— Анна Александровна, — заявил Стас, — можно сказать, что мы почти что родственники.

— Это почему же? — удивилась я.

— Кроме того, что мы оба с Севера, мой сын с семьей тоже проживает в Париже.

В общем, мы довольно задушевно поболтали, дождались, когда ему привезли деньги и поехали в наше агенство. Должна тебе сказать, что комиссионные, при покупке квартиры, берутся в размере шести процентов от ее стоимости. Но, если квартира очень дорогая, оговаривается конкретная фиксированная сумма. Сто тысяч рублей, это самая большая сумма на моей памяти, которую платил покупатель.

Наш директор, Светлана Афанасьевна, симпатичная тридцатилетняя женщина, при оформлении обворожительно улыбалась и была очень приветлива. А вот Оболенского, как подменили. Ни тени улыбки на лице, сухой деловой тон большого начальника.

— Станислав Георгиевич, давайте уточним размер комиссионных, Анна Александровна говорила о ста тысячах рублей, — сказала Светлана Афанасьевна.

— Нет, — ответил Оболенский все тем же деловым, безэмоциональным басом, — это я лично ей предлагал эту сумму, но я передумал.

— Тогда сколько?

— Я плачу шесть процентов от стоимости квартиры.

Светлана на миг онемела и буквально шепотом произнесла, что это намного больше.

— Считать я умею, — ответил Стас, и положил на стол несколько пачек банкнот. — Дело в том, продолжил он, — что теперь мне необходимо срочно продать три своих квартиры. Самому мне этим заниматься некогда. Пусть у Анны Александровны будут деньги на хорошую рекламу.

Когда мы все оформили, и Оболенский ушел, мы со Светланой недоумевали, что заставило мужика отвалить такие деньги. Вот так состоялось наше знакомство.

— Аня, — поинтересовалась журналистка, — а потом, когда вы со Станиславом были уже близки, он как-нибудь объяснил вам свои действия?

— Оболенский очень умный и хитрый мужик. Он, как шахматист, умеет просчитывать ходы на много шагов вперед. Во-первых, он сказал, что на самом деле эта квартира с отделкой стоит значительно дороже, а он еще и цену сбил, а потом, он просто хотел произвести на меня впечатление. Заметь, Лена, он произвел на меня неизгладимое впечатление, заплатив такие комиссионные и при этом, материально ничуть не пострадал. Конечно, он мог бы сэкономить, но так уж устроен Оболенский, решил — сделал.

— А дальше? Как развивались ваши отношения дальше?

— Что творилось в его голове, ты спросишь у него самого. А вот как зарождался интерес и чувства к Оболенскому у меня, я тебе расскажу.

Хотя по документам в официальном браке он не состоял, я ни минуты не сомневалась, что семья у него есть. Ну не будет же человек покупать такую огромную квартиру для себя одного, — думала я.

Кстати, я довольно быстро продала все его три квартиры и в связи с этим, мы часто виделись. Затем оказалось, что его фирма тоже занимается долевым строительством. Им вскоре понадобились квартиры под расселение частного сектора. Вопросами строительства и расселения занимается как раз Александр Иванович, попросту Шурик. Мы договорились, что квартиры под расселение они будут приобретать только через наше агенство.

Расселение дело хлопотное и не быстрое, поэтому мы с Шурой встречались по производственной необходимости почти каждый день. И, практически, всегда, когда я сидела в кабинете Александра Ивановича, Оболенский заходил к нему, интересовался, как дела, что нового и т. д. В общем, находил предлог.

Потом он сделал мне заявку на покупку коттеджа, обязательно в том же районе, где коттедж Шуры и Люси. Да, год назад этот дом принадлежал другому человеку. Я дала объявления во все газеты, и бывший хозяин вышел на меня сам. Но, подробнее об этом я расскажу позднее.

По рекомендации Оболенского у меня появилось много клиентов на покупку квартир, чаще всего северян. И еще фирма Стаса выставила мне на продажу все объекты недвижимости, какие они строили. Работы у меня стало невпроворот, но и зарабатывала, в связи с этим, я очень приличные деньги.

Т. к. я занималась продажей их объектов, мне часто приходилось иметь дело с бухгалтерией. С женщинами, работающими там, мы подружились, часто распивали чаи и болтали обо всем.

Я узнала, что Оболенский очень закрытый человек. О его личной жизни никто ничего не знал, кроме того, что он вдовец и сын его живет в Париже. У Стаса был имидж очень серьезного и делового руководителя. Его уважали, но побаивались, хотя, как мне сказали, он никогда не позволял себе повышать голос. Но, надо сказать, на работе он никогда, практически, и не улыбался. Он умел держать в себе свои эмоции, и поэтому по его лицу никогда нельзя было догадаться, в каком он расположении духа в данный момент.

Светлана Афанасьевна пыталась с ним пококетничать, но не тут то было. Она даже посетовала, что впервые видит такого непробиваемого. Неужели он и сексом занимается с таким же холодным выражением лица, — говорила она мне.

Но я то уже знала, что выражение лица у Станислава Георгиевича может быть совсем другим. Буквально через неделю после нашего знакомства я с удивлением стала замечать, что Оболенский явно выделяет меня из толпы. Когда я была в его кабинете с покупателем или Светланой Афанасьевной, он был деловит и сосредоточен. Но стоило нам остаться наедине, выражение его лица мгновенно менялось. Он лучезарно улыбался, интересовался, как дела у моей дочери, у меня, рассказывал кое- что о себе, о своем сыне, о любимой внучке. В общем, вел себя совершенно по-другому.

Когда я заходила к нему, он предупреждал секретаршу, что занят, и она никого к нему не пускала. Прямо в своем кабинете он сделал мне полную диагностику и, к моему величайшему удивлению, рассказал обо мне такое, о чем он никак не мог знать. Стас сказал, что у меня сильнейшее магнитное поле, мощный энергетический потенциал, но аура не просто пробита, а даже разорвана в клочья, а мой "третий глаз", вообще, закрыт. Так что в его кабинете мы говорили о чем угодно, но меньше всего о делах.

Конечно, это не могло не повлиять на мое отношение к Оболенскому. Я стала очень тщательно готовиться к каждому посещению офиса. Каждый день мыла волосы и укладывала их феном. Старалась всякий раз появляться в новом наряде и выглядеть, как можно эффектнее. Я с ужасом стала осознавать, что думаю о нем с утра до вечера, он стал мне даже сниться. Когда он делал мне комплименты, его глаза загорались таким дьявольским светом, что это сводило меня с ума.

Однажды, в разговоре я заикнулась, что очень хотела бы еще раз попробовать оленьих языков. Стас промолчал, а через несколько дней в субботу, вдруг позвонил и сказав, что у него есть дело ко мне, спросил, может ли он подъехать? Я, конечно, ответила, что можно. Они подъехали с Шурой и привезли мне огромный пакет оленьих языков и трех муксунов.

В тот день я получила очередную видеокассету от дочери, но в моем видике что то заело и я никак не могла вытащить из него старую кассету. Оболенский быстро разобрался, в чем дело и мы все вместе посмотрели послание моей Олеси. Часа через три они уехали.

Я давно задавалась вопросом, — почему, если он явно выказывает свой интерес ко мне, то почему не пытается встретиться со мной вне офиса? Почему даже ко мне домой он приехал с Шурой? Для меня это долго оставалось загадкой.

— Но вы, наконец, узнали почему? — спросила Елена.

— Вот ты сама у него об этом и спроси, — ответила Анна.

— Кстати, а где же наши мужчины?

— Я думаю на своем полигоне.

— Что еще за полигон?

— Это такая оборудованная площадка, на которой они творят черти что. Там висит "груша", которую они лупцуют кулаками и ногами, лежит огромный мат, на который они безжалостно швыряют друг друга. И даже сделана, какая-то чуть ли не трехметровая стена, на которую они пытаются забежать с разбега. Честно говоря, мне это не особо нравится. Я считаю, что подобные забавы не для их возраста. Но эти два упрямца уверены, что они всегда должны быть в форме.

— А на это можно посмотреть?

— Можно конечно, полигон на Шуриной территории. Пойдем, Леночка, если они там еще не умерли от усталости, то уж перед молодой женщиной не преминут продемонстрировать свою удаль.