Игра остановилась. Игроки в красной и синей форме выстраиваются на камнях, готовые броситься на помощь, если гребцы смогут подобраться достаточно близко. Люди тянут биты, но те слишком коротки.

— Хватай!

Кто-то орет:

— Берегись! — И Воорт разворачивает каяк влево, чтобы увернуться от проносящегося мимо тяжелого бревна.

Камилла внезапно попадает на стремнину, каяк вращается. Переворачивается вверх дном. Сердце Воорта замирает, но за долю секунды лодка снова выравнивается. Длинные волосы развеваются, мускулы напряжены; ругаясь, она собирается с силами и подводит нос каяка к телу, выигрывая еще два фута.

— Камилла, выбирайся на берег и звони 911.

Какой-то рыбак снял с лески крючок, заменил его поплавками и грузилами и теперь старается забросить подальше, как самодельный спасательный трос. Воорту летящие к нему красно-белые пластиковые поплавки напоминают падающие с неба елочные игрушки.

— Камилла, на берег! Я займусь парнем!

Но река дает им шанс: несет их к берегу, так что игроки поднимают тело и, встав на колени, хватают корпуса каяков. Тянутся руки, хватают за запястья, тащат; наконец запыхавшиеся, отдувающиеся Воорт и Камилла выползают на берег.

Вот еще не хватало, какой-то мужик весом фунтов в двести что-то кричит ему в лицо. Зачем так орать?

— Я коп! — вопит он. Воорт замечает название команды — «Теспианцы» — на синей футболке. — Вы что, рехнулись, полезли туда? Черт вас побери! Психи! Ваш приятель погиб! Ума лишились?

— Маршрут недотягивает даже до второго класса сложности, — приходит на помощь Воорту Камилла и пренебрежительно машет рукой. Она права. Если бы не возня с телом, сплав был бы простым. Через четыре месяца они планируют провести медовый месяц на более сложных реках Андалусии.

— Камилла, как ты?

Выглядит она превосходно.

— Твой сотовый у меня в переднем отсеке.

Это означает: «Звони в 911».

— Прости, милый, — добавляет Камилла.

Она сгибается, и ее выворачивает.

Воорт представляется и берет командование на себя. Приказывает подвернувшемуся копу никого не подпускать.

— Вы прекрасно сработали, — добавляет он, заметив, как тот потрясен. — Поблагодарите своих ребят.

Воорт набирает 911. Потом звонит напарнику, Микки, в особняк на берегу Лонг-Айленда.

Там никто не берет трубку. Сотовый телефон Микки тоже не отвечает.

Последнее время так бывало даже в рабочее время. Микки просто нигде нет.

Адские Врата пенятся позади; Воорт наклоняется и осматривает тело, глубокие раны, пытается нащупать переломы, всматривается в лицо. Оно посечено, но не отекло, а значит, смерть наступила вчера ночью или сегодня, решает Воорт, может быть, всего несколько часов назад. Хотя опыт обращения с утопленниками у него невелик, мог и ошибиться.

На руках синяки. Правое бедро странно выгнуто. На череп обрушилась чертова прорва ударов — возможно, от лодок, камней, бревен, — что бы там ни порвало его футболку на спине. Река несет массу тупых предметов, бьющихся обо что попало.

— Кто это? — Камилла снова подходит к Воорту и с ужасом смотрит на тело; однако в голосе ее чувствуется способность отстраниться от ситуации — инстинкт телережиссера, который никуда не денется, даже если она не на работе.

Воорт заставляет ее отойти от тела.

— Но ведь это я нашла его, приятель!

Один взгляд Воорта — и Камилла пятится.

— Как по-твоему, — спрашивает она, — он спрыгнул или упал?

Воорт снова опускается на колени, хмурится:

— Видишь, у него карманы вывернуты. Тут поработало не течение. Люди.

Смеркается, и по всему городу люди предаются рискованным излишествам. Киноагент решает остаться поработать, вместо того чтобы пойти на футбольный матч, в котором участвует ее шестнадцатилетний сын. Через двенадцать лет она будет вспоминать об этом, умирая от рака. Запершись в кабинке туалета в аэропорту Кеннеди, пилот «Боинга-747» припадает к миниатюрной бутылочке «Джек Дэниелс» перед полетом. Всего один глоток, говорит он себе. Секретарша, торопясь с работы домой, срезает путь через Центральный парк, хотя стоило бы обойти его подальше. Отправляясь в казино в Атлантик-Сити, школьный учитель физкультуры берет с собой кредитную карточку, несмотря на протесты жены. «Если что, смогу добыть наличных», — возбужденно думает он.

— Как невеста, Воорт?

— Отлично, Тина.

— Тебе факс пришел.

Кабинет у помощника судебно-медицинского эксперта Тины Тадессе маленький, но уютный. Она из тех, кто умеет окружить себя комфортом. Стены увешаны огромными фотографиями пляжей Сомали. Благодаря изобилию горшков с пальмами, тюльпанами и орхидеями в воздухе разлит аромат цветов, забивающий гораздо худшие запахи из коридора. Подавая ему листки факсов, она касается его пальцев, и Воорт вздрагивает. Тина — высокая, роскошная африканка, очень сексуальная; а ее сестра работает в инвестиционном банке и помолвлена с одним из кузенов Воорта, тоже детективом. Им уже доводилось работать вместе, и Тина ему нравится. Одно время он подумывал, не поухаживать ли за ней, но у нее тогда был приятель. Школу она закончила в Швейцарии, а в США переехала вместе с родителями-дипломатами.

Порвав с тем приятелем, Тина время от времени намекает Воорту, что свободна — на случай, если он вновь окажется один.

— Наметили день свадьбы?

— В декабре.

Ее глаза — черные магниты. Кожа бархатная. Блестящие волосы до плеч. Даже работая в доме смерти, Тина ухитряется пахнуть хорошими духами.

Около месяца назад Воорт пригласил ее на чашку кофе, убедив самого себя, что хочет поговорить о делах, потом понял, что это вранье, и больше не звонил. Но по ночам он иногда ловит себя на мыслях о ней. Время от времени, в минуты близости с Камиллой, перед глазами возникает образ обнаженной Тины. Воображать это стройное тело — всего лишь невинная фантазия, говорит он себе.

«У всех бывают фантазии».

— Большая свадьба или маленькая?

— У нас большая голландская семья. Для тех, кому не хватит места в доме, натянем тент.

Воорт ненавидит морги: по кабинетам и коридорам гуляет эхо, запахи пристают к одежде, копы и врачи склоняются над каталками, трубки впиваются в тела, высасывая жизненные соки, а не вливая их.

Он ненавидит блестящие шкафы и кондиционеры: те морозят так, что комфортно лишь мертвецам. Ненавидит, когда после больших пожаров или авиакатастроф коридоры заполняются носилками, а на парковках выстраиваются кареты «скорой помощи». После морга его всегда тянет в церковь; ходишь тут, словно в стальном гробу. И везде мерещится тиканье часов. Хочется немедленно взять выходной и заняться любовью с Камиллой — чтобы почувствовать себя живым.

Некоторые копы привыкают: шутят о трупах, курят сигары, чтобы избавиться от запаха… Воорту кажется, что они утратили что-то важное.

Когда Конраду было восемь, отец привел его в старый морг.

— Почему тут пахнет, как в больнице, если лечить уже некого? — спросил мальчик.

— Если станешь копом, то будешь приходить сюда часто. Приходить, чтобы другие люди не попадали сюда раньше срока.

А потом отец повел его в «Лаки Тимс пицца» и заказал пиццу с двойной порцией сыра, сосисок и пепперони, а еще маслины, сладкий зеленый перец и жареный лук. Все любимые добавки сына. Как будто хотел извиниться за то, что показал такую мерзость, и отпраздновать возможность есть, пить, дышать.

— Что это за факс, Воорт? — спрашивает Тина.

— Список пропавших без вести.

Она покачивает стройной ножкой, иногда из-под небесно-голубого медицинского халата виден чулок.

— Я передвинула твоего утопленника в начало очереди. Хотя никто из ждавших раньше не протестовал. Хочешь понаблюдать?

— Нет.

Впрочем, Воорт все равно следует за ней. Она идет плавно, словно под музыку — музыку тела, которая слышна ей одной. Ставит высокие каблуки ровно один за другим. Ни один мужчина не смог бы идти так, даже если бы попытался.