«Его превосходительству, Министру обороны, Вашингтон.
Сэр!
Как опекун Эдгара Аллана По я удостоверяю настоящим свое согласие на подписание им бумаг, обязующих его к службе Соединенным Штатам в течение пяти лет, если он не будет уволен раньше, как оговорено в Вашем письме о зачислении его в кадеты.
С уважением, Ваш покорный слуга
Джон Аллан».
По вернулся в Балтимор в середине апреля 1830 года, временно поселившись у своей тетки Марии Клемм, ибо письма теперь направлялись для передачи ему на имя его брата Генри, который тоже жил с
Клеммами. Ласковый прием, оказанный ему миссис Клемм, и неподдельное ликование Вирджинии составили, вероятно, радующий сердце контраст с атмосферой дома, который он только что покинул. То обстоятельство, что он вот-вот должен был вновь надеть военный мундир и, вероятно, на всю жизнь, нисколько не отразилось на его литературных планах. Безусловно, еще тогда у него появились сомнения относительно продолжительности предстоящей армейской карьеры. Он уже работал над стихотворениями, которые опубликовал годом позже, и надеялся, что, подчинившись воле опекуна и сделавшись офицером, сможет обеспечивать себя всем необходимым и заручиться дальнейшим покровительством Аллана.
Посетив по пути Филадельфию и Нью-Йорк, По прибыл в Вест-Пойнт в конце июня 1830 года, как раз к началу вступительных испытаний в академию. 28 июня он пишет Аллану, что экзамены только что закончились, добавляя с наивностью истинного виргинца, что очень многим соискателям из «хороших семей» было отказано в приеме. И среди них даже сыну губернатора! Очевидно, По несколько обескуражила сугубо деловая обстановка, царившая в академии, и, как бы подготавливая опекуна к возможным осложнениям в будущем, он спешит сообщить, что завершить полный курс удастся менее чем четверти поступивших. «Буду весьма рад, — заключает он, — если Вы ответите на это письмо». Ему, вероятно, хотелось узнать, куда дует ветер в Ричмонде, да и любая весточка из дому, полученная в первые дни службы, действует до странного успокоительно на людей, вырванных из привычного окружения. 1 июля По принес присягу, поклявшись «охранять Конституцию Соединенных Штатов и защищать их от любых врагов». На следующее утро он проснулся в палатке под ненавистные всякому бывалому солдату звуки играющей побудки трубы и нехотя натянул кадетский мундир.
В то самое время, когда кадет Эдгар Аллан По обучался выполнению ружейных приемов на летнем плацу Военной академии Соединенных Штатов, показывая изумительную для «новичка» сноровку, мистер Аллан с большим удовольствием пользовался гостеприимством своего друга Джона Майо, пригласившего его на свою плантацию недалеко от Ричмонда. В числе гостей была и мисс Луиза Габриэлла Паттерсон (племянница миссис Майо), весьма энергичная особа лет тридцати из Нью-Йорка. Прелести мисс Паттерсоп пленили Аллана; оказанные богатым вдовцом знаки внимания встретили благосклонный прием, и вскоре они обручились, тем самым навсегда разлучив По с домом, где прошла его юность.
Глава двенадцатая
Довольно длительный период в короткой жизни Эдгара По, проведенный в Вест-Пойнте, где он попытался сделать карьеру, которую Аллан считал для него наиболее подходящей, можно рассматривать в целом как своего рода духовную интерлюдию. Продлилась она с июня 1830 года по февраль 1831 года, и за это время у По созрело бесповоротное решение, презрев всякий диктат извне, следовать без дальнейших промедлений и блужданий по избранному им пути литературного творчества. В то время как По-кадет пребывал в академии, маршируя по плацу или томясь в классной комнате, душа и помыслы поэта уносились в иные пределы.
В Вест-Пойнте По ожидало письмо от опекуна, пересланное братом Генри из Балтимора. В письме он нашел двадцатидолларовую банкноту и жалобы на то, что он увез из дому кое-какие вещи, ему не принадлежавшие. Речь шла, судя по его ответу, о нескольких книгах, находившихся в его комнате, и стоявшем там же бронзовом чернильном приборе, на котором были выгравированы имя Аллана и год — 1813-й. Все эти предметы в течение многих лет не покидали комнаты По, а некоторые из книг были наверняка подарены ему Фрэнсис Аллан или куплены им самим для своей маленькой библиотеки. Ничто так убедительно не показывает, как этот случай, до какой степени доходила его мелкая скаредность.
Денежные дела По в Вест-Пойнте были почти так же плачевны, как и в университете. Аллан, очевидно, полагал, что присланных им двадцати долларов должно хватить на все время пребывания По в академии. Эта скромная сумма, да еще два шерстяных одеяла, выданных По из запасов «Эллиса и Аллана», явились последними свидетельствами теплых чувств, испытываемых к нему опекуном, который считал, что, получая в академии целых 28 долларов в месяц и бесплатный стол, Эдгар прекрасно мог сам позаботиться о своих нуждах. Родители кадетов обычно открывали для них в академии специальные счета, с которых те могли брать деньги на покупку учебных принадлежностей, книг, одежды и прочих необходимых вещей. У По такого счета не было. Позднее он написал опекуну, прося прислать ему инструменты для черчения и «Кембриджский учебник математики», однако ответа не получил. Собственно говоря, Аллан вообще не писал ему с июня 1830 года по январь 1831 года, явно считая, что с момента принятия Эдгаром присяги близким отношениям между ними наступил конец.
Вест-Пойнтская военная академия состояла в ту пору из пяти каменных зданий, в которых находились административные помещения, классные комнаты и казармы. Стояли они на холмах, склоны которых сбегали к берегу Гудзона, а чуть ниже и ближе к реке располагались кирпичные дома для офицеров и преподавателей и несколько старых военных складов, где хранилось оружие и амуниция. Старые деревянные бараки были сожжены за несколько лет до приезда По.
В 1830 году академии исполнилось 28 лет. Здесь одновременно обучалось около 250 кадетов. Штат офицеров, преподавателей и прислуги насчитывал более тридцати человек. Предпочтение при зачислении в Вест-Пойнт закон отдавал потомкам офицеров Революционной армии, чем и объясняется стремление По во что бы то ни стало отыскать в Балтиморе следы своего деда, «генерала» Дэйвида По. На втором месте шли тогда сыновья офицеров, принимавших участие в войне 1812 года против Англии. Приемный возраст находился в пределах от 14 до 21 года. Поступавшим было, как правило, 16—18 лет, и большинство из них По превосходил и возрастом и опытом.
Рассчитанный на четыре года курс предусматривал изучение естествознания, философии, химии, высшей математики, инженерного дела, баллистики, черчения, географии, истории, этики, национального законодательства и французского языка. Столь насыщенная программа почти полностью лишала досуга питомцев Вест-Пойнта. День начинался ранним подъемом; после завтрака (наверняка не слишком обильного) кадеты расходились по классам, где проводили несколько часов; затем обедали и в четыре пополудни возвращались в казармы, чтобы переодеться для строевых занятий, которым почти целиком отводился остаток дневного времени. После ужина снова шли в классы. В девять часов вечера звучал сигнал «в казармы», а вскоре вслед за ним — «тушить огни». Увольнения были редкостью, праздники — еще большей. Времени предаваться мечтам оставалось немного.
В Вест-Пойнте По явственно ощутил первые признаки ухудшения здоровья. Есть достаточные основания полагать, что он принадлежал к тому типу людей, к которым очень рано приходит зрелость. Расцвета сил он, видимо, достиг еще в то время, когда многие из его сверстников только вступали в пору возмужания. Несмотря на его ранние успехи в плавании, известно, что он не любил физических упражнений и легко уставал. У него было слабое сердце и мало энергии. Любой режим жизни, требующий постоянных и длительных физических усилий, истощал не только его тело, но и дух. И пребывание в суровых условиях Вест-Пойнта, где совсем не оставалось времени для отдыха или уединения, было худшим испытанием, какое могло выпасть на его долю. Утомительное однообразие кадетской рутины, неизбежное общество однокашников и неудобства казарменной жизни лишали его того, без чего он не мыслил своего существования, — возможности грезить, изредка черпая из являвшихся фантазий идеи и образы, достойные быть увековеченными.