте, а для ротмистра Отдельного корпуса жандармов Бестужева. Не было нужды разыскивать Кавальканти по всему первому классу – вот он собственной персоной, сидит напротив, инспектор тут же, неподалеку, вдвоем они без труда возьмут этого прохвоста, одной заботой меньше…

– Итак? – спросил Кавальканти все тем же небрежным тоном.

– Послушайте… – сказал Бестужев. – Но где все же гарантии? Что вам помешает, получив саквояж…

Кавальканти развел руками:

– Дружище, согласитесь, не могу же я дать вам письменные гарантии, заверенные юристом? Вообще-то есть здесь один оборотистый юрист, и вы его знаете… но к чему его впутывать в наши дела? Я оказал ему некоторые услуги, но теперь он сам по себе, а я сам по себе, ни к чему ему знать о наших делах… Да и какие в такой обстановке могут быть письменные гарантии? Придется вам верить мне на слово, старина. Честное слово, вы меня вполне устраиваете, как сообщник, из этого и будем исходить. Соберите весь ваш житейский опыт, всю вашу практичность и поймете, что мне стоит верить… А выбора у вас все равно нет, – закончил он с самой что ни на есть обаятельной улыбкой.

Бестужев опустил голову. Какое-то время он старательно изображал человека, охваченного нешуточным внутренним борением, потом поднял глаза и выдохнул с азартным видом игрока, поставившего все на карту: