– Несчастье, доченька, никого не красит, – завела мать заезженную пластинку.

– Мам... – Жанне не хотелось возобновлять разговор об отце. Таких разговоров у них уже случилась не одна сотня, и развивать больную тему не было никакого смысла. – Мам! Проверься! А? Хочешь, я тебя запишу?

– Ну запиши... – равнодушно согласилась Инесса.

Инесса послушно ходила по медицинским кабинетам, регулярно сдавала анализы и в конце концов выслушала пожелание врача встретиться с кем-то из родственников.

– Зачем? – спросила она.

Врач немного помолчал перед ответом, как будто решаясь, говорить – не говорить, потом ответил:

– А впрочем... Сейчас такая тенденция среди медиков... Честно говорить пациенту его диагноз. Вы готовы выслушать?

Инесса усмехнулась, мол, и не такое выслушивали.

– У вас рак. Рак матки.

Она осталась сидеть, как сидела. Казалось, ни один нерв не шелохнулся в ней. Во всяком случае, внешне никак не отреагировала на это сообщение.

Врач ожидал чего угодно: неверия, криков «нет!», «не может быть!», истерики, опустошения, мольбы в глазах, недопонимания... Только не такого тотального равнодушия. Тем не менее продолжал:

– Степень невысокая. Шансы на выздоровление есть. При интенсивном лечении я осмелюсь предположить благоприятный прогноз.

Инесса сидела, сложив руки на коленях, тупо смотрела сквозь врача и думала: «А зачем мне лечение? Да еще с благоприятным исходом? Рак – прекрасная возможность побыстрее уйти и не страдать уже больше! Чем быстрее, тем лучше. А мне про какие-то шансы! Что ж, все к лучшему!»

Она сказала врачу только одно слово:

– Спасибо. – И направилась к выходу.

Таких пациентов у этого врача не было никогда. Он предполагал, конечно, некоторый шок после подобного известия, но не до такой же степени...

– Постойте! Постойте! Давайте обсудим лечение. Я вам направление в Онкоцентр выпишу.

Но Инесса уже взялась за ручку двери, повторила свое холодное «Спасибо» и покинула кабинет.

– Ну что, мам? Что сказал врач?

Инесса скривилась на вопрос дочери и махнула рукой:

– Да ерунду какую-то сказал.

– Какую ерунду, мам?! Диагноз тебе поставили? Лечение назначили?

Мать сделала вид, что не слышит, загремев кастрюлями на кухне. Но Жанна не унималась. Она пришла с работы усталая, раздраженная, абсолютно неудовлетворенная прошедшим днем. А тут еще мама со своими капризами. Неужели трудно ответить на вопрос?

«Ладно! – решила про себя Жанна. – Потом».

Но и потом пришлось неоднократно возвращаться к этой теме, пока мать, наконец, не ответила ей:

– Рак у меня нашли...

Причем ответила с некоторым вызовом и чуть ли не тайной радостью, как показалось Жанне.

Услышав такое, дочь буквально открыла рот и долго переваривала страшную новость. Затем попыталась найти слова типа: «Ой, а вдруг это ошибка?!», «Да не бери в голову, все обойдется!», «Давай попробуем еще раз обследоваться!». Однако натыкалась на такое безразличие в глазах матери, что каждый раз останавливалась на полуслове.

– Дочь! – Инесса спокойно смотрела Жанне в глаза. – Пусть все идет как идет. Что мы можем сделать? Видно, судьбе так угодно...

Ну нет! Вот уж с чем Жанна не собиралась соглашаться, так это с подобной формулировкой. Именно в эту минуту она поняла, что без борьбы нельзя, просто немыслимо, невозможно...

Как это «судьбе угодно»? А люди на что? Их воля, энергия, порыв? Их стремления, намерения, усилия? Их способность творить чудеса вопреки, казалось бы, непреодолимым обстоятельствам? Разве можно опускать руки и становиться безвольной жертвой?! Лично Жанна не хотела, чтобы ее мать так реагировала на ситуацию и так к себе относилась.

И вообще Жанна не желала терять родителей. То, что она якобы спокойно рассталась с отцом, было полнейшим самообманом. Да, делала вид, что вполне уважает его выбор, хотя ей было и неприятно, и больно принять его. Да, могла относительно спокойно с ним беседовать. Да, не осуждала его, не обижалась, не злилась... Но как же по нему тосковала!.. Скучала по его веселому нраву, по былому распорядку их прежней счастливой жизни... Как же болело ее сердце за мать, которая никак не могла простить отцовского предательства... Ей было немыслимо представить после ухода отца еще и смертельную болезнь матери. Она вдруг осознала, что судьба отнимает у нее самых близких людей. И если отец хотя бы физически был доступен, был жив-здоров, то заболевание Инессы могло навсегда лишить Жанну матери.

Сама эта мысль показалась девушке сначала нелепой, потом кощунственной, и, наконец, просто страшной. Да, она уже большая, взрослая, но она – дочь! У нее есть родители. И пока они у нее есть – ее дорогие, любимые, прекрасные папа и мама, она чувствует себя ребенком! Она в безопасности, под защитой! Она любима!

– Нет, мамочка! Нет! Я не отдам тебя! – тихо, но страстно повторяла Жанна то и дело.

Инесса, казалось, никак не реагировала на эти слова, лишь удивляясь про себя: «А что мы можем сделать, доченька? Да и зачем?»

Но Жанна настолько глубоко и болезненно переживала информацию о материнском нежелании лечиться, что Инесса в конце концов смилостивилась, согласившись на откровенный разговор с дочерью. До сих пор она то отмалчивалась, то отнекивалась, то переводила разговор на другую тему, то демонстративно выходила из комнаты, обрывая таким образом их беседы буквально на полуслове.

Был вечер, когда они, поужинав, уселись у телевизора. Смотреть особенно было нечего... Рекламы повторялись... Инесса щелкала пультом, равнодушно переключая каналы. Попалась передача про отдаленную районную больницу. Корреспондент рассказывал, в каких условиях работает медперсонал, какие проблемы возникают у местных жителей с лечением...

Впрочем, суть репортажа была не столь важна. Жанна зацепилась за тему: больница, процесс лечения... И вдруг Инесса, которая прежде привычно отмахивалась от назойливых вопросов дочери, заговорила сама:

– Жаннуль... Послушай... То, что я скажу тебе, наверное, никогда и никому я не смогу сказать...

– Ты о чем, мам?

– Понимаешь... Ведь заболевание мое... Оно же мне не просто так дано...

– Что значит – «дано»? Мам, я тебя не понимаю. – Жанна, с одной стороны, была рада, что мать сама чуть ли не впервые заговорила на тему своей болезни. А с другой стороны, начала раздражаться, поскольку не могла понять, о чем это мать говорит. И спугнуть разговор боялась, и хотела вникнуть в то, что пыталась донести до нее мать...

– Когда все это случилось... у нас с отцом... я была в таком тягостном состоянии, что реально хотела умереть. Смерть представлялась мне самым простым способом избавления от страданий. – Она помолчала мгновение. – Собственно говоря, я и сейчас так считаю. Но если теперь просто думаю, – она сделала упор на последнем слове, – то раньше не только думала...

– А что ты делала? – удивилась дочь.

– Я просила Бога послать мне смерть.

– Как это? – Жанна в ужасе округлила глаза.

– Как? Да почти каждую минуту... Ну если и не каждую, то много раз в день я повторяла одно и то же: «Господи! Уж лучше умереть, чем так мучиться!»; или: «Боже! Ну что ж за тоска такая смертельная?!» Или, например, подойду к зеркалу, погляжу на себя, и только одна мысль: «Ну и видок! Краше в гроб кладут!» То есть все мои умозаключения были связаны со смертью. А если уж совсем честно, то с просьбой о смерти. Сейчас я как будто бы реже позволяю себе подобные мысли... Смирилась уже, наверное, с ситуацией... Но... – она тяжело вздохнула, – дело сделано. Там, наверху... – она красноречиво подняла глаза к потолку, – меня услышали. И просьбу выполнили...

– То есть? – Жанна делала вид, что не понимает мать.

– Что тебе неясно? По-моему, все предельно просто: мне дали смертельную болезнь. Именно то, о чем я просила.

– И что теперь? Сидеть, сложа руки и позволять какой-то сволочи пожирать тебя изнутри?