– Ну а вы, генералиссимус, чем лично займётесь? – всё же, не вытерпев, перебила его Галина Быстрова. – А ваш верный адъютант Геннадий Федонин?

Егор охотно пояснил:

– Наша с Геной главная и наиважнейшая задача – выстроить в пещере из дикого камня отличную и надёжную печь. Подходящее место я уже присмотрел, да и верхний свод там не очень-то и толстый. Так что, думаю, удастся пробить сквозную дыру для трубы…. Без печи, да что там – без шикарной и сказочной печи – наши шансы пережить суровую и снежную зиму равняются абсолютному нулю. Всё ясно? Тогда приступаем, господа конкурсанты и конкурсантки! Вы хотели увлекательного реалити-шоу? Получайте, любезные мои, по полной программе…

Хорошо ещё, что погода установилось просто шикарная: опять вернулось настоящее бабье лето, днём было тепло и солнечно, ночами тоже обходилось без значимых заморозков.

«Сколько нам ещё осталось до первого снега?», – спрашивал себя Егор. – «По логике вещей, ещё месяца полтора. Но ведь может и так случиться, что уже через три недели ударят морозы…».

Он прекрасно помнил осень 2002 года: тогда серьёзные морозы начались с двадцатых чисел октября, а на ноябрьские праздники он вместе со своим закадычным приятелем – Игорем Ковалёвым – уже поехал на подлёдную рыбалку. И не на какое-нибудь там занюханное и мелководное лестное озеро, а на Вуоксу – водоём очень даже серьёзный, глубокий и широкий.

Дела спорились. Печка получилась просто на загляденье: с двумя топками, плитой для приготовления пищи и с широкими полатями, на которых запросто – в случае такой необходимости – могли разместиться три-четыре человека. Была предусмотрена и специальная стенка с вмурованными в неё бронзовыми крючьями – для сушки мокрой одежды и обуви. Дымила, правда, печь нещадно, особенно пока была не до конца разогретой. Да по-другому и быть не могло: дверцы-то у топок отсутствовали – как класс. Печь поделила выбранное подземное помещение на две примерно равные половины: мужскую спальню и женскую.

Сеня Браун разошёлся не на шутку: выдолбил за полторы недели из толстых осиновых стволов пять здоровенных корчаг. В одной девчонки засолили добытых Петром уток и гусей, две другие заполнили солёными отборными рыжиками, в четвёртой заквасили капусту, щедро пересыпав её клюквой и брусникой, пятая же дожидались своего часа.

– Милый, а почему ты приказал для соления собирать только рыжики? – искренне недоумевала Санька. – В лесах и розовых волнушек очень много, белых и чёрных груздей, осенних опят, сыроежек…. Почему же – только одни рыжики?

– Темнота ты у меня необразованная! – наставительно и чуть ехидно усмехался Егор. – Нам нынче не до разносолов. Не графья, чай! А ведь даже школьнику средних классов известно, если, конечно же, этот школьник по настоящему любознателен, что рыжик – самый калорийный гриб на свете. По этому важному показателю он даже белый гриб значительно превосходит! Короче говоря, рыжик и есть – самый настоящий король грибов. А белый гриб – самый обычный самозванец.

– Надо же, я и не знала! – восхищалась Сашенька. – Чему только в этих ваших спецслужбах не учат! В смысле, в наших, в российских…

Со сбором грибов для сушки тоже всё обстояло наилучшим образом: боровики росли в сосновых лесах и берёзовых рощах дружными группами, в ельниках было очень много крепких маслят. Костры рядом с коптильней, возведённой умельцем Браунов, горели круглые сутки напролёт, сушка грибов – дело серьёзное…

В тот субботний (но – рабочий!) день Егор остался дневальным на сушильно-коптильной «фабрике», расположенной на пологом северном склоне холма – с шикарнейшим видом на Чёрное озеро.

Первым делом он раскочегарил и запустил в работу коптильню: загрузил в топку – на свежие красно-бордовые угли – чуть влажную ольховую труху, в «рабочей камере» подвесил на бронзовых крючьях заранее просоленные тушки уток и гусей. После этого порезал на мелкие кусочки грибы, с утра собранные женщинами, аккуратно разложил эти куски на специальных деревянных решётках, изготовленных согласно «Инструкциям» приснопамятного профессора Петрова, развёл длинный и в меру жаркий костёр, пододвинул решётки поближе к пламени.

Санька трудилась около пещеры: готовила нехитрый обед, одновременно протапливая подземную печь и стирая по мелочам. Генка и Сеня были задействованы на заготовке дров. Пётр выслеживал на болотах – около Чёрного озера – очередную припозднившуюся гусиную стаю. Остальные девчонки ушли на Дубовый холм, расположенный в трёх с половиной километрах к востоку от пещеры, за желудями и рыжиками. Всё шло в полном соответствии с заранее разработанным планом-графиком…

Послышались чьи-то быстрые и лёгкие шаги.

– Егора, милый! – испуганно затараторила Сашенция. – Там, там… Их много, больше десятка… Они возле холма бродят. Бродят и скалятся…

– Да кто – они? – повысил Егор голос. – Ты толком говори, без глупых предисловий!

– Они…

Впрочем, ничего говорить уже и не требовалось: из-за холма прилетел громкий волчий вой, наполненный – до самых краёв – первобытной тоской и плохо скрытой угрозой…

Егор аккуратно отодвинул подальше от костра решётки с грибами, предварительно переложив пистолет в карман штанов, сбросил на землю свой плащ – чтобы не стеснял движений, браво подмигнув Сашенции:

– Ну, пойдём, дорогая моя, глянем на этих ужасных серых хищников.

– Они и не серые совсем, – пояснила жена. – Рыжеватые, а по хребту идёт слегка красноватая узкая полоса. А ещё там вместе с ними бегает этот убогий…, забыла, как его величают…

– Савелий?

– Он самый. Причём, волки к нему – как я успела заметить – относятся очень и очень уважительно. Вполне возможно, что они приняли его в свою стаю. Не удивлюсь, если и в качестве вожака.

– Даже так? Интересные дела! Пойдём, родная, понаблюдаем…

Супруги Леоновы взобрались на вершину холма, отдышались.

– Вон они, чуть правее той ало-багровой осиновой рощицы, – Санька небрежно махнула рукой.

Егор поднёс бинокль к глазам.

В ста пятидесяти метрах выше подножия холма густой хвойный лес плавно переходил в молодое лиственное мелколесье, и вот среди этих одиночных и невысоких берёзок, осинок и рябинок мелькали ловкие и поджарые тела, отливающие в лучах осеннего неяркого солнышка всеми оттенками светло-коричневого и красно-каштанового. До животных было метров четыреста пятьдесят.

«На классических русских волков они совсем не похожи!», – любезно доложил внутренний голос. – «А вот на южно-американских степных красных койотов – очень даже. Помнишь, мы с тобой видали точно таких же шустриков – в осенней аргентинской пампе, недалеко от заштатного городка со странным названием – Талар?».

Егор прекрасно помнил этот случай, имевший место быть несколько лет назад, недалеко от аргентинской столицы Буэнос-Айреса, но от этого не становилось понятней ни на йоту.

Волки, судя по всему, исполняли какой-то сложный ритуальный танец, ловко перепрыгивая друг через друга и плавно кружа вокруг невысокого берёзового пенька. На пеньке, гордо задрав голову к небу, стоя Савелий. Убогий размахивал руками – словно опытный дирижер армейского оркестра. Звери, повинуясь его скупым жестам, время от времени останавливались, садились на свои тощие облезлые хвосты и начинали хором подтявкивать, а потом и дружно выть в унисон, после чего срывались с места и снова начинали зачарованно кружить вокруг пня….

Санька печально вздохнула:

– Красиво, прямо как в фильмах Андрея Тарковского…

– Да уж, красиво, так его…, – ворчливо согласился Егор. – Только вот, эта красота иногда бывает очень уж обманчива…. Да это я не про тебя, дурочка подозрительная! – торопливо пояснил, получив от Сашенции лёгкий подзатыльник, и негромко скомандовал: – Давай-ка, дорогая, спрячься вон за тем ивовым кустиком.

– Зачем это?

– Затем, что надо. Эксперимент будем проводить…

Дождавшись, когда верная супруга скроется в густых ивовых зарослях, Егор поднёс к губам сложенные рупором ладони и тоненько завыл, подражая когда-то услышанному – в осенней аргентинской пампе – вою красных южно-американских койотов.