Стала понятна причина бунтарства Мэй — желание отплатить им или добиться внимания, — и почему Джеми, юная жертва домашней войны, старался быть незаметным. И чем это для него обернулось.

Ник только одного не понимал: что теперь надо говорить.

— Значит, колдуны знали, что тебя не хватятся, — сказал он.

Видимо, не то брякнул. Джеми побелел как полотно.

— Пожалуй, — проговорил он. — Мать вечно занята, да и вообще, вряд ли она всю жизнь мечтала остаться с двумя детьми. Наверное, мы ей не подходим. Она не нарочно так себя ведет.

Когда Ма впадала в истерику, Алану иногда попадало, и он выходил от нее с подбитым глазом. Она тоже делала это не нарочно, так получалось.

— Что это? — вдруг спросил Ник, глядя на сковородку.

— Не знаю, — ответил Джеми и уныло помешал лежащий там бесформенный ком. — Задумывалось как омлет.

— А мне показалось — гренок.

— Сейчас он похож на мозги, — мрачно заметил Джеми.

Они молча воззрились на содержимое сковороды, после чего Ник пришел к заключению.

— Ладно, подвинься. Я с ним разберусь. Пойди натри сыра.

Джеми недоверчиво покосился на него.

— Хочешь сказать, ты это исправишь?

— Да, — ответил Ник. — Между прочим, я умею готовить. Иди отсюда.

Он слегка отпихнул Джеми в сторону, зная, что от хорошего толчка тот просто вылетит в окно. Джеми его слова, похоже, не убедили, однако он все-таки открыл холодильник и достал сыр исключительно в знак доброй воли.

— Можно вопрос? — начал он.

Ник поднял взгляд от доски, где резал лук.

— Ну, кулаком затыкать рот не стану, — осторожно отозвался он.

— Чего хотят колдуны?

— А почему ты меня спрашиваешь? — Ник увидел, как Джеми вздрогнул от его тона. — Я не колдун.

Он не хотел вспоминать о Ма или о талисмане. Однако Джеми, как ни странно, не отвел глаза.

— Я не из таких, понял!

— Я-я и не думал, — пролепетал парень. Явно врал. — Просто… они ведь убивают людей. Чего ради? Неужели какая-то цель способна это оправдать?

Он, видно, думал, что Ник может заглядывать колдунам в головы. Пошел бы сразу к Ма, если так интересно. «Впрочем, от меня не убудет», — решил Ник и ответил.

— Цель одна: магическая сила. Если я правильно понимаю, это как наркотик: стоит раз получить кайф, хочется все больше. Когда силы много, можно взять от мира все, что пожелаешь. Среди колдунов есть политики, кинозвезды. Некоторые с виду обычные люди, каких встречаешь в банке или на почте, только они могут менять форму или управлять погодой. Есть богатые, есть знаменитые, есть банально красивые.

Джеми как-то странно на него посмотрел. Ник наморщил лоб.

— Некоторые умудряются быть банально красивыми сами по себе.

— А-а, — проронил Джеми и порезался о терку.

— Я передумал, — объявил Ник. — Ты поможешь тем, что будешь стоять в углу и ничего не трогать. Постарайся как следует.

Ник сказал это не в сердцах. Омлет начал походить на омлет, и тема колдунов, как он надеялся, себя исчерпала. Разговоры с одноклассниками обычно проходили не в пример хуже. Джеми притих, гоняя по столу варежку-прихватку.

— Смотри не поранься, — предупредил Ник.

Джеми ухмыльнулся.

— Ладно. — Он еще с минуту теребил прихватку, а когда Ник подошел к холодильнику за маринованным перцем, спросил ни с того ни с сего: — А где ваш отец?

Ник хлопнул дверью холодильника.

— Умер.

— Ой. — Джеми выглядел точь-в-точь как олень в свете фар за миг до столкновения, который почему-то сочувствует машине. — Прости.

— За что? — бросил Ник и открыл дверцы буфета лишь затем, чтобы хлопнуть ими, сорвать злость на болтунов, которые не умеют вовремя заткнуться. — Ты его не знал. Чего извиняться?

— Может, из сочувствия? — предположил Джеми.

Ник смотрел на него. Молчание тянулось, Джеми под пристальным взглядом становилось все неуютнее. Еще миг, и нервы Джеми не выдержали бы, но тут в кухню вошли Мэй и Алан.

Брат взглянул на Ника, на встревоженное лицо Джеми и опечалился, совсем как раньше, когда воспитатели жаловались, что Ник не умеет играть с другими детишками. Ник не понимал, почему Алана это до сих пор удивляет.

— Как здорово, — произнесла Мэй, усаживаясь возле раковины. — Не обращайте внимания. Всю жизнь мечтала, чтобы красивые парни с любовью готовили мне завтрак, обед и ужин.

— Ник спас омлет, — признался Джеми. — У меня он почему-то не удался.

Мэй засмеялась, поймала его сзади и чмокнула в макушку.

— И с чего это, интересно?

В общем, они оба были ничего. Мэй умела сглаживать неловкие моменты, находить со всеми общий язык, и Ник это ценил. Правда, нехотя. Он готовил омлеты, Джеми всех веселил, Мэй и Алан мирно болтали, но метки от этого не исчезли. Ясно стало лишь то, что родители Джеми и Мэй не придут и не избавят Ника хотя бы от одной проблемы.

Утром четвертого дня Джеми нашел в коробке с готовым завтраком пружинный нож.

— По-моему, рекламисты совсем спятили, — сказал он, застыв с пакетом молока в руке. — Холодное оружие в коробке хлопьев — не лучший воспитательный момент.

Он взял миску и наклонил ее, чтобы перевалить нож обратно в коробку, не прикасаясь к нему. Ник, вздохнув, забрал нож и сунул за ремень джинсов. Взгляд Джеми скользнул к полоске тела под его рубашкой, чему Ник не удивился. Многим нравилось на него глазеть.

— Так что, продолжение будет? — спросил Джеми.

— Чего?

— Ну, если у вас хлопья с ножами, то мюсли, наверное, с пистолетами? Просто я хотел выяснить, есть ли закономерность.

В сущности, он не сказал ничего плохого, даже подал идею, но его привычка натужно острить по поводу их быта, как и восторги Мэй, оставляли у Ника чувство, будто он сделался ходячей кунсткамерой.

На этой мысли в дверь вошла Мэй. Она мимоходом откинула Джеми челку с глаз и придирчиво осмотрела его бледное лицо. Потом шагнула назад и поцеловала в лоб, после чего уселась за стол и принялась за мюсли.

Они всегда что-нибудь такое отчебучивали, словно считали это нормальным. Нику, глядя на них, делалось неуютно. Счастье, что Алан не видел последнего представления. Когда они себя так вели, он менялся в лице, словно его кто обидел.

Ник нахмурился, глядя, как Мэй пытается поднести ложку ко рту, не отрываясь от Алановой книги, «Молота Ведьм» — старинного немецкого трактата о колдовстве. У Ника то и дело появлялись подружки, но ненадолго. Его бы выбило из колеи, если бы девчонка бродила у него дома, сидела, взъерошенная со сна, над книжкой. Да еще и в просторной пижаме с вырезом.

Последний пункт рождал особые сложности.

— Ты что, мне в декольте пялишься?

— Ну, — отозвался Ник, со мной такое в первый раз.

— Неужели?

— Обычно девчонки при мне быстро раздеваются, — пояснил Ник, — поэтому в декольте заглянуть сложно. Не то чтобы я жаловался, учитывая обстоятельства. Кстати, отсюда хороший вид.

Мэй с минуту досадовала, но потом медленно расплылась в улыбке.

— Что ж, — сказала она, пожимая плечами. — Я сама их вырастила.

Нику нравилось, как она заигрывает — легко и непринужденно, без комплексов по поводу своей внешности, уверенная в своей привлекательности. А еще ему нравилась ее улыбка. Он отвернулся, насупил брови и принялся за еду.

Через несколько минут подошел Алан с мокрой головой и просиял им улыбкой, словно теплой дружеской компании, которая живет вместе по своей воле. Потом взъерошил светлые волосы Джеми и сел рядом с Мэй. Ник покосился на них: хоть бы Джеми не считал себя младшим братцем.

Разговор зашел о том, кто какую музыку слушает. Мэй упомянула рок, Алан — классику, а Джеми заикнулся о кантри. Ник промолчал. Не говорить же, что он любит музыку Ярмарки: гром барабанов, тревожно сотрясающий воздух и готовый пробить безмолвие мира демонов. И без отцовского голоса в голове было ясно, что это ненормально.

К чему еще Ник никак не мог привыкнуть, так это к тому, что Мэй и Джеми знали про Ма. О ней не знал никто. Даже на Ярмарке, даже Меррис. Все видели только отца. По слухам, он искал помощи для жены, связанной заклятьем, и защиты для семьи. Отец приютил Ма, когда та прибежала к нему среди ночи, спасаясь от чудовищ, а после взял к себе жить.