— Ну не то, чтобы изнурила, просто пришлось, как бы заново пережить многие события своей жизни, — ответил Стас.

Закончив одевание и накинув пиджак, он повернулся к жене.

— Ну как, я тебе нравлюсь?

Анна молча улыбалась.

— А что ты так ехидно улыбаешься? — поинтересовался Стас.

— Почему ехидно? Не ехидно, а насмешливо. Думаю, ну какой все-таки ты у меня пижон.

— Нет, чтобы сказать: "Ну, какой ты у меня элегантный мужчина"!

— Ладно, элегантный мужчина, подойди ко мне, пожалуйста. Я хочу задать один вопрос и кое-что поправить в твоей одежде, — не переставая загадочно улыбаться, сказала Анна.

— Весь к вашим услугам, мадам, — произнес Стас, подходя к кровати.

Анюта взяла его рукой за ремень и слегка подтянула к себе.

— А ответьте мне, любезный господин Оболенский, как это вы умудряетесь уложить свое мужское достоинство, таким образом, что даже в великолепных, далеко не обтягивающих брюках, у вас на гульфике выступает пикантный бугорок? — насмешливо спросила она, продолжая удерживать мужа за ремень.

— Да побойся бога, Анюта! — воскликнул Стас, невольно опуская взгляд, — что ты придумываешь, какой бугорок?

— Повернись! Ну, повернись боком к зеркалу, — сказала Анна, поворачивая мужа. — Да пиджак-то распахни. Что, убедился?

— В чем убедился? Ну, есть там чего-то маленько. И что? Никак я его не укладываю, он сам укладывается, как хочет. Анечка, кончай шутить, я действительно спешу.

— Успеешь, — ответила Анна, поворачивая мужа снова лицом к себе. — А ты знаешь, что этот едва заметный бугорок, очень возбуждающе действует на женщин?

— Господи! Аня, да ты с ума сошла. Он у всех мужиков есть, не только у меня, — воскликнул Оболенский, пожимая плечами и глядя на жену удивленными глазами.

— Вот уж, не скажи. Это, когда мужчина в тесных джинсах или просто в брюках в обтяг, это да. У них, вообще, все на виду. Так вот на это смотреть противно. А когда в нормальных брюках и что-то едва заметное, это очень эротично и женщины сразу обращают на это внимание. Ты об этом прекрасно знаешь и делаешь это специально, чтобы у ваших дам слюнки текли, — произнесла она с укором.

— Анюта! Ты для меня просто Америку открываешь. Извини, дорогая, но я как-то не сосредотачивал свой взгляд на гульфиках у мужиков, так что не знаю, есть там бугорок или нет. Что касается наших дам, то я очень сомневаюсь, что они будут заглядываться на своего сурового шефа с вожделением, — насмешливым тоном произнес Стас.

— Не надо. Я общалась с вашими дамами в офисе, когда они не догадывались о наших отношениях и знаю, как они на тебя смотрят. В общем все, сейчас я его уложу, как положено и никакого бугорка у тебя не будет, — заявила Аня, продолжая крепко удерживать мужа, и быстро расстегивая ему брюки.

— Анюта! Я тебя умоляю, ну не надо этого делать, — взмолился Стас, пытаясь увернуться. — Аня, Анечка, ну что ты творишь?

— Прячу то, что принадлежит только мне, — насмешливо продолжила Анна, не обращая внимания на его протесты.

— И что теперь? Спрятала? — недоуменно воскликнул тот.

— Куда я его теперь дену?

— А ты что, забыл, куда его девать в таком состоянии? — продолжала насмехаться Анна, неожиданно откидываясь на спину и увлекая за собой мужа. — Не волнует меня твой совет директоров, — сказала она шепотом. — Хочу тебя сейчас и немедленно.

— Сумасшедшая! Ну, ты у меня сумасшедшая баба, — уже совсем вяло пытался сопротивляться Стас.

А через несколько минут шикарный костюм Оболенского небрежно валялся возле кровати, а сам он, что-то страстно шептал своей Анюте. Потом Оболенский с закрытыми глазами лежал на спине и улыбался, а жена тихонечко и преданно прижималась к его плечу.

— Анют, — произнес Стас, не открывая глаз, — знаешь, что я сейчас понял?

— Что?

— Я теперь точно знаю, как умру, — произнес он, не переставая улыбаться. — Я умру на тебе. Представляешь, какая красивая будет кончина?

— Дурак, что я могу тебе сказать. Может, я раньше тебя умру, — усмехнулась Анюта.

— А кто тебе позволит? Кто в доме хозяин? — рассмеялся Оболенский. Затем, обернувшись к жене спросил, — Ань, ты меня действительно так сильно любишь?

— Ой, Стасюля, да я тебя терпеть ненавижу, — томно ответила Анна.

— Нет, я тебя серьезно спрашиваю.

— А что, у тебя возникли какие-то сомнения? — спросила она, с удивлением глядя на мужа.

— Да нет. Просто, мужчине тоже хоть иногда хочется это слышать, а не только чувствовать. Ты так давно ничего мне такого не говорила, — прошептал ей на ушко Стас.

— Ну что ж! Если хочешь услышать, слушай, — сказала Анна, положив ему голову на плечо.

— Господина Оболенского Станислава Георгиевича, довольно успешного бизнесмена, я просто уважаю. Как человека, как умного руководителя. Восхищаюсь его умением контролировать такой большой и разнообразный бизнес, не только в России, но и за рубежом. Его умению вести переговоры, отстаивать свою точку зрения. Ну, и прочими достоинствами делового человека. Вот этого господина я уважаю, но не более.

А люблю я, своего лохматого, кучерявого Стаську, — продолжила Аня, ласково перебирая локоны Оболенского. — Я его всяким люблю: нежным и страстным, хмурым и угрюмым, веселым и злым, всяким. Я люблю его походку, его голос, его волосы, глаза, тело, все, что в нем есть. Каждую морщинку на лице, каждую складочку на теле. Потому, что это моя радость, мое вдохновение, моя защита и надежда. Люблю его просто потому, что он есть! И очень надеюсь, что этот Стаська, только мой. А господин Оболенский, он всехний, — заключила она, шутливо чмокнув мужа в нос.

— Ань, — тихо произнес Стас, — ну как я без тебя жил, а? Сейчас даже представить не могу, что прихожу домой, а тебя нет, — сказал он, нежно прижимая жену к себе.

— Да думаю неплохо жил, не тужил, — весело ответила Анюта.

— Кстати, кто-то у нас здесь сильно торопился, насколько я помню.

— О-ой, е! Сколько времени-то? Мать моя, — ужаснулся Стас, взглянув на часы, — где мой мобильник?

— В пиджаке, наверное, а пиджак на полу валяется,

— насмешливо сказала она.

— Господи! Что эта женщина со мной делает? — стенал Оболенский, вскакивая и убирая костюм на кресло. — Совсем обезумел уже, костюм от Кардена на пол, чтобы поиметь собственную жену! Ну, дура-а-к!

Стас набрал телефон Шуры.

— Ты где? — закричал Шурик, услышав голос Оболенского, — без пяти девять, все собрались! Звоню тебе — мобильник выключен, по городскому короткие сигналы идут.

— Не ори! У меня форсмажорные обстоятельства. Извинись за меня, я буду в 9.30. Виктор на месте? — поинтересовался он.

— На месте, куда его посылать?

— Ко мне домой.

— Домой? Что у тебя стряслось? С Анной, что-нибудь? — обеспокоено спросил Шура.

— Потом, не по телефону. Все! — ответил Оболенский и

отключился.

Одеваясь и приводя себя в порядок, Стас продолжал, что-то ворчать себе под нос. Но Анна видела, что он улыбается и совсем не сердится.

Быстрым шагом влетев в кабинет, Станислав Георгиевич принес извинения собравшимся за задержку и совещание началось.

Часов в двенадцать Стас с Шурой остались в кабинете одни.

— Ну, рассказывай, что у тебя стряслось? — поинтересовался Шура.

— Да так, ничего особенного, — небрежно откинувшись в кресле, с улыбкой ответил Оболенский.

— Не фига себе ничего особенного. Такие важные люди собрались, кучу проблем надо уладить, а он опаздывает и с улыбочкой заявляет, что ничего особенного, — возмутился тот.

— Успокойся, ты. Все же прошло гладко, — безмятежно улыбнулся Стас.

— Знаешь, что тебя спасло от негодования столь, высокопоставленных особ? — спросил Шура. — Фишер сказал: "Я знаю господина Оболенского не один год. Это очень пунктуальный и обязательный человек. Если он задерживается, значит, случилось, что-то экстраординарное". — Так уж поведай мне, что все-таки произошло? С Анной поругался, что ли?

— Да нет, как раз наоборот, — продолжая улыбаться, ответил Оболенский, — ну захотелось Аньке не вовремя.