Вопр.: Но что хочет сказать Мама, когда бьет своего мужа подушкой по голове, какую информацию она ему передает? Считает ли она, что это лишь игра, или же думает, что по-настоящему убивает его?

Карл: И то, и другое. Она упражняется в фантазии, содержанием которой является разрушение Папы, но никаких опасных последствий здесь не может быть. Происходит лишь эмоциональное выражение негативных импульсов. Если вам так больше нравится, это что-то вроде психодрамы – действовать угрожающе потому, что ты так чувствуешь, а не потому, что ты в действительности опасен для окружающих.

Вопр.: И вы не обеспокоены тем, что когда она вернется домой, то сменит диванную подушку на топор?

Карл: Нет, конечно же, нет. Мне кажется, что произойдет обратное. Я думаю, что для ее артриты весьма неудачный “заменитель” топора. Подушки же для этой цели подходят гораздо лучше.

Когда сессия продолжилась, семья попыталась заставить Гейл использовать подушки против Папы, но она этому сопротивлялась. Тогда Ванесса сказала, что хотела когда-нибудь увидеть Гейл злой. Гейл ответила, что иногда сердится на Ванессу и добавила, что даже сейчас зла на нее, так как Ванесса собирается покинуть семью сразу же после окончания сессии и отправиться в Нью-Йорк. Гейл полагала, что поскольку семья так редко собирается вместе и как раз такой случай представился сейчас, то именно это обстоятельство должно быть главным для всех членов семьи.

Посередине дискуссии Папа вмешался в ее ход с вопросом по поводу подушек.

П: Это какая-то особенная игра?

К: Да, и в нее вы как раз только что играли.

П: А кто же здесь является победителем?

К: Тот, кто бьет сильнее. Тот, кто сдается первым – проигрывает.

Дор: Давай, Гейл!

М: Попытайся, Гейл!

Г: Ладно, я не знаю смогу ли.

Ван: Я буду играть с тобой.

(Две сестры стоят друг перед другом, Ванесса бьет нормально, Гейл же лишь слегка отмахивается.)

Ван: Гейл едва прикасается ко мне.

Г: Не бей слишком сильно!

Ван: Не такая уж ты и хрупкая!

(В то время как Ванесса бьет Гейл, а та слабо защищается, семья аплодисментами бурно приветствует поединок).

Г: Зачем вы все здесь сидите и хлопаете?

Дор: А что бы тебе хотелось, чтобы мы делали?

Ван: Сколько удовольствия!

Когда второй поединок на подушках завершился, семья опять заняла свои места в креслах и на диванах. Дискуссию начала Гейл.

Г: Временами я злюсь.

М: Все мы это делаем. Например, я иногда злюсь на тебя.

Г: Вот как мы справляемся с нашей злостью и с нашими эмоциями.

К: Что за горшок с чепухой! Почему ты не говоришь прямо, а несешь всю эту общепринятую муру? Говори то, что хочешь сказать! Все что я слышу от тебя – лишь разговоры в духе гигиены психического здоровья.

(Молчание)

И опять я пытаюсь увести ее от позиции пациента или больного человека и поддержать ее движение к реальности.

К: Кто, по твоему мнению, будет следующим Христом в семье, если ты решишь сдать свои позиции?

Г: Следующим Христом?

К: Да, кто следующий может сойти за безумного, если ты придешь в норму?

К: Я не знаю. Возможно, она слишком глупа для этого. Не уверен, годятся ли для такой роли Марла или Дорис. Если ты перестанешь быть безумной, кто-то должен будет подхватить эстафету.

Здесь я проталкиваю идею, что в действительности они тесно связаны друг с другом. Что семья функционирует как взаимодействующие части единой системы, где каждая роль доступна всем.

М: Всякая ли семья нуждается в козле отпущения?

К: Да, если давление стресса слишком велико. Если Мама и Папа вступили в брак только потому, что так было удобно, но при этом плохо ладят друг с другом. Когда на сцене появляются дети, родителям нужна их поддержка. И все это оканчивается появлением семейной жертвы.

(Молчание)

Ван: Значит, именно так Гейл и стала безумной?

К: Конечно, она была просто избрана на этот пост.

Ван: А что если мы больше не согласны с ее избранием?

К: Полагаю, что вам следует проголосовать еще раз. Но имейте в виду, весьма непросто сменить президента, если он находится при исполнении своих обязанностей: президенты, как и козлы отпущения, очень много делают для других. Например, разрешают себя бить и не дают сдачи.

Им необходимо яснее увидеть того, как много нужно работать чтобы произошли реальные изменения. Все не так-то просто, как может казаться с первого взгляда.

К концу нашего трехдневного опыта взаимодействия я дал им возможность выразить любые завершающие мысли, которые приходят в голову.

К: Есть ли у вас какие-то вопросы, которые вы хотели бы задать?

Ван: Самое главное, что я заметила за эти дни – что в семье присутствует много печали, много слез. Я прямо-таки ощущала, как Папа ждет смерти. Иногда мне было не по себе из-за того, что Марла пьет. Как если бы вы ехали в автомашине слишком быстро, зная, что это опасно для жизни. Иногда мне казалось, что я не понимаю, что с тобой, Гейл. Я чувствую, что ты сдалась, а вот Дорис и Майк не сдались. Вы, ребята, еще боретесь и у вас в общем-то все в порядке. Иногда я чувствую какие-то волны депрессии и настоящего нездоровья в семье.

М: Жизнь всегда была довольно сложной.

К: Да, жизнь нелегкая штука.

М: Конечно, это так.

К: Но нет причин для того, чтобы вы не могли…

М:… немного шутить? Я пыталась примешать ко всему этому немного юмора. Но каждый раз, когда я так делала, Папа оказывал сопротивление.

К: И вы сдались через два года супружеской жизни?

М: Нет, я продолжала попытки.

К: У тебя есть вопросы, Майк?

Майк: Нет, никаких экспромтов.

К: Гейл?

Г: Нет.

К: Дорис?

Дор: Ничего особенного.

К: Марла?

Мар: Нет.

К: Мама?

М: Нет.

К: Папа?

П: Нет.

К: Я был рад нашему общению и возможности с вами познакомиться. Я буду всегда о вас помнить.

Окончание работы с семьей – неотъемлемая часть терапевтического процесса. Оно представляет собой очень существенный компонент того, каким образом они видят и интегрируют терапию в свой повседневный жизненный опыт. Как и любой родитель, я – в роли терапевта, как приемного родителя – испытываю одновременно грусть по поводу расставания с ними и удовлетворение от того, что они оказались способными рискнуть и идти вперед.

Я хочу сказать им, что по-прежнему ими интересуюсь, забочусь о них и беспокоюсь, хотя ни в коей мере не противостою их собственному выбору закончить работу со мной. Они должны знать, что я им доверяю, что они могут взаимодействовать с миром так, как им заблагорассудится. И еще я хочу, чтобы они знали: хотя я и не собираюсь опекать их всю оставшуюся жизнь, они в любой момент могут снова ко мне обратиться, если захотят.

Такое окончание оставляет ответственность за последующую жизнь в их собственных руках, то есть там, где она и должна находиться. Им придется самостоятельно управлять своим кораблем. Если они захотят встретиться снова, то всегда могут позвонить.