Тем не менее, самоубийство или бегство Говорухина должно было стимулировать интерес полиции к его друзьям и знакомым: что бы ни случилось лично с ним, но он, так или иначе, имел подозрительные связи, а бегство или самоубийство усиливало уверенность в том, что он старался вывести из-под удара какое-то готовящееся преступление.
Когда же выяснилось, что террористическое письмо написано Андреюшкиным – по-видимому установленным соратником исчезнувшего Говорухина, то в этот момент пасьянс у полиции окончательно сошелся – все, казалось бы, стало ей ясно, и она должна была приступить к энергичным действиям. Кстати, не исключено, что Андреюшкин, вслед за Ульяновым, был указан еще самим Говорухиным в порядке передачи информации, которую предатель был вынужден поставлять полиции в самые последние дни своего пребывания в столице (с санкции Лукашевича или без нее – вот что интересно!).
Получилось так, что исчезновение в данный критический момент соглядатая внутри террористической организации вполне компенсировалось идеальной службой наружнего наблюдения, предельно четко разыгравшей свою роль. Но тут же полицейское начальство совершило еще одну ошибку, в которой было почти что не повинно.
Арест террористов был приурочен к юбилею – к 1 марта; так, скорее всего, решило само полицейское начальство, считавшее, что располагает полной свободой при выборе этого момента. Ведь оно было уверено, что предварительного наблюдения за проездами царя террористы еще не предпринимали – а для специалистов, хорошо разбирающихся в тактике и технике террора, это было бесспорно необходимым условием террористического успеха. Очевидно, полиция изначально считала, что пока что – 28 февраля и 1 марта – имеет дело только с группой наблюдателей-разведчиков, и поэтому можно не спешить с их ликвидацией. Выбор для ареста именно 1 марта был, скорее всего, просто конъюнктурно обусловлен, чтобы подчеркнуть превосходство нынешней полиции над предшественниками, проспавшими, как считалось по версии, закулисно гулявшей по коридорам власти, прежнее цареубийство 1 марта 1881 года.
Возможно, однако, что оперативный разбор результатов наблюдения заставил экспертов изменить первоначальное мнение и ускорить задержание.
То, что арестованные были вооружены бомбами, стало для полиции полной неожиданностью: оказалось, что целых два дня бомбисты свободно разгуливали по улицам столицы и могли беспрепятственно убить кого угодно – включая и разъезжавшего в эти дни царя!
Вот это был скандал – так скандал!
Завершим разбор этой истории чисто гипотетическим предположением о том, как Лукашевич мог избежать смертной казни.
Поставив себя на его место в феврале 1887 года, автор этих строк поступил бы следующим образом: получил бы от уезжающего Говорухина полные письменные показания о его сотрудничестве с полицией (называя конкретные имена полицейских и прочие подробности) и о том, что Говорухин исчерпывающим образом информировал последнюю о готовящемся цареубийстве (неважно – полностью ли это соответствовало истине!), а потом передал бы эти бумаги верным сообщникам, распорядившись опубликовать все это за границей в случае его, Лукашевича, насильственной смерти (требовать себе от царских властей полного освобождения было бы все-таки при данных обстоятельствах легкомысленно и несерьезно). Поделившись вовремя этой информацией с властями – во время следствия или суда, можно было полностью, на наш взгляд, гарантировать себя и от казни, и от разных неприятных сюрпризов во время каторжного заключения.
Спрятанный же за границей Говорухин, готовый публично подтвердить такую информацию, тем более был гарантом того, что такой шантаж имел все шансы на успех. В этом и мотив того, что Говорухин, покаявшийся перед Лукашевичем, был заботливо отправлен за границу, а не в лучший из миров, как того требовала тогдашняя революционная этика.
По этой же причине Говорухин должен был оставаться в распоряжении сообщников Лукашевича вплоть до того времени, пока последний находился в распоряжении царских властей, практически получилось – до 1905 года. Никаких степеней свободы Говорухин не имел – иначе был бы беспощадно разоблачен как провокатор и предатель.
Если наше предположение недалеко от истины, то Лукашевич должен был иметь (вероятно – в лице Виленской организации) очень влиятельных и надежных сообщников!
Рассказанная история имеет поистине глобальное, эпохальное значение. Ее итогом стало то, что оба обманутых – русский царь и германский канцлер – полностью перестали доверять друг другу, а последний, настолько обманутый, что даже не понял мотивов возникшего отчуждения, окончательно принял на вооружение совершенно порочную идею, что русским никогда и ни в чем невозможно доверять, коль скоро они якобы беспричинно способны на абсолютно непрогнозируемое вероломство. Эту порочную идею Бисмарк постарался позже оставить по наследству своему выученнику Вильгельму II.
Несколько мальчишек-поляков (хотя не исключено, что они пользовались советами и более умудренных лиц) оказались компетентнее, чем высшие руководители России и Германии.
Мало того, чрезвычайно важную роль сыграл возникший прецедент: коль скоро в политическом строю надолго сохранился несомненно посвященный во все тонкости происшедшего Юзеф Пилсудский (к тому же непрерывно поднимавшийся по иерархической лестнице реальной политики), то, возможно, именно от этой истории и танцует замысел грандиозного обмана, приведшего к началу Первой Мировой войны.
Объектами обмана оставались те же стороны, только сменившие первых лиц во главе: места Бисмарка и Александра III заняли соответственно Вильгельм II и Николай II, идейными стремлениями и предрассудками в значительной степени наследовавший своему отцу. Главные же закулисные деятели 1914 года вполне могли быть посвещены в подробности «цареубийства» 1887 года тем же Пилсудским!
О кануне Первой мировой войны нам уже случалось рассказывать: «Лидер Партии социалистов-революционеров В.М.Чернов свидетельствует[190], что в январе 1914 года в Париже, в зале Географического общества, Ю.Пилсудский сделал доклад, в котором сообщил, что в ближайшем будущем произойдет столкновение между Россией и Австро-Венгрией из-за Балкан, которое приведет к общеевропейской войне. В этой войне Россия потерпит поражение, а затем потерпят поражение и Германия с Австро-Венгрией от соединенных сил Англии, Франции и США, вступление в войну которых Пилсудский гарантировал. Из этого вытекал изложенный им план завоевания независимости Польши: на первом этапе войны поляки выступают на стороне Германии против России, на втором этапе – на стороне западных союзников против Германии.
План этот, как всем известно, был четко реализован и привел к полному успеху (хотя после двух фаз, предусмотренных Пилсудским, наступила и третья – война с воспрянувшей Советской Россией, в которой Польша едва вновь не утратила только что обретенную независимость /.../)»[191].
Заявление Юзефа Пилсудского в Париже вовсе не было ни бесцельным сотрясением воздуха, ни честолюбивой попыткой продемонстрировать собственную осведомленность – вроде детского: а что я знаю, а что я знаю!.. Это было четким приглашением к коллегам-революционерам объединиться в борьбе с царизмом для реализации провозглашенной теоретической схемы. «Чернов, к его чести, отказался от конкретных предложений поляков к сотрудничеству в рамках этого плана (хотя в 1917 году противники справа обвиняли его именно в пораженческих настроениях), но, не к чести для его проницательности, Чернов даже позже считал предвидения Пилсудского случайным выигрышем в лотерее...»[192]
