— Для этих воспоминаний есть какие-то особые причины?

Их номер расположен на третьем этаже, балкон выходит на площадь. Воорт надевает летние брюки, темно-синюю спортивную куртку и белую рубашку. Камилла застегивает молнию на цветастой юбке в пол, на ногах — сандалии из ремешков. Светло-зеленый топ сочетается с легкой шерстяной кофточкой. В путеводителе сказано, что вечером в дельте можно простудиться.

— Не хочешь говорить мне, что происходит, — хорошо, — мягко произносит Камилла. — Но не лги мне.

Легкий ветерок пахнет зеленью, дизельным топливом, барбекю и чем-то, что напоминает Воорту яблочное повидло, но какое-то не такое.

— Сначала, в Нью-Йорке, я думала, что тут замешана женщина. Но женщина тут ни при чем, — продолжает она.

— Да.

— Перед тем как я в прошлый раз вышла замуж, мой муж — бывший — ухаживал за мной как сумасшедший. А потом, на следующее утро после церемонии, я, помнится, приготовила ему омлет. Пока он еще спал. Он спустился вниз. Посмотрел на еду. У него что-то во взгляде изменилось. Он сам изменился, но я еще несколько месяцев делала вид, что не видела этого или неправильно поняла. Сказал он только одно: «Ненавижу омлет». Но имел в виду совсем другое. Я обещала себе, что никогда больше не буду обманываться.

— Я люблю омлет.

— Чего ты боишься? Ты пугаешь меня. Это на тебя не похоже. Ты сильный человек. Самый сильный из всех, кого я знаю. Ты решишь любую проблему.

— Умираю от голода, — запинаясь, говорит Воорт. — Пойдем есть.

Из дельты они выезжают на шоссе, ведущее с севера на юг, и направляются в бескрайние пампасы. Мили, часы — целый день езды; Воорт все дальше от Нью-Йорка. Он едет в пустоту. Они с Камиллой почти не разговаривают. Он едет за край мира. Большие и малые города остаются позади; они в пустыне — и по-прежнему едут на юг.

Становится холоднее. Они едут в сторону Антарктики. Пейзаж немного напоминает Нью-Мексико. Сушь и заросли полыни. А еще Воорт видит покрытые снегом вулканические пики на западе, и все время дует свежий ветер, и нет животных — только бесконечная двухполосная дорога, вся в рытвинах. Деревья небольшие, чахлые и, кажется, наклонены к югу, словно даже растения стараются вырвать из земли корни и сбежать. На стоянках под жестяными навесами индейцы в толстых свитерах продают коку и буррито с ветчиной и сыром.

— Теперь я знаю, почему сотрудники турфирм называют отпуск «побегом», — говорит Камилла. Она старается держаться подальше от Воорта — насколько позволяет переднее сиденье взятого напрокат «пежо».

Местность становится зеленее. Дорога явно идет в гору. Впереди видна сплошная линия громадных, темных гор, в шапках туч. Полынь сменяется бурой травой, а трава — сосновым лесом. Тучи нависают вдали, как часовые. Огромные стрелы сине-зеленых молний гоняются друг за другом по бескрайнему небу.

— «Патагония — один из самых красивых в мире уголков дикой природы», — вслух читает Камилла.

Дорога взбирается вверх, в Барилоче, — и похожие на пряничные домики отели, и узкие улочки, и количество магазинов для лыжников, сувенирных лавок, ресторанчиков — все напоминает туристический городок где-нибудь в высокогорье. Среди машин на улицах много американских моделей двадцатилетней давности, блестящих и ухоженных, похоже, их владельцы знают, что даже в случае мелкой неполадки второго шанса для машины здесь не будет. Склоны гор исчерчены лентами лыжных трасс, хотя в сентябре, когда в Аргентине весна, все закрыто.

— Вы принимаете наличные? — спрашивает Воорт у улыбающегося клерка в первом же четырехзвездочном отеле.

— Да, но мне нужно прокатать кредитную карточку на случай, если у вас будут дополнительные расходы.

Воорт благодарит клерка, и они уходят в другой отель. Но и там правила те же.

Пройдя четыре квартала, Воорт обнаруживает красивый пансион, весь в цветущих альпийских цветах, за белым заборчиком. Хозяин от руки записывает имена постояльцев в журнал, а еще принимает дорожные чеки.

— Я искупаюсь. — Судя по тону, Камилла хочет побыть одна.

— А я прогуляюсь.

Воорт сердится, хотя она ничего не сделала, — его бесит сам факт ее существования. Раздражение усиливается, просто кипит в крови.

— Так вот что такое брак? — кидает он. Камилла отворачивается.

— Вы из Нью-Йорка, да?

Воорт медленно оборачивается. И с ужасом видит девушку из самолета, сидевшую в трех рядах от них. Теперь с ней парень, на обоих жилеты на меху, ботинки и мешковатые вельветовые брюки. В руке у девушки маршрутная карта, которую она, очевидно, собирается купить. Они в книжном магазине.

— Меня зовут Рейчел. Живу на углу Семьдесят первой и Амстердам-авеню. Вас в прошлом году показывали по телевизору. Эй, Чак, — говорит она парню, — мы летели одним самолетом. И его показывали по ящику. Он коп.

— Какое совпадение. — Парень смотрит на Воорта так, словно тот попытался отбить у него девушку, — реакция грубая, но естественная. Или все это только игра?

«Откуда она могла узнать, что мы с Камиллой приедем сюда? Минуточку. Камилла сказала доктору Фаркасу».

— Ваша фамилия Воорт, — говорит девушка. — Правильно?

— Какая хорошая память.

— Вы — тот самый детектив, который в прошлом году выследил этого серийного убийцу. Как его… Шемпа… Штампрас? Фамилия вроде на «Ш».

— Шеска.

— Настоящий герой, — говорит Рейчел парню. И спрашивает Воорта: — Вы живете в Барилоче? Я слышала, будто Тед Тернер где-то здесь купил дом, и Сильвестр Сталлоне тоже. Это вроде как наимоднейшее место.

— А что привело в Аргентину вас? — спрашивает Воорт с колотящимся сердцем.

— Чак здесь живет. Он фанатеет от лыж и каяка. Воорт, а вы любите лыжи или каяк?

— Извините, — отвечает Воорт. — Мне надо кое с кем встретиться.

Возможно ли, чтобы тот милый старик, доктор Фаркас, работал на людей из Нью-Йорка? А если это он, то возможно ли, чтобы на них работали сразу два человека, летевших одним самолетом?

«Я становлюсь параноиком. Масса туристов посещает одни и те же города».

— Вы уезжаете? Вы же только что приехали, — удивляется клерк, когда Воорт возвращается в пансион.

«Так вот какой отныне будет жизнь?»

— Что же, черт побери, стряслось в ту дождливую ночь? — спрашивает Камилла, когда он несет вниз багаж.

Машина несет их на юг, мимо отелей, прилепившихся на скалах над ледниковыми озерами. В Южном полушарии весна, но Антарктика близко, а ведь считается, что антарктический ветер влияет на погоду во всем мире. Машина дребезжит от порывов ветра в соснах. Рядом с дорогой падает ветка.

— Останови, Воорт.

Машина останавливается у обрыва.

— Я так не могу, — говорит она. — Если мы не собираемся разговаривать, давай по крайней мере поплаваем на каяке.

Под обрывом начинается зигзагообразная тропинка, ведущая, как указывает знак, к галечному пляжу. Воорт смотрит на голубое овальное озеро. По поверхности бегут пенистые гребешки волн.

— Я спускаюсь, — заявляет Камилла. — Ты — как хочешь.

Воорт понимает, что сбежать и отвлечься не удалось. В «пежо» они переодеваются в одежду для холодной погоды: «сухие» гидрокостюмы фирмы «Кокатат» с каучуковыми уплотнителями на шее, запястьях и лодыжках, неопреновые ботинки на молнии (если придется идти по воде), сиэтлские сомбреро для защиты от солнца и ветра и прорезиненные перчатки.

О такой поездке они мечтали с самой первой встречи, и вот они здесь — а настроение как при разводе. Воорт спускается первым. Тропинка узкая и каменистая, но, когда он спрашивает, не слишком ли тяжелый у нее рюкзак, Камилла бросает:

— Иди давай.

Спуск занимает двадцать минут; добравшись до пляжа, они видят, что волны сильнее, чем казалось сверху. Котловина прямо-таки кипит. Пенные гребни взлетают на четыре фута. За узкой полоской пляжа озеро окружают гранитные стены и валуны. Если уж попал в воду, в другом месте на берег не выбраться.

Вода такая холодная, что, упав, человек может выдержать всего несколько минут даже в гидрокостюме.