Положив локти на релинги, Шарлотта смотрела, как в золотистой дымке исчезал ее дворец Мирамар с цветами, флагами, развешенными повсюду гирляндами. Мимо нее проплавали в парадном строю корабли австрийского флота, расцвеченные флагами до самых верхушек мачт, — экипажи выстроены на юте с безупречным равнением. Чуть подальше плыл, также отдавая прощальные почести, французский крейсер «Темис». На корме фрегата «Новара» развевался на ветру новый стяг мексиканского императора с орлом ацтеков. Столь долгожданная мечта начинала сбываться.

— На этот раз мы уехали окончательно! — прошептала Шарлотта Максимилиану. — Мы будем править, и я хочу, чтобы вся Европа нам завидовала.

Максимилиан улыбнулся молодой жене — он тоже счастлив, опьянен таким количеством солнца, радости и обилием криков «Виват!».

— Да разве может быть иначе? Мы направимся в новую, богатую страну; мы сделаем ее могущественной и современной; она уже ждет нас — с букетами цветов!

Бедный Максимилиан, бедная Шарлотта — иллюзиям их суждено длиться недолго.

Плавание через океан прошло довольно приятно. Император использовал время на то, чтобы написать главные положения большого кодекса протокола и этикета, основанного на ужасном и почти испанском этикете венского двора. Этот протокол он думал в ввести в своей империи. «Новара» шел довольно быстро, да и «Темис», следовавший за ним, как верный пес, не отставал. Но когда на горизонте показался низкий, нездоровый берег, а вслед за тем корабль приблизился к горе Веракрус, у монархов и их свиты округлились глаза. Город не только не украшен празднично, но в порту даже не видно ни одной живой души, за исключением нескольких зевак и грузчиков, сладко спящих, накрыв лицо сомбреро. Двадцать восьмое мая, стояла ужасная жара… Шарлотта, со сверкающим взглядом, повернулась к своим фрейлинам — Пауле фон Коллониц и венгерской графине Мелани Циши:

— Выходим на берег, а там разберемся.

Все вышли на причал. Однако стоящая причале Веракруса элегантная, блестящая группа господ в мундирах и дам в кринолинах вызвала у аборигенов крайне слабое любопытство, это вывело Шарлотту из себя.

— Эти люди, — произнесла она, — явно не знают, что мы их монархи… французский контр—адмирал Босс, тоже сошедший со своего корабля «Темис», покачал головой.

— В Веракрусе не симпатизируют новому режиму, мадам. До того как укрыться в горах на севере, здесь правил Хуарес. Но это вовсе не извиняет председателя регентского совета генерала Альмонте — он должен быть здесь…

Следовало признать факт — генерала нет. Придя в ярость, Шарлотта решила подняться на борт: там поужинать и не двигаться с места, пока за ними не приедут. Все снова взошли на корабль.

Генерал Альмонте появился поздно вечером. Он не удосужился узнать, в какой точно день приплывают монархи, и, опасаясь гнилого климата Веракруса, предпочел остановиться в горах, в городке Оризаба. Едва он успел приветствовать Их Величества, как на него обрушился с упреками адмирал Босс, возмущенный таким приемом. Но тут вмешался император:

— Ладно, господа, это всего лишь недоразумение. Давайте сначала поужинаем, а завтра все уладится…

Словно в подтверждение его слов, в форте Сан—Хуан де Уллоа решили наконец произвести двойной залп в честь прибытия Их Величеств. Но Шарлотта весь вечер оставалась в мрачном расположении духа. Очень впечатлительная, новая императрица усмотрела в таком приеме дурной знак. Честно говоря, следующий день также оказался не очень утешительным. Когда монархи во второй раз вышли на берег, на улицах было очень мало людей, хотя кое—где все же развесили флаги и им посвятили речь. Но этот почти пустой город, можно считать, захватила стая грифов, мерзких тропических хищников: сидят почти всюду, вытягивают плешивые шеи и издают неприятные звуки. Шарлотта, вся в напряжении, повернулась к адмиралу Боссу:

— Нельзя ли поубивать этих отвратительных птиц, господин адмирал? Какое ужасное зрелище они собой представляют!

Адмирал возвел очи к небу и наклонился к дрожащей от омерзения молодой женщине:

— Увы, мадам, нельзя, — произнес он. Они защищены законом: нечистоплотность местного населения и пренебрежение санитарными нормами делают этих птиц необходимыми.

Не желая больше об этом слушать, императрица пошла садиться в маленький поезд, недавно привезенный из Франции, — он должен доставить их на плато. Поездка до Мехико была утомительной: приходилось ехать по едва заметной дороге, императорская карета скрипела и безжалостно сотрясала сидящих в ней людей. Правда, начиная с Пуэблы, где Их Величеств ждали губернатор и генерал Бренкур, прием стал более теплым. Максимилиан и Шарлотта услышали наконец эти «Виват!», так ожидаемые после отъезда из Мирамара. У ворот столицы их встретила настоящая дипломатическая делегация: генерал Базен, командующий французскими войсками, поверенный в делах граф Монтолон; посол Австрии и все почтенные люди города. На этот раз — цветы, раскаты оваций; улыбающиеся монархи вступили в старый дворец под веселый звон колоколов.

Но праздник на улицах ярко украшенного города не обеспечил комфортной ночи: старый дворец и впрямь очень стар, и там было столько насекомых, что, устав бороться с ними, Максимилиан ушел спать на бильярдный стол.

Еще кое—что сделало некомфортным сон императора. Во дворце, на той самой кровати, где ему предстояло спать, он обнаружил неизвестно как туда попавшую прокламацию; укрывшийся в Чихуахуа мятежник Хуарес адресовал ее людям из Веракруса: «Я все еще жив, люди с побережья, — я, тот, кто всегда вел вас на борьбу с тиранами…» Какая угроза в этих словах! Но Максимилиан не обиделся. — Я уважаю человека, который намерен бороться до конца, — сказал он жене. — Неужели тебе страшно?

— Рядом с тобой я ничего не боюсь, дорогой, нечего, думаю, нам бояться. Наш первейший долг — привлечь этого мятежника на свою сторону. Уверена, что мы этого добьемся!

Веря в очарование мужа, да и в свое собственное, Шарлотта еще не знала, что невозможно привлечь на свою сторону такого человека, как Хуарес: в жилах его текла кровь ацтеков, порабощенных, но не сломленных тремя веками испанского господства. Хуарес жил только свободой и местью.

Жить в национальном дворце оказалось совершенно невозможно, и чета на следующий день перебралась в замок Чапультапек, построенный на холме, на некотором удалении от города; вскоре разместили также и свиту. Затем не теряя времени все принялись за дело. Император назначил министров, а Шарлотта, снова став Карлоттой, выбрала для себя двадцать фрейлин из дам высшего света. И достославный этикет стал работать.

Построенный на скалах из базальта и порфира, Чапультепек с лесом и прудом, где кристально чистая вода, возвышался над Мехико — место приятное. Любитель видов, Максимилиан пожелал сделать их прелестными, а в это время его жена старалась как можно скорее организовать в замке жизнь, которая очарует местное высшее общество. Там стали проходить праздники, балы, ужины и концерты.

Но события начали развиваться в неверном направлении. Исключительно из добрых побуждений Максимилиан искренне хотел полюбить свой народ и старался жить по его правилам. Особенно восхищался индейцами, этими нежными, молчаливыми существами, чью душу безуспешно пытался понять. Чтобы привлечь их на свою сторону, он повел новую политику, и она вскоре лишила его большей части сторонников. Вместо того чтобы опираться на консервативную партию, которая сделала его императором, и на церковь, благословившую его, Максимилиан обратился лицом к либералам и отказался вернуть церкви и ее былое значение, и блага, конфискованные у нее людьми Хуареса. Непростительная ошибка: мексиканцы, в большинстве своем очень набожные, не поняли этого отношения к церкви. И еще одна ошибка: Шарлотта сделала своим врагом Базена; совсем недавно ставший маршалом Франции, он со своими войсками — единственная надежная защита от солдат мятежника. Она не выносила этого человека низкого происхождения, его гонор отвратителен. Между ними часто возникали ссоры. — Почему бы нам не отослать его во Францию и не попросить Наполеона назначить другого генерала?! — воскликнула однажды в отчаянии Шарлотта. — Я не в силах больше его выносить!