Поражал визитеров не только вид самой гостиной, но и вид из окон. Джеральд и Ли жили над магазином, в самом центре работающего зоопарка. В гостиной Джеральд мог обратить внимание гостя, потягивающего джин, на то, как по газону во весь опор несется лошадь Пржевальского. Из столовой открывался вид на вольер с венценосными журавлями. «Скромность заставляет меня умолчать о том, что можно было увидеть из окна ванной, — писал он, — когда сервалы начинали свои любовные стоны, изнывая от любви и похоти. Однако самое ужасное ожидало вас в кухне. Стоило вам оторвать глаза от стола, и перед вами появлялась клетка целебесских обезьян, черных и блестящих, как антрацит, с ярко-красными задницами, напоминающими сердечки на открытках-валентинках. Эти обезьяны предавались таким оргиям, на которых покраснели бы даже самые распущенные римские императоры. Наблюдение за таким спектаклем могло привести в смущение любого, кто решился бы разделить с нами обед».
Ли приходилось не только привыкать к семейной жизни в столь необычной обстановке. Она должна была приспособиться к необычной натуре своего мужа. Веселый, энергичный, но весьма вспыльчивый гений, он не ценил свой талант. Он любил засиживаться с друзьями за столом далеко за полночь. Джеральд всегда больше интересовался другими людьми, чем самим собой.
Список любимых вещей, составленный им по просьбе одного из журналов, дает ключ не только к пониманию его собственной натуры, но и причин, по которым он стал именно таким человеком. Любимым животным (по своей женственности) Даррелла была самка жирафа: «Она так грациозна, у нее такие большие, блестящие глаза с длинными, густыми ресницами. Красивее самки жирафа животного не существует. Если в мире существует реинкарнация, то человеку не придется жаловаться, когда он вернется на эту землю в виде самца жирафа». Любимой его рептилией была летучая змея с Дальнего Востока, любимым ядовитым животным — ядовитая амазонская лягушка. Ни одно животное не может сравниться в любопытстве с нарвалом, ничье мясо не сравнится с мясом северного оленя, предпочтительно в копченом виде — «но об этом лучше не рассказывать чувствительным натурам, а также детям под Рождество».
Удивительным образом подлинная натура Джеральда Даррелла раскрылась в телевизионной передаче «Зодиак и К°». Астролог, графолог и хиромант должны были составить портрет гостя студии, имя которого они узнавали только в конце программы. Им сообщали только пол, дату рождения, предоставляли образец почерка и отпечаток ладони. Джеральд всегда интересовался паранормальными явлениями, поэтому он с удовольствием принял участие в шоу. Однако невероятная точность предсказателей поразила даже его.
Приняв во внимание, что гость родился в день, когда солнце находилось в знаке Козерога, а луна в Близнецах, астролог сообщил, что он очень честолюбив, готов к риску, устойчив к стрессам и напряженности, но подвержен срывам. Это очень веселый человек, гибкий, проницательный, хитрый и упрямый. Он очень поэтичен и романтичен, хороший рассказчик, обладающий высоким интеллектом. Если бы он родился вечером, то мог бы стать художником, поэтом или архитектором. Если он рожден ночью, то должен был бы стать журналистом или репортером. Ему нравится опасность, связанная с его профессией, и он смог бы продать мороженое эскимосам — «даже если бы для этого ему пришлось встать на голову».
Графолог описал гостя не менее впечатляюще: «У пишущего очень сильная личность, хотя порой он подвержен перепадам настроения, вызванных ощущениями неполноценности и превосходства. Это чувствительный человек, его мучает суета повседневной жизни. Он нуждается в обществе других людей, только так он может стать самим собой. Он практичен и проницателен. Его проницательность вызвана к жизни его культурой, практичность заставляет его доминировать над людьми, чтобы не быть подавленным ими. Он обладает хорошей интуицией, наблюдательностью и созидательными способностями».
Заключение хироманта оказалось столь же точным, как и два других. Гость любит проводить время вне дома, он любит природу, жизнь, обладает задатками лидера и глубоким чувством справедливости. Он очень честолюбив, самодостаточен и эмоционален. Логика и прагматичность ему чужды. Он фаталист. Он обладает чувством юмора, порой грубоватым. Он обладает даром понимать язык животных и ход вещей в природе. «В настоящее время этот джентльмен начинает ощущать застой в своей карьере, — закончил хиромант. — Разрыв в линии судьбы говорит о том, что в течение ближайших нескольких лет он может изменить свою работу».
Возвращение Джеральда в мир, связанное с его браком с Ли, как в зеркале отразилось в его писательской деятельности. Фелисити Брайан стала его литературным агентом вскоре после свадьбы. В издательском мире говорили, что Даррелл «исписался» и переживает сложный момент в личной жизни. Его первая серьезная книга о животных «Ковчег на острове», основанная на телевизионном сериале под тем же названием и рассказывающая о современном зоопарке на Джерси, стала коммерческой катастрофой по меркам Даррелла, хотя рецензии на нее были весьма благоприятными. «Почитатели Даррелла, — писала газета «Йоркшир пост», — с облегчением узнают, что, несмотря на новый подход к литературному творчеству, поток забавных историй у автора не иссяк. Некоторые из них оказываются даже смешнее, чем раньше». «Дейли телеграф» писала о новой книге с не меньшим энтузиазмом: «Он по-прежнему остается веселым, энергичным, несентиментальным и сострадающим человеком. Его последняя книга только укрепляет его репутацию».
Проблема заключалась в том, что Джеральд писал «Ковчег на острове» в тот момент, когда рушился его первый брак. Книга вышла в 1976 году, когда Джеки его оставила. Может быть, из-за того, что она была написана в несчастливый период, может быть, потому, что в ней не рассказывалось о жизни животных легко и весело, как раньше, публика отнеслась к новой книге прохладно. Доходы от продажи были мизерными. В 1976 году Джеральд переживал самые тяжелые времена в своей писательской деятельности. Питер Гроуз назвал этот год «катастрофическим», хотя две следующие книги несколько поправили положение. «Золотые крыланы и розовые голуби», посвященная экспедиции на Маврикий, и «Сад богов», последняя часть трилогии о Корфу, были встречены с большим энтузиазмом.
Джеральд решил совместить свои поездки в Соединенные Штаты по поручению Фонда с рекламой своих книг. «Сад богов» пошел в Штатах на «ура», хотя сам автор относился к этой книге более чем скептически. «Это третья книга о нашей жизни, — писал он Ларри, — и, похоже, последняя. Я устал от твоих сравнений». В «Майами геральд» писали: «Книга просто замечательная — автор остроумен, весел, наблюдателен, счастлив». «Бостон глоуб» шла еще дальше: «Это лучшая часть трилогии, написанная гораздо лучше своих предшественниц. Все части идеальны по форме и содержанию, язык богат и образен. Читатель снова погружается в восхитительную атмосферу. Здесь столько замечательных историй, так много веселья, столько точных наблюдений природы и человека, что не устаешь поражаться мастерству автора». Но некоторые критики встретили «Сад богов» скептически. Как мог автор запомнить столько деталей и воспроизвести их спустя сорок лет после описываемых им событий? Как он мог написать три книги о пяти годах, проведенных на Корфу, и до сих пор не наскучить читателю и не повториться? «Должен признать, — писал критик из «Вашингтон пост», — что это первая из книг о Корфу, над которой я не смеялся вслух, хотя мне было очевидно, что от меня этого ждали».
Положение Джеральда в писательском мире оставалось шатким. Его последняя рукопись «Пикник и прочие безобразия» не вызвала восторга у редактора, Филиппа Зиглера. Он говорил Питеру Гроузу:
«Книга вполне в духе Джерри, она веселая и живая, но я слишком высоко ценю и его самого, и его писательский дар, чтобы утверждать, что считаю это произведение первоклассным. Разумеется, мы ее издадим, но должен признать, что рекламировать ее будет нелегко. Очень печально видеть, как снижаются продажи книг Джерри. Я очень надеюсь, что следующая его книга позволит нам развернуть широкую рекламную кампанию. Это должен быть рассказ об экспедиции за каким-нибудь удивительным зверем, хотя мне самому ничего, кроме панды, на ум не приходит».
