— О-о-о-о-о-о-ом.

Когда я, вытирая руки о штаны, вышел из кухни, Мангуст сказал:

— Подожди-ка.

Достал из кармана конверт и, широко улыбаясь, будто награду вручить собирался, помахал им в воздухе:

— Тебе письмо от бабушки.

И взялся вскрывать конверт своим толстым черным пальцем.

— Не извольте беспокоиться, сэр, я умею читать, — говорю.

Только Мангуст уже держал раскрытое письмо перед собой.

— Надо ли тебе читать чужое письмо? — спросил мистер Ашок. — Нехорошо получается.

По-английски спросил. Но я догадался, о чем речь.

И что ему ответил брат, догадался:

— Да он не против. Ему как с гуся вода. Он не понимает, не чувствует, что такое тайна переписки, да и вообще частная жизнь. В деревне у них одно помещение на всех, в нем и спят и трахаются у всех на глазах. Поверь мне, он не против.

И Мангуст повернулся к свету и прочел вслух:

Дорогой внук! Это письмо я попросила написать господина Кришну, учителя. Он тебя вспоминает с любовью, помнит твое детское прозвище: Белый Тигр. Живется нам здесь нелегко. Дожди не выпали. Попроси у хозяина прибавки, скажи, семья в беде. И не забывай высылать домой деньги.

Мангуст поднял глаза от бумажки:

— У всех слуг одна забота. Деньги, деньги, деньги. Им все мало. Одно название, что слуги. Натуральные кровопийцы.

Он продолжил читать:

Твоему брату Кишану я сказала: «Пора пришла» — и он, послушный внук, женился. Тебе я указывать не стану. Ты не такой, как все. Ты вдумчивый и в этом похож на свою мать. С самого детства ты задумывался, встанешь, бывало, у пруда и уставишься, открыв рот, на Черный Форт, днем ли, ночью ли. Так что я не говорю тебе: «Пора пришла», ты сам подумай о радостях семейной жизни. Да и всем твоим близким станет лучше. Ведь когда люди женятся, дожди делаются обильнее. Буйволица как следует откормится и даст больше молока. Это все знают. Мы так гордимся тобой, тем, что ты в городе. Но ты и о нас подумай тоже, не только о себе. Непременно приезжай и отведай моей курицы с карри, а то найдем тебе невесту, и тебя не спросим. Твоя любящая бабушка Кусум.

Мангуст уже собирался было отдать письмо мне, но мистер Ашок выхватил у него листок и перечел.

— Они порой такие трогательные, эти деревенские, — как бы оправдываясь, произнес он.

На следующий день я отвез Мангуста на вокзал, и опять купил ему досу, любимое лакомство, и повыковырял картошку, и побросал на рельсы. Пока я стоял на перроне, хозяин прикончил досу, а мыши внизу на шпалах — картошку.

Вернулся домой, поднялся на лифте на тринадцатый этаж.

Дверь была приоткрыта. Я постучал и вошел.

И сразу крикнул:

— Сэр, да вы что!

Мистер Ашок сидел, погрузив ноги в тазик, и сам себе делал массаж.

— Что же вы мне не сказали! — Я кинулся к тазику. — Сейчас я вам разотру ноги.

— Не надо! — рявкнул он.

— Сэр, это моя обязанность, не ваша! Стыд-то какой! — Я погрузил руки в грязную воду и ухватил его за лодыжку.

— Нет!

Он оттолкнул ногой тазик — вода разлилась по всему полу.

— Сколько же в вас дури, люди! — сказал негромко. И, указывая на дверь, прорычал: — Убирайся! Оставь меня в покое хоть на пять минут! Будь так любезен!

*

В тот вечер я отвез его в торговую галерею. Из машины выходить не стал, к компании шоферов не присоединился.

В Гургаоне, куда ни кинь взгляд, стройплощадка; работа не утихает и ночью: горят прожектора, пыль клубится над котлованами, леса карабкаются выше и выше, бледными тенями снуют люди и вьючные животные, надрываясь под тяжестью щебня и кирпичей.

Человек вел по стройке осла, с обеих сторон ярко-красного седла свисали две металлические бадьи, доверху заполненные щебнем. За верховодом семенили два осла поменьше, тоже с нагруженными бадьями. Эти двое шли не так быстро, и крупный осел то и дело останавливался и оборачивался, выказывая что-то очень похожее на родительское беспокойство.

Я сразу понял, что меня тревожило.

Послушаться Кусум? Жениться? Ни за что! Она шантажирует меня, нарочно передала свое письмо через Мангуста. Попробуй, мол, ослушаться, сразу сообщу мистеру Ашоку, что денег не шлешь.

Правда, с другой стороны, у меня будет женщина, — а то уже давно ни с кем ничего, прямо невтерпеж. Стоит вонзить клюв в невинную девчонку лет этак семнадцати-восемнадцати, и все болезни, душевные и физические, как рукой снимет, это всем известно. Потом, за невестой дадут хорошее приданое, уж Кусум постарается. Золото высшей пробы, новенькие банкноты. Кое-что перепадет и мне. У женитьбы есть и хорошая сторона.

А есть и плохая.

Посмотри на осла, сказал я себе. Вот что тебя ждет. И твоих детей. Чему ты их научишь? Таскать грузы для богатых?

Я положил руки на руль и с такой силой сжал пальцы, будто хотел кого-то задушить.

И как это я, непрошеный, кинулся растирать мистеру Ашоку ноги! Никто меня не заставлял. Что это мне в голову взбрело? В чем причина? А в том, что лакей жил во мне с младенчества, его вбивали мне в голову гвоздь за гвоздем, он въелся мне в плоть, отравил кровь, как нечистоты и промышленные стоки отравили воды Ганга.

Из памяти всплыла картина: белые ноги пожирает пламя.

Ни за что!

Я задрал ноги на сиденье, принял позу лотоса и, приговаривая: «Ом», погрузился в медитацию.

Сколько я просидел в машине, опустив веки и скрестив ноги, словно Будда, не знаю. Хихиканье и какой-то скрип заставили меня открыть глаза. Все шоферы столпились вокруг моей машины, какой-то болван поскребся в окно. Кто-то приметил меня в позе лотоса и кликнул других. На меня смотрели как на зверя в зоопарке.

Я мигом спустил ноги с подушки, заулыбался, вышел из машины. Меня встретили тычками, и хлопаньем по плечу и взрывами смеха, а я только смущенно бормотал, потупив взор:

— Ну что вы, в самом деле, телевизор не смотрите? Такое там на каждом шагу. Сами попробуйте.

Петушиная Клетка делает свое дело. Слугам очень не по душе, если кто-то из них пускается на выдумки. Глядишь, еще, чего доброго, изобретателем заделается. Или предпринимателем.

Такова печальная правда, господин Премьер.

Клетка охраняется изнутри.

Прошу прощения, господин Премьер, телефон звонит. Я на минуточку.

*

Извините, вынужден прерваться, хотя еще только 1.32. Произошло ЧП — без меня не обойтись. Я вернусь — уж вы поверьте.

ШЕСТОЕ УТРО

Прошу прощения, Ваше Превосходительство, за длительное отсутствие на посту. Сейчас 6.20, меня не было на месте целых пять часов. К сожалению, в технологии моей аутсорсинговой компании произошел сбой, способный нанести ущерб ее репутации.

Весьма серьезный сбой, сэр. В аварии погиб человек. (Не подумайте плохого, лично я тут ни при чем. Но об этом позже.)

Извините, еще минуточку, только включу вентилятор — весь вспотел. С вашего позволения, сяду на пол прямо под струю воздуха и полюбуюсь, как лопасти дробят свет люстры.

Расскажу-ка я вам, как большой город испортил меня — милого деревенского простачка, как превратил хорошего парня в злобного циничного пройдоху, способного на любую подлость.

Хотя сначала дурные перемены настигли мистера Ашока и только вслед за ним — меня. Какой он был чистый безгрешный человек, когда только вернулся из Америки, и как жизнь в Дели развратила его! А куда конь с копытом, туда и рак с клешней, — куда хозяин «Хонды Сити», туда и шофер.

Я-то думал, что знаю мистера Ашока, сэр. Типичное заблуждение слуги.

Стоило брату уехать, как он резко изменился. Напялил черную рубашку, расстегнул верхнюю пуговицу и поменял одеколон.

— В галерею, сэр?

— Да.

— А в какую, сэр? В ту, что ездила мадам? Но мистер Ашок не клюет на наживку.

Набирает номер на своем сотовом и бурчит:

— «Сахара Молл», Балрам.

— Любимое место мадам, сэр.

— Прекрати на каждом шагу поминать мадам.

Мы встали у торгового центра, я вышел из машины и принялся ждать. Чем он там таким занимается? Над входом мигали красные огни, и я догадался: здесь дискотека. К двери тянулась очередь, сплошь молодежь, парни и девушки. Мне не терпелось поглазеть на наряды городских девчонок.