Изложив эти немногие и со вкусом подобранные соображения, я потянулся к копченой селедке жестом лектора, желающего отпить глоток воды.

— Чарли, — мягко произнесла Иоанна, — наш Колледж вообще-то не очень походит на вечерние классы по дзюдо. Ты сам поймешь, когда туда приедешь.

— Но, дорогая моя, неужели я только что не растолковал тебе с крайней недвусмысленностью, что я не поеду ни в какой твой гадкий Колледж? Должен ли я повторить это еще раз? Я не поеду ни в какой Колледж.

В тот же вечер по пути в Колледж я остановился в Сент-Олбансе испить пива и приобрести пару плоских полубутылей скотча на тот случай, если Колледж окажется непьющим. Кроме того, я позвонил Блюхеру — после фиаско с покушением он уступил, признав, что, быть может, «безопаснее» предоставить мне номер и «процедуру» для связи с ним в чрезвычайном случае. Я набрал выученные наизусть цифры, дал телефону прозвонить предписанные двенадцать раз, повесил трубку, отсчитал тридцать секунд и набрал снова. Немедленно ответил теплый голос, сообщив мне, что я попал в «Лавку отечественных и колониальных товаров» — вполне вероятная крыша, надо заметить.

— Пазалюста, мозно мне Папоцьку? — вопросил я, давясь этой детской белибердой. — Мамоньке оцень плёхо.

— Ой батюшки, вот жалость-то какая. Ты далеко?

Я продиктовал ей номер телефона-автомата; повесил трубку; закурил. Снаружи будки маячила жирная ведьма — зыркала на меня и тыкала пальцем в наручные часы. Я плевать на нее хотел. Она постучала в стекло, продемонстрировав мне горсть медяков и что-то безмолвно изрыгая ртом. Я с вожделением вперся взором в деньги и начал расстегивать пальто. Она убралась прочь. Зазвонил телефон.

— Халло, — произнес голос Блюхера. — Это Папочка. Кто здесь?

— Это Вилли, — процедил я, стиснув зубы.

— О, привет, Вилли. Вы на безопасном телефоне?

— Ох, да христаради. Послушайте, я еду в какой-то Педагогический колледж, он называется Блямкли-Лог, как ни трудно в это поверить. Это возле…

— Я знаю, возле чего он. Скажите-ка, а как называется эта приблуда, которую вы, британцы, нацепляете, когда играете в крикет?

— Не понимаю. Мы много чего нацепляем, когда играем в крикет.

— Та штука, которую вы носите под штанами, чтоб как бы прикрыть фамильные драгоценности, понимаете?

— Вы про гульфик, я полагаю? Но какого дьявола…

Не знай я его как человека, начисто лишенного чувства юмора, я бы предположил, что он так развлекается.

— В Сент-Олбансе есть спортивная лавка?

— Не могу сказать. Но если и есть, она в это вечернее время уже наверняка закрыта.

— Блин, тогда круто. Ну что ж, удачи, Вилли. Держите связь.

Он повесил трубку. Я отъехал, неистово размышляя. В груди моей кипело множество эмоций, однако веселья среди них не наблюдалось.

БЛЯМКЛИ-ЛОГ, НЕСМОТРЯ НА своё несообразное имя, оказался постройкой горделивой,[67] насколько я мог разобрать в сумерках. Пока я рулил по горделивой дорожке, чрезмерное количество горделивых прожекторов заливало как ее, так и меня сиянием, почитай, в полмиллиона ватт. У подножия горделивых ступеней меня встретила коренастая девица в бриджах.

— Мистер Маккабрей? О, суперски. Теперь я могу выпустить собак, как только вы окажетесь в безопасности. Меня зовут Фиона, кстати. Ключи оставьте в машине, я загоню ее на место.

Я собственноручно взнес свой багаж по ступеням — туда, где против света высился силуэт пухловатого дворецкого.

— Добро пожаловать в Колледж, мистер Маккабрей, — произнес силуэт голосом, кой я счел женственным.

— Да, — ответил я.

— У вас как раз есть время принять ванну, сэр. К ужину мы не переодеваемся. Позвольте ваши пальто и шляпу.

Он и взял их, а также — мой зонтик. С благодарностью подступая к огромному пламени, горевшему в камине вестибюля, я заметил, как дворецкий напрыгивает на меня, вертя моим зонтиком в направлении моей же нижней челюсти. Я уклонился, разумеется, ибо уклонение — один из самых отработанных моих навыков, — и отобрал у него зонтик, окрутив его вокруг дворецкого большого пальца, после чего кинулся (но стойте, позвольте объяснить: специалисты никогда не лупят людей палками, зонтиками и прочим, ибо движение это неуклюже, его легко отразить, и оно не способно причинить никакого ущерба, если палка по-настоящему не увесиста, а в таком случае маневр еще более неуклюж. Нет, верный способ применения такого импровизированного оружия — выпад жесткой рукой в середину корпуса противника: даже если наконечник не пронзит кожу, можно полагаться на то, что он сотрясет печень, селезенку или диафрагму мучительным или даже смертельным образом.). Итак, я кинулся, как и намерен был сообщить выше, выпадать с жесткой рукой в середину корпуса, что с хорошей точностью должно было нанести серьезный урон даже наикрепчайшему дворецкому, однако в распоследнейшую долю секунды, к своему вящему смятению, обнаружил, что он, дворецкий, — в действительности она, дворецкая, и острие мое дрогнуло, скользнув по ее бедру. Она перехватила зонтик «ан пассан»[68] и вывернула его еще дальше, поэтому я качнулся к ней ближе — в аккурат чтобы встретиться с подъятым коленом. Хронометраж колена был неудачен, и я сумел безобидно принять его на грудь, а пролетая мимо, ухватить дворецкую лодыжку и совершить бросок. Не отпуская оной лодыжки, я энергично крутнул ее — так, что нападавшая перекатилась еще и еще, и с удовлетворительным шмяком упокоилась у древесной стенной панели. Лицом вниз. Я разместил ногу у нее на копчике.

— Стоять, — рассерженно прорычал я, поскольку был рассержен. — Стоять или я начну топтаться по вашим почкам, пока они не лопнут, как гнилые томаты.

— О, прекрасно сработано, Маккабрей, великолепно сработано! — прогромыхал голос откуда-то с хоров. — Этель, можешь подняться — но на этой неделе, боюсь, у тебя дополнительные занятия по рукопашной, дорогая моя. Ты очень глупо провела эту атаку, не так ли?

К концу этой речи обладательница голоса уже спускалась по огромной лестнице — массивное существо, сплошная туша от макушки до лодыжек, вылитая маллингарская телка. Она двигалась ко мне, жовиально простерши руку. Я собирался было ее пожать, но рука скользнула вверх и ухватила мой большой палец в железные тиски, прежестоко отгибая его назад. Что ж, как справиться с таким, я, разумеется, помнил: нужно сесть, перекатиться спиной назад и пнуть оскорбительную длань обеими подошвами.

— Превосходно, превосходно! — загрохотала обладательница. — Вас многому учить на занятиях по грязным дракам не придется. Итак, вы видите, у нас тут исправный экипаж, и вам стоит все время быть начеку. Для вашего же собственного блага, понятно. Но поскольку сегодня у вас тут первый вечер, сюрпризов больше не будет до после завтрака утром. Честное благородное.

Я расслабился. Она заехала огромным кулаком мне в подбрюшье, и я, хватая ртом воздух, убыл на ковер.

— Урок Подрывных Действий Номер Один, — дружелюбно произнесла она. — Никому не доверяйте. Никогда. Нет, прошу вас — не стоит выражаться, как принято на нижних палубах. Некоторые девочки у нас ханжи. — Я осторожно поднялся, планируя следующий ход. — Нет, мистер Маккабрей, меня вам бить не позволяется, я Комендант. Обращаться ко мне вы должны «мадам». Есть ли у вас оружие?

Снобски я предпочел недопонять:

— Ружье? — тяжко переспросил я. — Нет, не захватил. Мне не говорили, что вы сможете предложить мне охоту.