Такой эффект явно выходил за рамки первоначальных намерений капиталистов, и «заговор директоров» заиграл отбой. Вот тут-то и выявился его фактический глава.

3 января между Гапоном и Фуллоном состоялся телефонный разговор, в котором последний сообщил, что встретился с С.Ю.Витте и добился от него восстановления на работе одного рабочего и обещания восстановить еще двоих. Таким образом, в воздухе зависал вопрос еще только об одном уволенном, в связи с чем Фуллон и просил принять меры к предотвращению стачки. Вот чьи уши показались из-за спин заговорщиков-директоров! Витте вел себя так, как будто он и уволил рабочих, и от него одного зависело их восстановление на работе; так, по-видимому, фактически и обстояло дело.

К этому времени Витте уже почти полтора года пребывал в политическом загоне, занимая безответственный пост председателя Комитета министров и фактически не играя никакой крупной роли. Полгода как не было в живых Плеве, но с сентября 1903 года Витте не зря числил своим главным врагом уже самого Николая II – смерть Плеве ничего не изменила в личном положении Витте. Помимо царя, у Витте были и другие недоброжелатели; среди них – великий князь Сергей Александрович и министр юстиции Н.В.Муравьев. Но затянувшаяся бессмысленная война, противником которой еще до ее начала был Витте, постепенно повышала его политический рейтинг.

Только что, в начале декабря, Витте не решился поддержать инициативы Святополк-Мирского и Лопухина; здесь ему опять грозило столкновение с Сергеем Александровичем! Но, не решившись действовать открыто, Витте предпринял скрытый демарш: организовал «заговор директоров» и ожидал исхода обострения политической ситуации. Лично для него это было стратегически верно: революция 1905 года действительно выдвинула его на первую роль в правительстве, но какой ценой для России это было достигнуто!

Начало было таким же, как во время забастовки у Гужона в 1902 году; тогда Зубатов полностью контролировал ситуацию и прекратил стачку, когда счел нужным (точнее – когда Плеве заставил его это сделать). Теперь же события пошли по другому, но тоже хорошо известному сценарию – как в Одессе летом 1903 года; там зубатовцу Шаевичу, возглавлявшему забастовку, пришлось идти на все большую и большую эскалацию требований, чтобы не утратить контакт с продолжающими возбуждаться рабочими массами. В таком же положении очутился и Гапон.

В том же телефонном разговоре с Фуллоном он вынужден был заявить, что стачку остановить невозможно: рабочие, заведенные безуспешными переговорами о судьбе уволенных товарищей, требовали теперь все большего и большего. Их требования (например – законодательного введения восьмичасового рабочего дня) уже невозможно разрешить минутными переговорами и достижением компромисса.

3 января с утра встал Путиловский завод. 4 января к нему стали присоединяться другие предприятия. 6 января было нерабочим днем по случаю упомянутого выше Крещенского праздника, а 7 января забастовка стала всеобщей: остановился транспорт, погасли фонари, не выходили газеты – такого в столице империи действительно никогда не было!

4 января на одном из многолюдных собраний была провозглашена идея идти к царю с петицией. В следующие два-три дня она овладела всей рабочей массой. С одной стороны, это стало результатом воздействия революционной интеллигенции: несмотря на противодействие Гапона, несколько интеллигентов, прежде всего – супружеская чета С.Н.Прокоповича и Е.Д.Кусковой, сумели внедриться в актив «Собрания» еще в ноябре и, не торопя событий, исподволь проповедывали целесообразность присоединения рабочих к общей кампании петиций. С другой стороны, пушечный выстрел 6 января ни для кого секретом не был, и возникшую идею можно трактовать как демонстрацию доверия народа к своему царю. С этого момента события понеслись в темпе стремительного вестерна.

7 и 8 января реальность предстоящего шествия стала очевидной; в газетах всей Европы сообщалось, что революция в России назначена на 9 января. Пока что эта, прямо скажем, непростая ситуация целиком находилась в руках правительства и городских властей, но власти были сильно озадачены.

С 3 по 8 января прошла серия заседаний на различных уровнях, в хронологии и содержании которых трудно разобраться: позже все участники усиленно темнили, стремясь уменьшить собственную ответственность. Бесспорно одно: три крупнейших администратора (министр внутренних дел Святополк-Мирский, командующий округом и войсками гвардии великий князь Владимир Александрович и градоначальник Фуллон) со своими обязанностями не справились, ситуацию адекватно не оценили и нужных решений не нашли. Но необходимо подчеркнуть, что и они (как и Николай II) стали жертвами целенаправленной провокации.

Витте в происходивших событиях активной роли уже не играл и формально играть не мог: в его руках не было никаких механизмов исполнительной власти. Но его физиономия заинтересованного наблюдателя выглянула еще раз.

8 января по городу расклеили объявление:

«В виду прекращения работ на многих фабриках и заводах столицы, С.-Петербургский градоначальник считает долгом предупредить, что никакие сборища и шествия таковых по улицам не допускаются и что к устранению всякого массового беспорядка будут приняты предписываемые законом решительные меры. Так как применение воинской силы может сопровождаться несчастными случаями, то рабочие и посторонняя публика приглашаются избегать какого бы то ни было участия в многолюдных сборищах на улицах, тем самым ограждая себя от последствий беспорядка»[641].

Одновременно пронеслись слухи (вполне подтвердившиеся), что введенным в город войскам розданы боевые патроны. В связи с этим в редакции газеты «Сын Отечества» стихийно образовалась делегация, попытавшаяся предотвратить кровопролитие. В своих мемуарах тогдашний министр финансов и будущий премьер В.Н.Коковцов назвал ее сформировавшимся временным правительством; это было, конечно, далеко не так. В делегацию литераторов вошли: один из будущих основателей кадетской партии И.В.Гессен и его соратник Е.И.Кедрин, будущие лидеры народных социалистов А.В.Пешехонов и В.А.Мякотин, один из лидеров «Союза освобождения» и тоже будущий народный социалист Н.Ф.Анненский, старый участник земского движения К.К.Арсеньев, историки В.И.Семевский и Н.И.Кареев, известнейший М.Горький, а также рабочий Д.В.Кузин, присланный Гапоном для связи с либералами.

Делегация безуспешно пыталась попасть на прием к Святополк-Мирскому и беседовала с его заместителем генералом Рыдзевским. Последний уверял их в полной подконтрольности ситуации, в чем они, однако, усомнились. Затем они явились к Витте.

Витте уверял, что никаких мер принять не может, при них говорил по телефону со Святополк-Мирским, подтвердившим свой отказ принять делегацию. Витте демонстрировал доброжелательность и собственное бессилие. На прощание он рекомендовал им уговорить Гапона отменить шествие, что те безуспешно и пытались сделать. В этом совете Витте, возможно, был искренен: если когда-то раньше в мыслях и словах он жонглировал головами царя и Плеве, то в то же время был решительным противником такой бойни, как русско-японская война.

У каждого политика, как и у всякого человека, своя грань допустимого и недопустимого. В данном случае Витте умыл руки: он ничем не усугубил трагическую ситуацию, созданную по его инициативе, но не стал и прибегать к героическим усилиям во избежание кровопролития. Позже он усиленно поливал грязью за происшедшее Святополк-Мирского – своего признанного прежнего политического соратника.

Гапон, между тем, с удовольствием вошел в роль народного вождя. Идея подачи петиции захватила его. Воображение рисовало перед его мысленным взором толпы рабочих, среди которых он лично вручает петицию о нуждах народа самому царю. Такая ситуация, произойди она на самом деле, действительно возносила его на роль чуть ли не второго лица в империи – было о чем мечтать, было что отстаивать. Поэтому 7 и 8 января Гапон предпринял максимум усилий к тому, чтобы добиться одобрения властей и иметь возможность реализовать свою мечту.