- Да? — подозрительно прищурился царь.

 - Да, — степенно подтвердила Серафима. — И вот — пожалуйста. Так он будет выглядеть в новой форме.

 И она, подозвав жестом Находку, вытянула из кипы листов, еще остающихся у той в руках, один, приметный, с загнутым для быстрого поиска уголком, и с гордым видом сунула его под нос Костею.

 Тот испуганно изучал несколько секунд рисунок, потом перевел вопрошающий взгляд на царевну.

 - Его придется побрить наголо, пришить ему слоновьи уши, уменьшить до точек глаза, сплюснуть нос, растянуть рот до ушей и оставить всего три тонких, как ветки, пальца?

 - Что? — захлопала ресницами Серафима.

 - Я хочу сказать, что это не составит труда, если вы действительно думаете, что ему так будет лучше…

 Царевна фыркнула — то ли со смеху, то ли от обиды.

 - Вообще–то, ваш Кукуй изображен здесь контрацептуально.

 - Как?!..

 - Кон–тра–цеп–ту–аль–но. Это слово придумали художники, которые очень любят что–то рисовать, но это «что–то» у них никогда не получается. Что касается меня, то я работала над его костюмом, а не над его портретом.

 Костей вздохнул с облегчением, в котором, как столовая ложка дегтя в пол–литровой банке меда, просквозило некоторое сожаление.

 - М–да… Я бы, вообще–то, с удовольствием это над ним проделал, но его перестали бы узнавать солдаты…

 - Нет–нет. Я всего лишь придумала ему новую форму. Как вам нравится?

 - Зеленый воротник колесом? Розовые пуговицы?

 - С улыбающимися черепами, если он не будет возражать, — дополнила экспромтом царевна.

 - А кто его будет спрашивать? — удивился царь. — Завтра утром вы увидите его таким, какой он на вашей картинке.

 И он еще раз пристально посмотрел на рисунок, поворачивая его и так, и эдак.

 - А вы уверены насчет носа и всего прочего?

 - Д–да. Вполне.

 - Ну, смотрите. Если ваше величество передумает…

 - Я вам сообщу. А пока давайте продолжим с дизайном замка. Значит, сейчас вы щелкаете пальцами, и то крыло, которое мы с вами только что обговорили, примет вид, как на изображении?

 Костей опустил глаза, туманно повел плечом и неохотно признался:

 - Не совсем. Нет. Не все так сразу. Я отдам распоряжение Зюгме — и завтра над исполнением вашего проекта будет работать целая артель каменщиков, штукатуров и маляров. Десять артелей, если понадобится.

 - Ваше величество? — капризно надула губки Серафима и обижено заморгала округлившимися глазками (одному зеркалу в ее комнате было известно, сколько часов она билась над этим приемом на грани вывиха губ и хронического косоглазия). — Я правильно вас поняла? Вы, с вашим умопомрачительным магическим даром, отказываете мне в таком пустяке?

 - Нет, не отказываю — я же сказал вам, что этим займется Зюгма…

 - Моим садом он уже занимался, — сухо напомнила царевна.

 - Вы сможете контролировать и рабочих, и его. Лично.

 - С вашими этими… мертвяками… за моей спиной?

 - Что? — Костей повернулся к ней и нахмурился. — Откуда вы знаете?

 - Его светлейшество первый советник был так любезен, что просветил меня на этот счет, — скривила Серафима губы в гримасе отвращения — неизвестно, правда, в чей адрес.

 - Мы еще побеседуем с его… светлейшеством… об этом, — мрачно пообещал Костей, и продолжил:

 - Видите ли, ваше величество, за последние два–три дня я был настолько поглощен вами и вашими делами, что на свои дела времени вообще не оставалось. И поэтому сейчас для меня проще привлечь к ремонту сотню мастеровых, чем изменять мой замок при помощи магии. Простите, но я помню, сколько у нас ушло времени на одну вашу комнату…

 - А у меня их там еще две, очень мило, что вы об этом напомнили! — оживилась Серафима. — Я подготовлю пару–тройку дюжин проектов, и мы на практике проверим, который…

 - Потом? — жалобно взглянул на нее царь. — Можно, мы займемся этим потом? У меня так много дел…

 «Если кто–то попал в ловушку один раз, то почему бы ему не свалиться в ту же самую яму повторно?» — решила царевна и закинула наживку:

 - Все дела и дела… — разочаровано повела она плечами. — А я только было подумала, что ваша магия всесильна…

 - Всесильна, — поспешил подтвердить царь. — Но всему есть пределы. Если вы имеете хоть малейшее представление о том, как магия действует…

 - Нет, — заинтересовано встрепенулась Серафима. — Не имею. Не могли бы вы рассказать мне, ваше величество? Я, конечно, всего лишь простая царица, и не пойму и сотой доли того, что вы мне поведаете, но это, наверное, так увлекательно, так захватывающе, так… мужественно — быть магом!

 Костей набрал полную грудь (два стакана) воздуха и гордо поднял голову:

 - Всегда приятно встретить человека, способного оценить гения по достоинству. Пойдемте, ваше величество — я покажу вам наши лаборатории. Это должно произвести на вас неизгладимое впечатление.

 «Если кто–то попал в ловушку один раз, то второй раз он туда уж точно свалится, если у него мозгов не больше, чем у быка, и думает он о том же», — мысленно ухмыльнулась Серафима и с готовностью поднялась с места.

 - Пойдемте, пойдемте скорее. Мне так не хотелось бы отвлекать вас от ваших неотложных магических дел, я понимаю — ноблесс оближ!

 - Что?.. — Костей, уже начинавший было приподниматься со стула, завис. — Я не расслышал… Кто что должен облизать?

 - Облизать? — изумилась царевна. — Кто что должен…

 И тут ее осенило.

 Если предоставлялась возможность совместить приятное с полезным, то почему бы ей не воспользоваться?

 - Ах, вы об этом! — игриво махнула она ручкой. — Экий вы шутник! Ха–ха! Я сказала — «ноблесс оближ». Это значит «положение обязывает» по–шантоньски.

 - А при чем тут Шантонь? — Костей продолжил подъем и перемещение, но вопросов у него меньше не стало.

 - Видите ли, ваше величество, требования этикета таковы…

 - Это опять он! — злобно блеснул единственный глаз царя.

 - Да, — сухо констатировала Серафима. — Это — часть правил. Все благородные люди нашего круга должны употреблять в своей речи иноземные слова.

 Костей хотел буйно возразить, пока не поздно — от воспоминаний об уроках этикета за столом он еще не перестал просыпаться ночью в холодном поту, но ссылка на некий «наш круг» избранных остановила его.

 И поэтому он просто спросил:

 - Зачем?

 - Чтобы показать всем, что они благородные. А иначе как другие, неблагородные, об этом узнают? А еще это делается, чтобы другие благородные люди нашего круга видели, что вы тоже к этому кругу принадлежите.

 - Это как пароль?

 - И отзыв.

 - И что… благородные люди нашего круга… должны говорить? Напомните мне, я что–то подзабыл… немного…

 - С удовольствием, — расплылась в хитрой улыбке царевна. — Запоминайте. В нашей речи встречается великое множество случаев, когда вместо простого и понятного неинтересного слова родного языка можно с блеском употребить такое заковыристое иноземное, что сами иноземцы будут десять лет думать, и то не догадаются, что мы хотели сказать…

 К тому времени, когда они подошли к Пауку, Костей уже потихоньку начинал жалеть о том, что вообще когда–то захотел стать повелителем мира.

 - …Нервюра — это очень нервная женщина. Например, я. В балагане на канате кувыркаются не скоморохи, а экслибристы. На стенах наших залов у нас будет роспись — по–художественному это называется «стенография». Если вам нездоровится, то вместо того, чтобы, как простолюдины, вульгарно сказать что вы съели что–нибудь не то, человек нашего круга скажет, что у него кишечное расстройство желудка. А если зашла речь о том, что кто–то утонул, мы скажем, что произошла утопия личности. Также никогда не говорите, что вы что–то забыли — благородный человек произнесет «склероз памяти», а не «забывчивость». И «я наблюдал виртуальные оптические явления», а не «мне показалось»…

 На Костея больно было смотреть.

 При последнем пассаже он страдальчески сморщился в полной уверенности, что с минуты на минуту у него произойдет склероз расстройства виртуальной личности, но только и смог произнести, что: