– Правда, – не очень-то и уверенно ответила Наталья, испуганно и старательно высматривая что-то за спиной у Егора. – Ой, девчонки, а это ещё что такое? Вон там, со стороны чёрной тучи? Оно же – прямо на нас надвигается! – и отчаянно завизжала…

– Очень похоже на торнадо, я про них смотрела двухчасовую передачу по телевизору, – на удивление спокойным голосом предположила Александра.

Егор несуетливо поднёс к глазам бинокль, посмотрел в нужном направлении.

Гигантская тёмная воронка, плавно раскачиваясь из стороны в сторону, угрожающе быстро надвигалась с юга. Через мощную оптику было хорошо видно, как в могучем воздушном потоке поднимались вверх – по крутой спирали – вырванные с корнем деревья и кусты, автомобили и поездные вагоны, всякий разный мусор, вон двухэтажный деревенский дом под красной металлической крышей, отчаянно кувыркаясь, устремился вверх…

– Смерчь! Смерчь идёт! Прячемся! – одновременно закричали несколько смертельно испуганных мужских и женских голосов…

Панику надо пресекать: безжалостно, сразу и на корню. Это основополагающий принцип поведения любого серьёзного командира, чья воинская часть располагается в районе активных боевых действий.

Видя, что все его подчинённые – за исключением верной жены Сашенции – беспорядочно рванули в разные стороны, Егор достал из кармана своей вотолы пистолет, снял с предохранителя и два раза выстрелил в воздух.

– Стоять всем! Куда это вы, сучата, побежали без команды? – дождался, когда все остановятся и посмотрят на него. – Приказываю: все прячемся в погреба! В правый, который побольше, следуют: Леоновы, Быстровы и Федонины. В левый – все остальные, Сеня Браун назначается старшим. Быстро забирайтесь в погреб, я вас запру снаружи. Всё, пустые прения окончены. Выполнять!

В каждом доме был собственный глубокий подпол, где тоже можно было совершенно спокойно пересидеть приближающийся катаклизм, да не хотелось Егору, чтобы славяне разбредались по своим избам. В такой пиковой ситуации лучше не оставлять народ без присмотра…

Правый погреб был загружен продовольственными припасами только частично, поэтому места для шестерых человек вполне хватало. Тесновато было немного, совсем чуть-чуть, да ничего тут не попишешь. Егор зажёг толстую восковую свечу, рачительно сохранённую ещё из старых запасов, внимательно огляделся.

На нижних стеллажах десятисантиметровым слоем был насыпан уже высохший лущёный горох, на серединных – мелкая серо-белая чечевица. Верхние полки занимали разномастные глиняные горшки и горшочки, заполненные всякой разностью: жареными корнями одуванчика (для приготовления крепкого «кофейного» напитка), тщательно высушенными и размельчёнными листьями Иван-чая, диким чёрным мёдом, сухой малиной и черникой, крупными головками чеснока.…По бокам стеллажей гордо свисали длинные плетёнки лука и несколько ниток сухих грибов. В дальнем углу погреба стояла дубовая, неправдоподобно пузатая деревянная бочка с засолёнными в ней жирными тушками диких уток, гусей и рябчиков. Вокруг бочки размещались высокие холщовые мешки, доверху заполненные пшеницей и дроблёной полбой. В другом углу погреба в толстые брёвна крыши было вбито семь массивных бронзовых крюков – с насаженными на них крупными кусками копчёной лосятины и бобрятины. Отдельно висела большая связка средних – по размеру – карасей, подлещиков и линей, высушенных совсем без соли, на жаркой русской печи.

«Эх, как хорошо всё шло!», – всерьёз запечалился Егор. – «Только солидными припасами стали обрастать, уже и зима не казалось такой страшной и безысходной…. И вот, надо же так, блин славянский»!

Следовало хоть как-то запереть низенькую входную дверь: крепкий запор снаружи, естественно, был, а внутреннего-то и не было предусмотрено. Для чего он нужен, собственно? Поэтому следовало что-то незамедлительно придумать.

– Командир! – тихонько позвал Генка, – У меня тут завалялось несколько гвоздей, – торопливо развязал тесёмки на объёмном кожаном мешочке, свисающем с его широкого пояса.

Егор подошёл к бочке с солёными утками и гусями, достал оттуда тяжёлый круглый камень, служащий гнётом, взял у Генки два больших бронзовых гвоздя, старательно – наискосок – прибил дверь к толстенному косяку. Немного подумав, добавил третий…

Пока всё было тихо, только негромко и чуть тревожно потрескивала горящая свеча.

– Может, ещё и пронесёт, – ворчливо заявил Васька Быстров. – Зачем же так стараться, фанатичный фанатизм проявлять? Как потом, спрашивается, будем дверь открывать?

– Ты, Василёк, постучал бы по дереву – от всей души, да сплюнул бы через левое плечо три раза, что ли, – язвительно посоветовала предусмотрительная Сашенция. – А то сглазишь ещё, не дай Бог…

Не успел Быстров выполнить эту Сашенькину просьбы: сперва снаружи утробно и угрожающе заворчало, потом завыло на все лады, постепенно низкий вой превратился в какую-то сумасшедшую какофонию звуков – откровенно безобразную и вздорную. Свеча потухла почти сразу же: через одно деревянное вентиляционное отверстие в погреб стал поступать прохладный уличный воздух, тут же, не задерживаясь, уходя обратно наружу через другое…

«И как прикажите объяснить, с точки зрения классической школьной физики, это странное воздушное коловращение?», – грустно подумал Егор, зябко кутаясь в тонкую вотолу. Сквозняк был настолько сильным, что у всех славян, прячущихся в погребе, прорезался нешуточный, вполне даже серьёзный насморк. Егор чихал и безостановочно сморкался в прямоугольный кусок серой льняной ткани, ранее наброшенной на плетёнки лука, глаза обильно слезились, уши заложило напрочь…

Сколько продолжалось это безобразие? Трудно сказать. Может, пятьдесят минут, а может, всего семь или, к примеру, двенадцать. Трудно сказать….

Наконец, наступила долгожданная тишина, сразу же прекратился мерзкий сквозняк.

– Ег-г-гора! Ег-г-горушка! – жалобно, совершенно по-детски позвала его Александра, чуть заикаясь и громко клацая зубами – К-к-когда мы выб-б-беремся отсюд-д-д-а? Я уж-ж-жасно замёр-р-р-зла…

О двери Василий Быстров беспокоился совершенно напрасно: два из трёх гвоздей были вырваны с корнями, третий – почти до половины.

– Повезло нам, дорогие товарищи и господа! – невозмутимо прокомментировал Егор этот состоявшийся факт. – Ещё немного, и не знаю, что со всеми нами было бы. Вполне возможно, что парили бы себе – где-нибудь в кучерявых белых облаках – дожидаясь скорой встречи с натуральными небесными ангелами…

Дверь он вышиб сразу, с первого же удара, торопливо выбрался наружу и застыл – с широко открытым ртом. И, поверьте, было от чего! Всё вокруг – на сколько хватало взгляда – было покрыто мохнатым и толстым слоем тёмно-сиреневого инея: низкая, когда-то изумрудно-зелёная трава, разлапистые одиночные кусты, высокие деревья, какие-то разномастные и непонятные обломки – всего и вся, редкие уцелевшие строения.…

Вообще то, изб в Алёховщине было двенадцать: пять жилых, на совесть отремонтированных, и семь заброшенных, натуральных развалюх. Плюсом – просторный крепкий амбар, высокий сарай для сена, гумно, две крохотные бани, два сарая для скота и домашней птицы, гончарня, помещение под славянскую кузницу…. Сейчас Егор видел перед собой только две относительно целые избы – свою и четы Федониных, одну из бань, и сараи, где обитали домашние животные. Всё остальное бесследно пропало, разрушилось, исчезло, испарилось… Температура окружающего воздуха упала до минус пятнадцати-двадцати градусов…

– Генка, Василий! – позвал Егор. – Я побежал открывать второй погреб, а вы в темпе разводите большой костёр! – махнул рукой на разбросанные по всей округе дрова.

Ещё совсем недавно предварительно напиленные и наколотые дрова были рачительно сложены в широкие штабеля – под высоким навесом с длинным козырьком. Запас на зиму начали создавать, ясен пень! Сейчас же поленья валялись, такое впечатление, везде и всюду, да и их количество визуально сократилось раза в три, если не в четыре…