Джеральд прекрасно понимал эмоции тех, кто считал жестоким содержание животных в зоопарках. Зоопарки привлекли особое внимание общественности в 60–е годы. Молодежь провозгласила своим лозунгом любовь и свободу. Сторонники охраны окружающей среды предвещали близкую биологическую катастрофу. Некоторые даже утверждали, что создать хороший зоопарк невозможно. Джеральд понимал эту точку зрения, и, когда речь шла о действительно плохих зоопарках, разделял ее. «Средний зоопарк — это ужасное заведение, — утверждал он. — Он может считать себя научным учреждением, но на самом деле является всего лишь третьеразрядным цирком, который находится под управлением бизнесмена или бессовестного шоумена». Но при этом Джеральд разделял позицию Флоренс Найтингейл, чьими поступками он всегда восхищался. Хотя она критиковала плохие больницы, это не означало, что она являлась противницей всех больниц вообще. Хотя даже самый хороший зоопарк, например, Джерсийский, вынужден ограничивать свободу животных, в зоопарке звери получают такую же свободу, которая обеспечивает им более высокое качество жизни, чем в среде естественного обитания. Животные в зоопарке свободны от страха (особенно перед хищниками), от голода и болезней, они могут жить и выводить потомство в безопасности, а порой они защищены от исчезновения. Большинство людей было бы счастливо иметь подобные условия существования. В любом случае, животное в природе живет в определенных границах, в собственных, созданных по своей воле, клетках. Мышь никогда не выходит за границы двенадцати квадратных футов. Льву нужна гораздо большая территория, но даже он определяет границы своей естественной клетки. По мнению Даррелла, зоопарк не может быть хорошим, если животные, обитающие в нем, не размножаются. Если животные дают потомство, значит, зоопарку не нужно отлавливать новых зверей в природе, он может даже возвращать животных в среду естественного обитания. Если же это невозможно, хороший зоопарк, по крайней мере, может предоставить убежище тем видам, которые находятся под угрозой уничтожения.
«Я так же интересуюсь политикой, как лесник горностаями, — однажды сказал Джеральд. — Единственное, в чем я твердо убежден, так это в том, что человечество должно прекратить размножаться. Заявления Кеннеди и Макмиллана не важны. Наши проблемы носят биологический характер. Нам угрожает перенаселение». В 1961 году, еще до публикации знаменитой книги Ракель Карсон «Безмолвная весна» (1962) и организации фонда «Друзей Земли» (1971), Джеральд Даррелл сформулировал точку зрения, намного опередившую время.
Определив свою жизненную роль, Джеральд Даррелл совершенно забыл о себе и полностью посвятил свою жизнь высокой цели. «Я шарлатан, — говорил он Дэвиду Хьюзу. — Я ленив и глуп, тщеславен и жаден. Я эгоист. Но когда речь заходит обо мне, я обладаю удивительно широким взглядом на мир. Мне присущи все слабости нормального человека». С другой стороны, Джеральд Даррелл был готов ради своей цели пожертвовать всем, даже собственной жизнью. «Если вы являетесь разумным млекопитающим, то должны оставить Земле что-то еще, кроме собственного тела, — писал он. — Если вы идете по жизни, только беря и ничего не отдавая взамен, это для вас вредно».
В начале февраля 1962 года Джеральд и Джеки отплыли из зимнего Роттердама в южные широты навстречу новым приключениям. Идея принадлежала Джеки, а затем ее развил и поддержал Крис Парсонс и отдел естественной истории Би-би-си. Было решено снять несколько документальных фильмов об охране окружающей среды в Новой Зеландии, Австралии и Малайзии — в совершенно новом для Дарреллов регионе. 4 апреля они ступили на берег в Окленде. Крис Парсонс, режиссер, и оператор Джим Сандерс путешествовали отдельно и вскоре к ним присоединились.
Джеральд написал длинное письмо маме (последнее, хотя ему не удалось ни закончить, ни отправить его), в котором рассказывал о новозеландском этапе экспедиции:
«В Окленде, к нашему изумлению, нас встречали как царствующих особ. Перед нами расстелили красную ковровую дорожку, у нас берут интервью, фотографируют в семидесяти позах, записывают, везут на телевидение и так далее. Мы ужасно устали. Министерство дикой природы уже спланировало программу нашей поездки. Брайан Белл из министерства сопровождает нас по Новой Зеландии».
Из Окленда Дарреллы отправились на озеро Фонгапей, чтобы наблюдать черных лебедей, и к грязевым гейзерам Роторуа. Затем их ждала новая ковровая дорожка в Веллингтоне, где Дарреллов пригласили на обед с Кабинетом министров Новой Зеландии. «Можешь ли ты представить меня сидящим в окружении министров?» — писал Джеральд матери. Обед прошел не слишком мирно. Джеральд заметил, что овцеводы наносят большой ущерб окружающей среде. Некоторые члены кабинета также являлись фермерами. Они стали протестовать, заявляя, что незначительная эрозия — это еще не смертельно. Джеральд ответил: «Природа — это все равно, что картина Рембрандта. Если вы ее уничтожите, то уже не сможете восстановить. Если бы у вас была картина Рембрандта, вы бы стали ей уничтожать?» Вернувшись в гостиницу, Джеральд сказал Джеки: «Эти министры такие же фермеры, как и все остальные».
В миле от побережья на острове Капити раскинулся птичий заповедник.
«Хотя птицы здесь дикие, они совершенно не боятся людей. Сначала мы увидели века, маленьких коричневых птиц, размером с цыпленка и весьма суетливых. Они сновали у наших ног, очень внимательно обследовали нас самих и наше оборудование, постоянно переговариваясь друг с другом на своем птичьем языке. Затем Джордж Фокс, смотритель заповедника, сказал, что здесь живут попугаи кака. Эти крупные попугаи покрыты темными шелковистыми перьями и обладают очень сильными загнутыми клювами. Фокс позвал их, и внезапно из леса с отчаянными криками стали вылетать птицы. Они подлетели к нам и стали поедать финики, которые приготовил им Фокс. Один из них решил, что моя голова как нельзя лучше подходит для насеста. У него были такие острые и длинные когти, что он чуть не снял с меня скальп».
Дальше экспедиция направилась к двум скалам, называемым Братьями. Здесь съемки проводились с помощью крана. На Братьях живут редкие ящерицы туатары, а также другая живность.
«На скалах сидели гигантские гекконы. Я поймал несколько штук, чтобы отправить их самолетом на Джерси. Надеюсь, они уже благополучно прибыли. Эту ночь мы все впятером провели в крохотной хижине. Спать нам не давали белокрылые пингвины, устроившие гнездо под полом нашего убежища. Они всю ночь перебранивались, словно пара ослов, и мы никак не могли их утихомирить…
А затем случилось чудо. Мы получили разрешение посетить долину ноторнисов. Ноторнис (которого здесь называют такахе) — это птица, которую считали вымершей, пока случайно не обнаружили несколько особей в удаленной горной долине. Сохранилось около четырехсот пар. Разумеется, долина строго охраняется, и попасть туда можно только по специальному разрешению».
Однако визит в долину, где обитали странные, нелетающие такахе, обернулся разочарованием. «Мы проделали длинный путь вокруг озера и никого не встретили, — писал Джеральд в сценарии фильма. — Это один из самых неприятных уголков страны, где мне только довелось побывать». Через несколько дней Дарреллу все же удалось увидеть такахе в зоопарке Маунт-Кук, где служба охраны дикой природы Новой Зеландии пыталась разводить их в неволе. «Здесь оказалась еще одна редкость, которая привела Джерри в состояние полного восторга, — вспоминал Крис Парсонс. — Здесь жил единственный попугай какапо, самый крупный попугай Новой Зеландии, ведущий ночной образ жизни. С момента его поимки в природе было обнаружено еще несколько таких попугаев. Место их обитания тщательно охранялось, что вселило в Джерри оптимизм относительно их будущего. Он снова стал думать о разведении видов, находящихся на грани вымирания, в неволе и о возвращении их в среду естественного обитания».
В отличие от предыдущих экспедиций в Африку и Южную Америку, поездка в Новую Зеландию была отлично организована. Это была скорее официальная экскурсия. Посещение же Австралии прошло более безалаберно. Наверное, поэтому Джеки и Джеральд влюбились в Австралию, стоило им сойти с корабля. «Мы сразу же влюбились в Австралию безоговорочно и навсегда, — писал Джеральд. — Если бы мне когда-нибудь пришлось осесть на одном месте (боже сохрани!), я бы, наверное, из всех стран все же выбрал Австралию».
