Литмир - Электронная Библиотека

— Не скрою, товарищ полковник, рад. Земля-то, она привычнее...

— Жаль, труда много положено. — Помолчав, он добавил: — Плоты, лодки, бревна — куда все это денешь?

— Добро не пропадет. Найдутся хозяева. А труда тоже не жаль, и учеба не забудется: вдруг еще какая-нибудь река встретится. Эльба, например.

Курашов ухмыльнулся:

— Вот именно «вдруг»... Все может быть. А на добро хозяева уже нашлись, ты угадал. Они к тебе придут, ты все передай им по акту. А нам с исполняющим обязанности командира артполка Расторгуевым придется остаться на некоторое время здесь и поддерживать новых хозяев.

Минут через десять Владимир Иванович пригласил нас с Расторгуевым к себе в штаб. Там, у карты, он поставил более конкретную задачу. Дивизион должен был к завтрашнему утру сосредоточиться в новом районе. Кроме того, Курашов поручил мне представлять его на рекогносцировке в группе командующего артиллерией стрелкового корпуса, усвоить задачу артиллерии дивизии, выбрать огневые позиции и расставить подразделения на отведенных им участках.

Передислокацию дивизии в другой район не должен обнаружить противник. Для этого на старом месте каждая часть оставляла небольшое подразделение (наш дивизион — два взвода роты противотанковых ружей), которое должно было усиленно заниматься, не очень заботясь о маскировке, боевой подготовкой и сельскохозяйственными работами.

8 апреля вечером дивизион снялся по тревоге с обжитого места и ушел на юг. Лагерь на новом месте разбили в лесу, у самой деревни Фюрстенфельде. Следующий день мне пришлось провести на плацдарме в рекогносцировочной группе полковника И. В. Василькова. Местность здесь была равнинная. В разных направлениях ее пересекали шоссейные и проселочные дороги, обсаженные плотными рядами деревьев. Все окружающее просматривалось плохо, не более чем на полтора-два километра. Только у самого переднего края виднелся гребень сливавшихся в одну цепь курганов, называемых горами Фукс. Здесь и закрепились советские части, захватившие месяц тому назад плацдарм.

Напоенная весенней влагой земля лежала в густой сетке траншей и ходов сообщения, в больших и малых воронках, еще пахнувших кисловато-горьким дымом и серой.

В полукилометре от Одера во всю длину плацдарма под небольшим углом к береговой линии тянулась оградительная дамба шириной метров пять. Ее восточный откос испещрили бугры аккуратно отрытых и выложенных дерном минометных окопов и наблюдательных пунктов.

Согласно плану предстоявшей операции на этом небольшом клочке земли, размером в восемь километров по фронту и три-четыре километра в глубину, должна была сосредоточиться вся наша 3-я ударная армия с приданными частями усиления да еще 2-я танковая армия. Свыше двух тысяч орудий и минометов через несколько дней должны занять здесь огневые позиции. Распределить районы сосредоточения такого скопления артиллерии оказалось трудным делом. Командиры частей ползали по траншеям, спорили, где, кому стать, и наконец не без помощи полковника И. В. Василькова к исходу дня уяснили все вопросы.

В самом «выгодном» положении оказались мы, противотанкисты. Наше место — всегда на огненной черте — на прямой наводке у передней линии стрелковых окопов, протянувшихся по западным склонам курганов. Здесь места хватало...

В тот же день артиллерийским подразделениям корпуса предстояло по утвержденному графику приступить к выдвижению на плацдарм. Стрелковые дивизии по решению генерал-майора С. Н. Переверткина тоже должны были выйти туда и за день до общего наступления сменить оборонявшиеся там подразделения. Передвигались только ночью, используя две переправы: южнее и севернее деревни Гросс-Нойендорф. Каждой части строго определялось время прибытия к старому и понтонному мостам, форсирования реки и сосредоточения в назначенном районе.

На восточном конце моста дежурили представители штаба корпуса. Все были предупреждены: за нарушение графика переправы, создание излишнего шума, беспорядка, пробок на берегу, за езду с включенными фарами — строжайшее наказание. И все мы глубоко сознавали важность и необходимость приказа комкора, стремились уложиться в точно отведенное время, строго соблюдали порядок и дисциплину.

Пока на западном берегу командиры частей уясняли задачи, намечали огневые позиции для полковой, дивизионной артиллерии и минометных подразделений, на восточном берегу Одера, в лесу западнее Фюрстенфельде, тоже шла напряженная работа — войска готовились к выходу на плацдарм.

Все батареи нашего дивизиона проверили, почистили и подготовили к походу пушки, автомобили, личное оружие. После короткого отдыха бойцы собрались на лесной поляне на открытое партийное собрание.

Мне удалось вовремя прибыть из-за реки в расположение части. Я разъяснил людям задачи в предстоящих боях за Берлин. Затем слово взяли Н. Ф. Пацей и Г. С. Шленсковой. Выступали и другие офицеры, сержанты и солдаты. Все они клялись добить фашистского зверя в его собственной берлоге. Многие солдаты и младшие командиры подавали заявления: «В бой хочу идти членом великой партии большевиков!», «При взятии Берлина хочу воевать коммунистом!» К сожалению, у нас не было ни минуты свободного времени, чтобы здесь же обсудить заявления и принять соответствующие решения. Только вечером 11 апреля в большом блиндаже на берегу Одера, где временно расположились тыловые подразделения дивизиона, состоялся прием в партию подавших заявления солдат и младших командиров части. Сосредоточенными, повзрослевшими расходились по подразделениям молодые коммунисты — рядовые великой партии большевиков. На фронте это всегда были торжественные, неповторимые минуты.

После собрания дивизион выступил к роще у горы Пизе — нашему выжидательному пункту вблизи южной переправы. Навстречу шли колонны стрелковых подразделений и зенитной артиллерии — с плацдарма снимались некоторые части, но наземная артиллерия, видимо, оставалась там: в рядах уходящих ее не было.

Ровно в 3.00 10 апреля наша колонна прибыла к настилу переправы. Дежурный офицер проверил документы и, взмахнув флажком, разрешил следовать на западный берег Одера.

Широкая свинцово-черная лента реки быстро проплыла под нами, и колонна, набирая скорость, помчалась к Гросс-Нойендорфу — небольшому немецкому селению в семи километрах от переправы. Там мы расставили батареи по местам и приступили к оборудованию огневых позиций временного противотанкового опорного пункта — ПТОП.

После короткой передышки мы с Голобородько и комбатами прибыли на передний край для рекогносцировки местности, окончательного выбора позиций и постановки задач батареям. Первая траншея петляла совсем близко и почти параллельно немецкой. Лица комбатов посуровели — оборудование позиции будет сопряжено с опасностью и немалыми неудобствами. Впереди довольно хорошо просматривались невооруженным глазом густо разбросанные по полю спираль Бруно и всякого рода малозаметные препятствия. Даже физиономии гитлеровцев, снующих по траншеям или топтавшихся у пулеметов, можно было четко различить. Правда, в двух местах передний край обороны противника удалялся от нашей траншеи на значительное расстояние — пользоваться приходилось стереотрубой.

Я тут же приказал командиру взвода управления младшему лейтенанту Анатолию Луневу организовать наблюдательные пункты и наладить круглосуточную разведку переднего края. Задача Лунева облегчалась тем, что огневую систему врага в основном уже вскрыли наши предшественники. Но тем не менее свежий глаз — великое дело да и организация огня противника никогда не оставалась постоянной, все время менялась, совершенствовалась.

Поставив задачу комбатам, я поспешил выполнять временно возложенные на меня обязанности командующего артиллерией дивизии: представители артполка и начальники артиллерии стрелковых полков уже поджидали меня. Нужно было на местности указать отведенные их подразделениям районы огневых позиций.

Ночью личный состав батарей, свободный от боевого дежурства у пушек, оборудовал на переднем крае орудийные окопы полного профиля с ходами сообщения, щелями и погребками. Работа заняла, конечно, не одну ночь. Рота ПТР по-прежнему находилась в районе Геллена на сельскохозяйственных работах и должна была прибыть сюда накануне наступления. Огневики рассчитывали на ее помощь, но командование рассудило иначе: ведь посеянные и посаженные ротой двадцать четыре гектара овса и картофеля явились как бы первой скромной заявкой нашей части на укрепление мирной послевоенной дружбы с польским народом. Тогда мы уже знали, что на земли восточнее Одера придут их давнишние законные хозяева — поляки. А земля, хоть и израненная войной, не должна пустовать...

10
{"b":"129047","o":1}