Тогда почему полиция не ищет настоящих фальшивомонетчиков?

Они шли через площадь Тьер. Робер еще раз оглянулся на магазин Дюмарбров — и вдруг, коснувшись руки Антуана, прошептал:

Не оборачивайся!.. По-моему, за нами следят…

Лишь добравшись до первых домов и завернув за угол, где начиналась улица Диг, они остановились.

Когда я обернулся, кто-то нырнул в подворотню.

Кто же это мог быть? Может, полицейский, который следит за домом? Не хватало еще, чтобы он принял нас за сообщников!

Ерунда! Возможно, это в самом деле полицейский… Но ведь он должен знать, что мы друзья Люсьена.

Во всяком случае, его нужно оставить с носом. Идет?

Идет!

Они со всех ног помчались в сторону улицы Рампар и, пробежав метров пятьдесят, спрятались в ближайшей подворотне. Почти сразу же из-за угла появилась тень; по всей видимости, это был тот человек, которого незадолго до того видел Робер. Он явно торопился, но, увидев, что улица Пуста, остановился в нерешительности, потом повернул назад.

— Он, должно быть, решил, что мы живем на улице

Рампар, — пробормотал Робер, неприятно удивленный тем, что губы у него слегка дрожат.

Пошли! — дернул его за рукав Антуан.

Во всяком случае, он нас не узнал. Иначе бы ему было известно, что мы живем вовсе не здесь!

Они быстро двинулись вперед и вскоре свернули в переулок. Никогда еще дорога домой не казалась им такой длинной, а шорох листвы, шелестящей под ветром, таким угрожающим.

Кажется, это Тюренн сказал: "О, ты дрожишь, скелет?" — с усмешкой спросил Антуан.

"… Но ты еще сильнее задрожишь, узнав, куда я приведу тебя сейчас!" — смеясь, закончил Робер, с облегчением обнаружив, что его товарищу тоже не по себе.

В один из ближайших дней Разэн, Патош и Жюстен Варже пришли в типографию вместе с Робером и Антуаном. Люсьен изложил им свою версию спектакля, разыгранного перед налетом полиции.

Папу подставили. Я в этом уверен. И самое скверное, что полиция отказывается в это верить.

Робер, которому очень хотелось, чтобы Люсьен оказался прав, произнес задумчиво:

Значит, ты уверен, что печатный станок и бумагу вам кто-то подбросил?

Абсолютно уверен! Да посмотрите сами! Вы увидите, что это было совсем нетрудно.

Он повел их во двор.

За соседским забором метнулась тень. Ребята вздрогнули, но это была всего лишь собака, молодая немецкая овчарка: она громко залаяла, кидаясь на забор.

Мерзкая тварь! — пробормотал сквозь зубы Жюстен. — Как она меня напугала, черт побери!

Тихо, Карус! Тихо! Ты хорошая собака! — крикнул Люсьен, и собака сразу успокоилась. Гавкнув еще два-три раза, она, громыхая цепью, ушла в конуру.

Робер оглядел двор. С одной стороны находилась кухня Дюмарбров; строение, в котором располагались склад и типография, было лишь немного выше ее. Бетонированная дорожка вела к двери подвала; такие дорожки обычно ведут к гаражу, хотя машина явно бы не прошла в эту дверь.

В глубине двора тянулась живая изгородь, отделяющая владения Дюмарбров от железной дороги; перед изгородью чернело несколько вскопанных грядок. Покосившаяся калитка из сетки едва ли могла остановить тех, кто, избрав своей жертвой Гюстава Дюмарбра, решил притащить сюда станок и бумагу… если, конечно, Люсьен не ошибался.

На двери подвала они увидели тесемки и сургучные печати.

Дверь опечатана, — объяснил Люсьен. — Там подпись комиссара. Открывать запрещено!

Почему? — спросил Разэн. — Станок… он что, еще там?

Ну да. Они унесли только бумагу.

И там в самом деле была бумага для ассигнаций? — переспросил Жюстен, который вечно витал в облаках.

Робер размышлял о чем-то. Потом тоже задал вопрос:

Послушай, Люсьен… Ведь этот станок — он, наверно, очень тяжелый?

Папа сказал комиссару, что вдвоем его вполне можно было дотащить.

Несколько метров — конечно. Но не несколько же сотен!

Разумеется! Они, видимо, подъехали с той стороны на машине: там железная дорога.

Железная дорога? Но, мне кажется… там должны быть следы. Следы обуви или колес…

Люсьен грустно улыбнулся.

— В ту ночь шел дождь… Все следы смыло! У Робера все еще оставались сомнения.

Хорошо… Согласен, снаружи их в самом деле могло смыть. Но в подвале-то — там бы остались следы свежей грязи.

Не было ничего… Земля там утоптана, и когда начинаются дожди, там очень влажно… Потом, станок могли принести за несколько дней до этого. Скорее всего, так они и сделали.

Но это же рискованно: твой отец мог спуститься в подвал и обнаружить его.

Нет, у него ревматизм, он в подвал никогда не ходил. Он говорил, там слишком сыро. И правда, мы даже не могли держать там готовый товар.

Они снова направились в мастерскую: что им еще оставалось?.. Программки вскоре были напечатаны. За три дня ребята сделали все, что еще не было сделано.

Ну вот мы и без работы, — попытался пошутить Антуан.

Нет, старина, — ответил Робер. — Мы должны найти новых клиентов. Пойдем по домам, будем искать заказы. Не важно, какие — визитные карточки, уведомления… что угодно.

Визитные карточки — еще куда ни шло, но уведомления!.. Если бы сейчас был сезон праздников, можно было бы печатать афиши, приглашения, входные билеты…

Но почему не попробовать? Мы ведь ничем не рискуем! Завтра же и начнем. А сегодня давайте поделим кварталы.

К сожалению, кроме визитных карточек, которые, из чистой солидарности, заказали родители молодых людей, затея не дала результатов. Скоро они лишились Жюстена: он отказался работать в типографии. В глубине души он не верил в успех плана, задуманного Робером. Кроме того, спертый воздух и едкий запах типографской краски плохо на него действовали. Ему нужен был свежий воздух.

Скудный урожай заказов едва не выбил Робера из колеи.

Однажды утром он допивал свой кофе и краем уха слушал новости по радио. Диктор говорил:

Ситуация в Новой Камбрии складывается благоприятно. Кампания в прессе, которой умело руководит правительство Фурасти, повернула настроение общества в нужном направлении. Камбрийцы, как представляется, стали более благосклонно относиться к реформам, предложенным министром сельского хозяйства этой страны…

Сначала Робер даже рассердился на себя за то, что с таким вниманием прислушивается к новостям из какой-то Новой Камбрии. Услышанное почему-то вызвало в нем глубокий резонанс, который удивил его самого.

"Идиотизм, да и только! — подумал он. — С какой стати меня так интересует ситуация в Новой Камбрии? Своих забот, что ли, нет?.."

Ты сегодня утром какой-то рассеянный, — заметила мадам Манье. — Плохо спал?

Да нет, мама, я спал как убитый. Может, поэтому? — Он и сам был удивлен. — Я еле-еле проснулся. Еще хорошо, что скоро Пасха! Неделя пройдет — и прощай камера! Буду спать хоть до восьми!

— Ах, Робер, что за выражения! "Прощай камера!"

Но ты же знаешь, мама, мы в школе так говорим. "Отсидел уроки — вышел на поруки!.."

Ты просто лентяй, вот и все! Впрочем, у тебя такой возраст… Как говаривала твоя бабушка, сон — половина еды.

Наверно, отсюда пословица "Кто спит, тому незачем ужинать"?

Может быть… Впрочем, я вижу, тебе сон ничуть не мешает завтракать. Ты уже пятый бутерброд уплетаешь! Ты уверен, что не уснешь в школе?

Не беспокойся, мама! У нас сегодня контрольная по математике.

Надеюсь, ты, по крайней мере, как следует повторил материал? Отметки у тебя в последнее время не блещут.

На этот раз все будет в порядке. Сегодня алгебра, а в ней я секу, ты же знаешь!

Мадам Манье улыбнулась. Перед каждой контрольной Робера переполняла уверенность в себе. Тем не менее иногда Результат был не таким выдающимся, как ожидалось. Но вообще Робер учился прилежно и, особенно если учесть его спортивные успехи, был на хорошем счету.

Попробуй хотя бы во время контрольной не думать °б очередном матче.