— Вашего друга так и не нашли.

— Нет, не нашли.

— Что я могу для вас сделать, Джек?

— Раньше ваша информация была на вес золота. Вот я и подумал: не мог бы я воспользоваться вашей помощью сейчас?

— Если это не противоречит воле Господа.

— Все еще веруете, да?

— Да, Джек, и Господь тоже в вас верит.

— Рад слышать.

Я рассказал ему про убийства тинкеров. Он спросил:

— Полиция не хочет этим заниматься, верно?

— Именно поэтому я вам и звоню. Сможете помочь?

— Оставьте номер вашего телефона. Я попробую порасспросить кой-кого.

— Великолепно, но постарайтесь не подставляться.

— Мне Господь поможет.

Клик.

Я пил виски «Робин Редбрест». Господи, вот уж воистину воспоминание о пятидесятых. Мой отец выпивал рюмку под рождественский пирог. Видит Бог, поскольку его пекла моя мамаша, вы нуждались в любой возможной поддержке. Он был хорошим человеком. Мать и тогда была стервой, такой и осталась. Я слыхом не слыхивал о ней ничего вот уже больше года. Может, она умерла. Она обожала мое единственное достижение — то, что я оказался неудачником. Имея такого сына, она могла демонстрировать свое терпение. Эта женщина была рождена, чтобы стать мученицей, но исключительно при наличии зрителей. Платите и смотрите.

Мое увольнение из полиции, мое пьянство, моя неудавшаяся жизнь — большего ей нельзя было желать. Черт, чего это я завелся? Я взял телефон и позвонил Кики. Номер я знал наизусть.

— Это Джек.

— Джек, как твои дела? Почему ты не звонишь? Когда я могу приехать?

— Слушай, сбавь обороты. Я в порядке… Скучаю.

— Так я могу приехать?

— Разумеется, но подожди пару недель.

— Почему, Джек?

— Из косметических соображений.

— Не понимаю.

— Слушай, у меня хорошие новости. Есть дом и работа.

— Но, Джек, ты же знаешь, мне необходимо собственное пространство.

Мне хотелось крикнуть: «Если тебе нужно собственное пространство, какого хрена тащиться в Ирландию?»

Но я сдержался, лишь сказал:

— Побудешь здесь несколько дней, пока не акклиматизируешься.

— В Ирландии настолько все по-другому?

— Уж поверь мне, я после пятидесяти лет все еще привыкаю.

— Так я могу приехать через две недели?

— Наверняка.

— И… Джек, ты меня любишь?

— Конечно.

— Я тоже тебя люблю.

Я положил трубку и задумался о разговоре. Нет, я ее не любил. Соврал, а виновато виски.

В то утро, когда я получил новые зубы, я был счастливым частным детективом. Помните «Дайер стрейтс»? Все у них шло хорошо, они играли разную музыку. Что своего рода подвиг. Потом леди Ди объявила, что они — ее самая любимая группа, и все. Sayonara, ребятки. Теперь они сравнялись с «Дюран-Дюран», и возврата уже нет. «Легкие деньги» звучало именно так, как и должно было — самоуверенно. Как многие рок-звезды, Марк Нофлер отдал дань скромности в «Парни с Нотинг-Хилл». Да, мы простые парни. Группа спустила себя в обыкновенный унитаз. Я думал об этом, чтобы отвлечься, пока зубной врач надевал мне новые коронки. Он сказал:

— Надо будет немного к ним привыкнуть.

— Как к новой Ирландии.

Он улыбнулся и назвал цену. Я продолжил:

— Бог ты мой, а не могу я взять их в аренду, как вы думаете?

Он не оценил шутку.

Пока я шел по Шоп-стрит, я все время улыбался, чтобы показать зубы. Шон, бывший когда-то владельцем паба, все еще занимал добрую половину моего сердца. Он тоже был убит. Из-за меня. При этой мысли я перестал лыбиться. Когда я добрался до Хидден Вэлли, меня на кухне ждал Трубочист. Я сказал:

— Пожалуйста, не стесняйтесь, заходите в любое время, совсем не обязательно предупреждать о приходе по телефону.

Он хмуро взглянул на меня и сказал:

— Новые зубы?

Я сверкнул всей челюстью. Он кивнул и спросил:

— А как яйца?

— Опухоль спала.

Снова кивок

— Я не имел в виду ваш комплект.

— А, вы это метафорически спросили. Отдайте мне мой кокаин, и я выйду сражаться против легионов.

— Их всего двое. Тирнансы, они появились.

В животе у меня что-то сжалось. Он полез в карман пиджака. Трубочист всегда носил темные костюмы и белые рубашки. Скорее напоминал официанта-грека, а не бродягу. Он достал маленький кожаный кисет. С ремешком, чтобы можно было надевать на шею. Я спросил:

— Почему вы в костюме? Вам же не надо сидеть в офисе.

Он печально улыбнулся:

— Мне надо быть респектабельным. От нас ожидают, что мы будем выглядеть как бродяги, но я стараюсь опровергнуть эти предположения.

— Ладно, но разве вам никогда не хочется на все плюнуть, расслабиться?

Он жестом отмахнулся от этого дурацкого предположения, похлопал рукой по кисету и сказал:

— Откройте.

— Шутить изволите? Зная вас, я вполне могу рассчитывать обнаружить там сушеную голову.

Наконец-то он рассмеялся:

— Вы почти угадали.

Он перевернул кисет, и на стол упали четыре окровавленных зуба.

— А, мать твою.

— Это на случай, если вы нуждаетесь в мотивации по поводу братцев.

Он собрал зубы, ссыпал их назад в кисет и протянул его мне. Я неохотно затянул тесемки и просунул в ремешок голову, спрятав кисет под рубашкой. Заметил:

— Теперь я как Брандо в «Апокалипсисе».

Он встал и сказал:

— Заеду за вами в семь. Захватите оружие.

— Что мне надеть для роли мстителя?

Он задумался:

— Что-нибудь прохладное.

После обеда мне принесли пакет. Без марки. Я распечатал и увидел кокаин. Сказал вслух:

— Молодец, Трубочист.

Насыпал себе полоску. Нос заживал, но все равно больно было дико. Умудрился вдохнуть дважды. После воздержания в течение двух с половиной недель подействовало подобно грому. Слава богу. Десны онемели, и я почувствовал ледяное щекотание в горле, заморозившее мне мозги. Теперь я мог рискнуть взглянуть в зеркало.

Ничего хорошего. Нос согнут влево. Возможно, после следующего перелома он встанет на место. А следующий раз будет, это я знал по опыту. Так было всегда. Под глазами густые синие тени, как раз в тон полицейской форме. Новые глубокие морщины у рта. Каким же старым я становлюсь. Недостаточно старым, черт возьми, чтобы полюбить Джорджа Майкла. Улыбнулся, полюбовался зубами. Маяк в сто ватт в пустыне. Зубы жили сами по себе. Вспомнилась детская песенка: «Ты удивишься, куда делся желтый налет, если почистишь зубы „Пепсодентом“».

Вот так.

Кокаин забирал круто. Мне надо было выйти. Показать свою улыбку двадцатилетнего на лице мужика в полтинник. Я надел белую рубашку, брюки и куртку. Почти что кожа. Я был самым старым пижоном в городе. Кисет бился о грудь, подобно самым дурным новостям.

Выйдя на белый свет, я подивился яркому солнцу. Тепла не было, но можно притвориться. Сосед сказал:

— Мы проиграли повторную игру.

— Разве?

— Не смогли победить этих подонков Керри.

— Может быть, в следующем году.

— Черта с два.

Сосед на мой вкус. Я направился в «Живаго Рекордс». Диклэн поднял голову и сказал:

— Ты вернулся.

— Как проницательно.

— Что?

— Не обращай внимания. Мне нужен Король.

— Элвис?

— А есть другой?

— Лучшие хиты?

— Точно.

— Диск?

— Диклэн, я не хочу учить тебя твоему делу, но если человеку за сорок, он не покупает диски.

— Тебе бы МР3-плеер.

— Мне бы с кем-нибудь перепихнуться.

— Джек, право, ты стал обидчивым. Что случилось с твоим носом?

— Я посоветовал одному парню купить МРЗ-плеер.

Он сделал мне скидку в несколько фунтов, так что я его простил.

Я знал, что должен сходить на кладбище, причем не единожды. Чувствовал ли я себя виноватым? Господи, еще как. Достаточно ли виноватым, чтобы туда пойти? Не совсем.

Я повстречал ирландского румына по имени Чаз. Он когда-то был настоящим румыном, но потом стал почти местным. Он спросил:

— Как насчет пинты?

— С удовольствием.

Мы двинулись в паб «У Гаравана». Ничего не изменилось, ничего не испорчено. Я сел в углу, а Чаз пошел за пивом. Я достал сигареты и закурил. Чаз принес кружки и сказал: