— Что — Ленда? — Она не подходила, но Дебрен и без того видел, что в ее глазах, сейчас серых, мелькают злые искорки. — Я сказала какую-то глупость?

— Ленда… не сейчас.

Он не смотрел на забрызганный кровью стол и неподвижное тело, все больше ассоциировавшееся именно с телом, а не с человеком. Поэтому она была обязана понять.

— А когда? — Она старалась быть спокойной. — Кто должен погибнуть еще, прежде чем мы дозреем до делового разговора?

— Ты что-то сказала? — спросил он сквозь зубы. Она бывала толстокожей — по крайней мере в словах, — но на сей раз она переборщила.

— Я говорила: пойду с Петункой. Говорила. — То ли это действительно прозвучало по-детски, то ли ассоциация пришла из-за блеска в ее глазах. Простуженное сопение тоже не прибавляло Ленде серьезности и взрослости. — Они ничего бы нам не сделали. Ты сам слышал: им запретили трогать баб.

— Что ты несешь?

— Ты все испортил, Дебрен. Именно ты, черт побери! Ты, от которого я ожидала рассудительности. Мы могли идти вдвоем. Только мы. Никому бы ничего не… А так досталось Йежину…

Она осеклась. Опять немного по-детски, как бы испугавшись того, что чуть было не сказала. И что все услышали ее слова так, словно она их выкрикнула.

Какое-то время никто ни на кого не смотрел. Ленда стояла у завала из мебели и бочек, позволяя сквозняку играть подолом платья. Дебрен только теперь заметил, что на ней нет коричневого кафтана, в котором она выходила. И пояса.

И Дропа. Возможно, поэтому не спросил об остальном.

Скрипнули доски, в дверях кухни появился Збрхл. С острием бердыша под мышкой и огромной бутылью в руке. Бутыль была откупорена и, кажется, использована, поскольку ротмистр, хоть и бледный, двигался значительно увереннее.

— Не бойся. — На губах Петунки заиграло подобие улыбки. Она подняла только что оторванную полоску ткани. — Бинт предназначался не ему. Больше чистого белья у меня под руками, как правильно догадался Дебрен, нет. Так позволь я использую для собственных царапин…

— Ты ранена? — Збрхл в два прыжка преодолел всю ширину комнаты. — Дерьмо и вонь! Дебрен! Ты ослеп? Не видишь, какая она бледная? — Он сунул магуну бутыль и схватил Петунку за руку. — Ленда, давай сюда табурет! А ты садись, потому что нам еще не…

— Я? — Она не пыталась высвободить руку, только прикрыла другой ладонью его ладонь. — Ты упиться успел в погребе, медвежонок? Ты на себя глянь. Вся нога в крови. Сам садись. Ленда, принеси воды. И что-нибудь острое, чтобы штанину… И что-нибудь под ногу. Я думаю, стульчик подойдет.

— И прихвати для себя табурет, — добавил Дебрен, обходя стол и указывая на кучу мебели, образующей баррикаду. Опустился перед Збрхлом, глянул на торчащий из ноги обломок стрелы.

— Так сколько же, в конце концов, этих табуретов? — буркнула девушка, направляясь к баррикаде. — И что еще? Чтобы два раза не бегать.

— Сейчас, дерьмо и… — Збрхл попятился, хотя еще никто не дотрагивался рукой до его продырявленного бедра. — У нее же обе ноги ни к черту.

— Сам ты ни к черту, — мгновенно отрезала Ленда.

— Все мы в какой-то степени… — философски заметил Дебрен. — Но верно, не следует пострадавшую женщину гонять словно рекрута. Перестань ползать, княжна. У тебя кровь на юбке.

— Это платье.

— Подол платья. Значит, на мой вкус, юбка. Потому что внизу.

— Определение юбки…

— Заткнись, Ленда, — фыркнула на нее трактирщица. — И сядь у камелька. Смотреть не могу, как ты почти голая по морозу болтаешься. Да еще с таким декольте… Зашнуруй хотя бы платьишко как следует и оставь, черт побери, в покое табурет! Развалишь баррикаду — себе же хуже сделаешь. Медвежонку одного хватит, а рядом с камельком есть шкура. Тебе там даже удобнее будет.

Она высвободилась из Збрхловой руки, толкнула его, посадила почти насильно. Подошла к Ленде, протянула руку. Ленда своей не подала.

— У меня все в порядке, — сказала она с явным нажимом. — Благодарю за руку, сестра, но подпорка мне пока еще не нужна… Ну, чего лыбишься, Збрхл?

— Это от боли, — буркнул Дебрен, не поднимая глаз. Он еще не начинал вытаскивать древко стрелы из раны, но даже простой осмотр, проводившийся больше прикосновением, чем магией, никак нельзя было считать для пациента приятным.

— Возьми пример с Дебрена, — продолжала Ленда. — До него наконец дошло, что я впустую языком не мелю. И коли говорю, что на мне раны заживают как на собаке, значит, так и есть. Он бывает туп как лапоть, но стоит несколько раз повторить — и поймет… — Петунка молчала, спокойно ожидая, пока Ленда протянет руку. — Черт… Не слышишь? Проснись. Я человек взрослый, не какая-то робкая соплячка. Когда нужда прижмет, сама попрошу. Да и то скорее уж мужика какого-нибудь, а не тебя. Впрочем, пока что у меня есть меч. Размер в самый раз, рукоять с набалдашником, удобная, не поцарапает… — Она внезапно осеклась. — Збрхл! Ты хочешь меня убедить, что такие дурные рожи корчишь из-за деревяшки в ноге? — Дебрен поднял глаза и заметил, что с лицом ротмистра далеко не все в порядке. Он выглядел как человек, всеми силами пытающийся сдержать улыбку. Ленда снова взглянула на трактирщицу. — Лучше займись-ка им. Из нас двоих ему костыль больше нужен. У него прямо-таки течет из штанины. Перестань глупо усмехаться, Збрхл. — Дебрен снова глянул наверх и согласился, что скрытая бородой гримаса и впрямь неожиданно сделалась не очень-то умной. — Ему помоги, сестра, если уж тебе приспичило кому-то костыли подавать.

В комнате было светло, поэтому Дебрен легко заметил внезапный румянец на лице Петунки. И мгновенно все понял, но сделать ничего не успел.

— Девушка… правильно говорит, — раздался слабый голос. Все остолбенели. И как по команде повернулись к стоящему у камелька столу. — Збрхлу… надо бы… больше других, Петунка.

Дебрен был ближе всех, но именно Петунка подскочила первой. К счастью, она не пыталась ничего делать. Даже руки мужа не подняла — только накрыла ее своей.

— Спокойно, Йежин. — Магун сдвинул покрывало с раненого, пробежал взглядом и пальцами по бинтам. В книгах у него было несколько заклинаний, более или менее эффективных при зондировании ран, определении поступления крови из поврежденных органов. Но книги остались во Фрицфурде. К тому же формулы были очень сложными, уходили на десятки уровней, Даже чародеям-медикам порой требовалось полдня, чтобы привести свои органы чувств в соответствующее состояние и заглянуть в глубь тела. — Спокойно. Не болтай. Больно? Очень?

— Нет, — одними глазами улыбнулся раненый.

Збрхл с баклажкой в руке неуверенно подошел к голове Йежина. Ленда застыла в одиночестве у конца стола рядом с укрытыми одеялом ступнями, с которых почему-то никто не снял башмаки. Стол — не кровать, а соседство камелька согревало не очень сильно, но у Дебрена мелькнула мысль, что, если б когти урсолюда не вонзились в тело так глубоко, Петунка наверняка не забыла бы о башмаках. Она была не из тех женщин, к которым мужчина лезет в постель, не сняв туфель. Даже если эта постель — стол в корчме.

— Кровоточит не очень, — буркнул он чуть погодя.

— Но кровоточит. — Это звучало не как вопрос, поэтому он Петунке не ответил. — Ты можешь что-нибудь сделать?

Он глядел на спазматически стискивающиеся пальцы Ленды. Может, на одеяле, может, на скрытых под ним ступнях Йежина. Она не дрожала, но впервые с тех пор, как они вернулись, Дебрен был уверен, что ей холодно. И все-таки она не зашнуровала платье. Вырез был не такой уж глубокий, но что-то ему не нравилось в этих свободно висящих шнурочках.

— Могу попытаться, — сказал он тихо.

— Ну и?.. — Петунка понизила голос. Это не была просьба. Скорее спокойное пожелание.

— Заклинание не сочетается с обезболиванием, — пояснил Дебрен, с трудом заставив себя глянуть ей в глаза. — Первый шок миновал, ему будет больно. Болит все равно, но при сдерживающих блокадах… Без них он может даже сразу… Он ослаб. Мне пришлось бы активировать нервную ткань у выходных отверстий…