Элоис проснулась от непонятного шума. По-видимому, звуки удаляющихся шагов.

Она лежала в постели, не двигаясь, сердце отчего-то бешено колотилось, пульсирующая боль стучала в висках. Она встала, собираясь положить на лоб мокрое холодное полотенце. Снова приснился этот сон. Она никогда не могла отчетливо вспомнить все, что происходило в нем. Она помнила только, что всякий раз испытывала панический страх от вида крови и просыпалась от ужаса. И все время чувствовала боль, непереносимую боль.

Тяжело вздохнув, она постаралась выбросить эти кошмары из головы, сполоснула лицо водой, затем подошла к камину и уставилась на едва тлеющие угли.

Рассвет еще не наступил, и все же ей не хотелось ложиться в постель. Она потянулась, зевнула и села на кровать. И тут, к своему удивлению, обнаружила, что дверь в комнату была приоткрыта.

Нет. Этого не может быть.

Подойдя на цыпочках ближе, она убедилась, что это действительно так. Она постояла несколько минут в нерешительности, раздумывая, что же ей делать. Впервые за всю неделю ей представилась возможность побега. Но Слейтер был осторожным человеком, возможно, дверь оставлена открытой намеренно.

А что, если нет?

Некоторое время Элоис сидела в темноте и созерцала стены, как будто они могла дать ей совет. Затем она надела желтое платье. То самое, о котором Слейтер сказал, что оно принадлежит ей, что бы ни случилось.

И все же… она колебалась.

Ее не пугало будущее. Просто она… немного смирилась. Если ей удастся отсюда уйти, она будет абсолютно беззащитна, без пенни в кармане. Вся ее собственность – это желтое платье и единственный рубин, спрятанный под корсетом. А также воспоминания о том, что происходило в доме этого человека.

Почему она медлит? Почему бы ей просто не выйти в темноту и не начать путешествие, о котором так мечтала? Освободиться от Ашенли и его хозяина?

Быть свободной.

Но почему эта мысль вызывает такую пустоту в сердце? Почему ей стало так грустно? Какими чарами околдовал ее этот человек? Заставил ее поверить? Поверить во что? В то, что она могла бы иметь нечто большее в жизни, могла бы получить то, к чему так долго и упорно стремилась. Она могла бы получить дружбу, любовь, теплый уголок в морозное зимнее утро. Из глаз потекли слезы, и Элоис отбросила эти мысли. Какая глупость. Какая невероятная бессмыслица.

Она надела шляпку, положила в сумочку туалетные принадлежности, пару чулок, полдюжины шпилек для волос и, открыв дверь, всмотрелась в темноту.

Даже не бросив прощальный взгляд на свою комнату с черными стенами и ковром с вытканными розами, она решительно двинулась вперед по коридору, спустилась по лестнице и очутилась в совершенно темном холле.

Если бы светила луна, здесь не было бы такой непроглядной тьмы. Но небо было покрыто тяжелыми облаками, и собирался хлынуть дождь. Элоис стояла в полной темноте. Тьма всегда будет ассоциироваться с этим домом и с этим человеком.

Двери главного входа были заперты.

Элоис медленно побрела по дому, толкая каждую дверь. Но все они оказались заперты. Что делать? Оставить свою попытку или продолжать искать незапертую дверь? Тогда она может разбудить кого-нибудь из друзей Слейтера или прислугу.

Думай, Элоис, думай хорошенько!

Подобрав юбки, она тихо вошла в бальный зал и закрыла за собой дверь. Раскаты грома становились все сильнее. Элоис подождала, пока грохот достигнет своего апогея, и разбила окно. Она рассчитывала, что шум грозы заглушит треск бьющегося стекла.

Затем она на ощупь подошла к столу, на котором должна была стоять свеча. С большим трудом ей удалось зажечь ее. Элоис огляделась. В слабом, мерцающем свете свечи ей показалось, что комната совершенно преобразилась. По спине девушки пробежал холодок страха и дурного предчувствия. Она подняла свечку выше, может быть она ошиблась, и вошла совсем не в ту комнату? Однако мрачные портреты и блестящие мраморные колонны, окружавшие ее, были знакомы Элоис, изменилась лишь обстановка.

Элоис успела заметить, что бальному залу вернули его великолепие. Люстра на потолке была начищена до блеска и украшена новыми свечами. С позолоченной мебели сняты пыльные чехлы, и открыто огромное пространство блестящего пола. Со стены убраны тяжелые драпировки, стены украшены живописными картинами, изображающими шаловливых нимф, смеющихся херувимов, цветы, солнце и весну.

Все корзины, ящики, сундуки были убраны за исключением одного. Последнего сундука, который принес Слейтер.

Казалось, чья-то рука сдавила грудную клетку, так трудно ей вдруг стало дышать. Неведомая сила толкала ее к этому сундуку. Ею овладело сильнейшее любопытство. Встав на колени, Элоис откинула крышку.

Внутри сундука лежали запыленные игрушки, корзиночки для ниток, книжка с картинками… Внезапно гомон голосов заполнил ее сознание.

– Иди сюда, Элоис.

Эти слова таинственным образом растаяли в темноте, и Элоис всхлипнула. Она поняла, что с ней разговаривает ее память. Память. Знакомые звуки исчезли из ее сознания так же внезапно, как и появились. Подняв голову, Элоис всмотрелась в темноту. Почему? Почему она не может ничего вспомнить? Что с ней случилось? За какие грехи ее разум воздвиг непроницаемую стену, отделив Элоис от ее детства?

Поставив свечу на пол, она вновь заглянула в сундук и потрогала пыльные вещи, лежавшие в нем. Эти предметы имели какое-то особое значение. Но какое?

Она готова была закрыть сундук, как вдруг яркое пламя свечи озарило что-то, завернутое в шелковый платок. Ей показалось, что она слышит какую-то знакомую мелодию. Она разверзла сверток. Кукла.

– Иди сюда, Элоис. Покажи нам свой подарок, а потом мы с тобой споем колыбельную твоей кукле. И все смогут увидеть, какой замечательной невестой тк будешь. Какой прекрасной матерью. Голос шептал где-то в комнате, рядом с нею. Он переворачивал ее душу.

– Спи, моя крошечка, спи.

Знакомое лицо предстало перед ее мысленным взором. Лицо, светящееся нежностью и безграничной материнской любовью.

– Ло-лилли, ло-лилли, ло, ли… праздник в честь ее дня рождения. Дюжина детей, гостей, сладости, музыка, суетящиеся слуги…

– Пусть все увидят, какой замечательной невестой ты будешь. Какой прекрасной матерью.

– В тот вечер она пела так чудесно, я никогда не слышал ничего подобного ни до, ни после.

Элоис обернулась и увидела, что позади нее стоит Слейтер. Бросив куклу, она вскочила на ноги и захлопнула крышку сундука.

Слейтер взял ее за локоть.

– Вы знали мою мать? – растерянно спросила она.

– Да.

– Откуда?

– Я был в тот вечер на празднике. Это был ваш день рождения. Помните?

Она кивнула.

– Вам исполнилось пять лет.

Она не стала спрашивать, как он угадал ее мысли. Она не хотела знать. Этот человек так глубоко проник в ее душу, что понимал все, не спрашивая ни о чем.

– Что вы хотите от меня? – прошептала она.

– Я хочу видеть вас счастливой.

– Если бы это была правда, вы бы выпустили меня отсюда.

Он смотрел на нее с жалостью.

– Вы не можете покинуть мой дом. Нас свела судьба. Мы должны довести эту игру до конца, хотите ли вы этого или нет.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду.

Слейтер взглянул на нее с сочувствием. Элоис, должно быть, подняла его с постели, потому что волосы его были в беспорядке. Расстегнутая рубашка открывала волосатую грудь.

– Подумайте, Элоис. Что вы еще помните?

– Ей стало трудно дышать. Элоис попыталась вывернуться, когда он обнял ее за плечи.

– Нет! Отпустите меня. Я не понимаю, чего вы хотите.

– Подумайте, Элоис.

Слейтер стоял слишком близко от нее, и она не могла ни о чем думать. Он подавлял ее, лишал возможности принимать собственные решения. Ее охватила паника. Она чувствовала, что этот человек знает о ней даже то, что она пыталась изо всех сил скрыть.

Ее мозг пронзила мучительная боль еще более сильная, чем раньше. К горлу подступила тошнота. Жуткий страх сковал ноги.