Намерение ввести в фантастический сюжет элемент политической сатиры для Казанцева было закономерно: писатель всегда живо откликался на обстановку в мире и умел ее остро схватывать. Уже в довоенном варианте "Пылающего острова", несмотря на недостатки, было все то, что подчеркнул потом писатель. Памфлет в "Пылающей острове" несколько уже, чем, скажем, в романах Лагина. Но у Казанцева он не так навязчив как в романе Иванова "Энергия подвластна нам". Там, например, "голова с лысым черепом" еще и посажена на "длинную, сухую морщинистую шею".[273] Кстати, лысую голову приделал шпиону Горелову еще Адамов в "Тайне двух океанов". Такими внешними приемами отмечена фантастическая сатира во многих послевоенных произведениях.

Казанцев тоже не всегда в меру распоряжается "увеличительным стеклом". Гиперболизация направлена и на тех, кто противостоит людям с "лысой головой" и "шрамом на щеке". Летчик и спортсмен Матросов награжден чересчур крупными мускулами и плечами, а это не самое главное в порученной ему интеллектуальной миссии. Не оттого ли постигла неудача Матросова - разведчика и дипломата? В более позднем романе "Льды возвращаются" мужской экстерьер физика Сергея Бурова тоже затмевает интеллект. А глядя на героиню, Елену Шаховскую, по мнению автора, весьма интеллектуальную, вспоминаешь оценку, которую дает в романе И.Ефремова "Лезвие бритвы" киноактер своей любовнице: "Ее вайтлс ("то есть жизненно важные измерения обхвата груди, талии и бедер")... очень секси...".[274]

Во второй мировой войне фашизм был разбит. В аллегорических картинах фантастической повести С.Беляева "На десятой планете" (1945), рисующих борьбу жителей гипотетической планеты против обезьяноподобных подчеловеков, прозрачно угадывалось крушение расистского "тысячелетнего рейха". В прежних романах "Радио-мозг" и "Истребитель 2Z" С.Беляев безуспешно пытался выразить стандартными приемами детектива и романа тайн советскую современность. В новой повести, тоже не лишенной недостатков, ему удалось найти более подходящий к теме художественный ключ. Объективно "Десятая планета" отразила опыт сатирической фантастики А.Толстого и особенно А.Беляева, владевших искусством превращать сам сюжет в реализованную метафору. Но Беляев вряд ли осознал плодотворность найденного метода.

Вышедший в один год с "Десятой планетой" его роман "Приключения Сэмюэля Пингля", по-своему интересный, тоже оказался подражательным. На этот раз Беляев довольно искусно имитировал английский роман о скитаниях юноши из бедной семьи. История жизни заглавного героя прихотливо сплетена с изумительными опытами биолога Паклингтона по перестройке химической структуры фильтрующихся вирусов и пересадке желез внутренней секреции. На приключенчески-психологическую и бытовую канву нанизан познавательный биологический материал, не новый для фантастики (как, впрочем, и в прежних романах С.Беляева) и весьма относительно фантастический. А главное - внутренне не связанный с судьбой Сэмюэля Пингля и его духовным миром. Правда, о злоключениях Пингля рассказано мастерски. Но эксперименты гениального ученого, к которому юноша поступил в услужение, - лишь интеллектуальная приправа к истории довольно ординарного человека. К тому же роман, построенный на зарубежном материале, лишен был социальной заостренности других произведений писателя.

Писательская судьба Сергея Беляева могла сложиться удачней. Он обладал богатым воображением, умел строить увлекательную фабулу, проявлял подчас интересную интуицию. Например, в 20-е годы в романе "Радио-мозг" С.Беляев приблизился к современным идеям электронного моделирования мышления. Он всегда хотел идти в ногу с жизнью. "Десятая планета" была первой ласточкой послевоенной сатирической фантастики.

Вместе с тем его романы неглубоки и несамостоятельны. Во "Властелине молний" можно найти все что угодно: от перефразированного заглавия рассказа М.Зуева-Ордынца "Властелин звуков" (1926) до несколько измененных эпизодов с шаровой молнией из рассказа А.Беляева "Золотая гора" (1929), С.Беляев так и не избавился от влияния бульварной фантастики 20-х годов, в духе которой было написано его первое (фантастическое) произведение "Истребитель 17Y", - первоначальный вариант "Истребителя 2Z". Его романы напоминают поделки В.Горчарова, писателя тоже небесталанного, но разменявшего свое дарование на пародирование штампов авантюрного романа. В позднем "Властелине молний", С.Беляев лишь дополнил старую "кошмарную" манеру романа тайн новомодными приемами антитайны и антидетектива.

10

С именем Л.Лагина, автора замечательной детской повести-сказки "Старик Хоттабыч" (1940), связано в советской литературе становление оригинального жанра, в котором в единое целое соединяются приключенческая фабула, фантастическая идея, но в первую очередь - интеллектуальная политическая сатира. Лагину помогла преодолеть штампы авантюрно-приключенческой литературы незаурядная писательская одаренность. Вместе с тем главный секрет успеха в том, что романы Лагина не приключенческие в своей основе.

Приключенчество, даже сдобренное научно-фантастическим элементом, никогда не позволяло дать сколько-нибудь глубокий разрез социальных явлений. Добиться большой остроты в постановке многих злободневных вопросов помогла Лагину не авантюрная канва сама по себе, как иногда считают,[275] а разоблачительная сила фантастической ситуации. Из фантастической коллизии Лагин и развертывает двойную пружину своего повествования - и приключения, и сатирические гротески.

Вся интрига романа "Атавия Проксима" (1956) - своего рода спираль "бумерангового" казуса. Атавские милитаристы пытались спровоцировать войну Земного шара против Советского Союза - и сами очутились буквально вне Земли. Здесь использован научно-фантастический мотив. В "Острове разочарования" (1950) негрофобия привела ультрарасиста к тому, что остаток жизни ему довелось скоротать в обществе чернокожих рабов. Здесь взята просто фантастическая ситуация. Все приключения в философско-сатирических романах Лагина либо вытекают из таких парадоксов, либо подводят к ним как к центральной метафоре. В "Атавии Проксиме" сатирические эпизоды развертываются в ходе атавско-полигонской войны, но событиям дает начало абсурдный, хотя, в сущности, логичный конфликт между двумя государствами, не только дружественными, но еще и запертыми на одном космическом острове.

Внутренняя логичность вымышленного мира в романах Лагина приводит на память А.Грина. Только у Лагина фантастический мир развертывается не из чуда, а из научной гипотезы или умело мистифицированного допущения. Нелегко представить, что часть суши может быть вырвана из земной тверди. Но мощь ядерной энергии беспредельна, и, если заряды расположить по периметру материка, почему бы куску суши не подняться на орбиту? Офицеру-атавцу приказали произвести атомные взрывы, симулирующие нападение Советского Союза. Он перепутал рубильники. Произошло легкое землетрясение. Прервалась связь с внешним миром. И Атавия вдруг обнаружила, что стала Проксимой, как называют ближайшие к нам светила созвездий.

К подобной научной мистификации прибегнул Жюль Верн в романе "Гектор Сервадак". Комета, чиркнув нашу планету по касательной, выбила в космическое пространство кусок земной коры. Через некоторое время Галлия (так окрестило население свою планетку) по той же орбите возвратилась на свое место, и никто, кроме ее обитателей, не заметил катастрофы. На фоне этих неправдоподобных происшествий Верн сообщает популярные сведения из астрономии, геофизики и т.д. В романе есть также элементы утопии и социальной сатиры. Галлийской колонии противостоит классический ростовщик Исаак Хаккабут. "Казалось бы, очутившись в положении, столь необычайном и непредвиденном, он должен был совершенно измениться... ничего этого не случилось.[276] Не изменились и претензии "держав", только в игрушечных масштабах захватнические вожделения и национальное чванство выглядят смешно и жалко. Все это - в духе легкого французского юмора.