Жанна подняла глаза на мать и каким-то интуитивным чутьем поняла: сейчас случится беда. Инесса побледнела, глаза ее лихорадочно заблестели, руки шарили по столу в поисках... ножа. На несколько секунд Жанна опередила мать, накрыв ее нервную руку, зажавшую нож.

Истерика у Инессы была настоящей, долгой, выматывающей. Кончилось тем, что отец отнес бьющуюся в рыданиях жену в ванну, включил холодную воду и окатил с головы до ног. В одежде, в тапочках. Она задохнулась холодным потоком, замолчала. Дала себя раздеть, вытереть, переодеть в сухое. Жанна с отцом уложили ее в постель, дали горячего сладкого чая.

– Пап, – попросила Жанна, – может, останешься еще сегодня?

– Конечно, – он на удивление легко согласился, – правда, это ничего не меняет.

Он остался. Потом еще на два дня, и еще на неделю. Но это действительно ничего не изменило.

С уходом отца денег стало не хватать катастрофически. Жанна работала все время, но платили ей немного. А потом – эти вечные переходы с одного места работы на другое никак не способствовали росту зарплаты. Отец материально почти не помогал. Теперь у него появилось несколько новых статей расходов: аренда комнаты, помощь Оксане плюс свои собственные нужды. Пару раз в месяц он привозил Инессе и Жанне сумки с продуктами. Но такого участия им не хватало. Никаких денег ни Инесса, ни дочь у него не просили. Понимали, что нет. И выглядел отец теперь каким-то озабоченным, усталым. Никакого былого блеска не осталось. Как он живет в новых условиях, Жанна толком не знала. Инесса тем более. Он выбирал моменты, когда только дочь была дома. Тогда заходил с продуктами.

– Пап! Ну ты как?

– Нормально! Работаю. Живу.

– А с этой... ну, с Оксаной? Как у вас?

И тут отец начинал рассказывать, какая она замечательная, какая умная... И что Оксана сказала, и что сделала. И какой свитер она ему подарила, и на какую новую стрижку он благодаря ей решился...

Отец в такие моменты и вправду выглядел неплохо. Когда он говорил об Оксане, то будто бы молодел даже. Слова лились из него как из рога изобилия... И глаза начинали лучиться. Но истинного счастья в них не было.

– Пап! А тебя устраивает твоя жизнь?

На этом вопросе отец, как правило, сникал. Но поскольку Жанна была настойчива и повторяла свой вопрос неоднократно, то однажды он ответил честно:

– Понимаешь, дочка, как бы я ни ответил, я причиню тебе боль. Скажу, что счастлив, – ты огорчишься, наверное, из-за того, что я счастлив не с мамой, а с другой женщиной. Если скажу, что меня не устраивает такая жизнь, то опять ты расстроишься и сочтешь меня неумным. Ради чего стоило ломать копья, если все зря?! Так или нет?!

– Пожалуй, что так, – согласилась дочь и, немного помолчав, переосмысливая услышанное, продолжила: – Пап! Ну а если совсем честно, без условностей, без оговорок... Скажи, ты рад такому повороту своей судьбы? И не думай, что сделаешь мне больно. Скажи как есть.

Разговор происходил в дверях. Отец заглянул буквально на минутку, просто занес продукты, куртку свою осеннюю забрал... Стоял в дверях и мучительно подыскивал слова. Создавалось впечатление, что он сам себе хочет ответить... Что он не дочери своей сейчас душу открывает, а самому себе признается в чем-то поистине важном.

– Если честно: я ни о чем не жалею. Считаю, что поступил правильно. Понимаешь, случилось что-то необыкновенное: не флирт, не роман... Любовь. Да, немного странная... Я до сих пор не знаю сам, взаимная ли...

– Как это? – удивилась дочь.

Разговор, похоже, затягивался, а они стояли на пороге и говорили о таком важном, что прервать его перемещением казалось невозможным.

– Я никогда не спрашивал, любит ли она меня. Сама она никогда не признавалась. Но, знаешь, Оксана ко мне так относится, что я ни о чем большем и не мечтаю!

– Что, лучше, чем мама?

– Мама? Нет... Не знаю... Не сравнивал. Надо же, никогда не задумывался... Мама прекрасно ко мне относится. Относилась... – поправился он, – но дело, видимо, в том, что мне нужна отдача именно от Оксаны. Поэтому я и ценю ее отношение. И сам готов все сделать для нее. Даже не ожидал от себя подобных порывов.

– Пап! А почему вы не живете вместе? Никак я не пойму этого!

– Да не хочет она! Говорит, что все ее устраивает. Замуж ей выходить почему-то неинтересно. А жить под одной крышей с мужчиной означает признать в нем мужа. И так по кругу.

– А почему она замуж за тебя не хочет? – Жанне стало даже как-то обидно за отца. – Ты спрашивал?

– Спрашивать-то спрашивал. Только ответа не получил. «Не хочу, и все!» Я думаю, не любит она меня, потому и не хочет.

– Пап! Ну как же ты живешь с осознанием того, что тебя не любят?! Это же ужасно!

– А что мне делать? Я-то люблю! Куда я свою любовь дену? Отдаю ей себя всего...

– А нужно ли ей это? – с сомнением спросила Жанна.

– Ну, раз до сих пор не бросает меня, значит нужен! Это-то и греет.

– А вдруг... вдруг у нее еще кто-то есть? Ты извини, конечно, что я так наотмашь! Ну просто непонятно как-то...

Отец как-то жалко, затравленно посмотрел на дочь. Потом перевел взгляд мимо нее, куда-то в глубь квартиры.

– Я думал об этом. И знаешь, что надумал? – Он горько усмехнулся. – Я ведь сам по такому принципу всю жизнь жил. Ты уже взрослая. Все понимаешь... Да и видела, наверное, что хоть я к матери очень уважительно относился, а себе ни в чем не отказывал. Я имею в виду женщин... Может, наказание мне теперь такое: сомневаться, ревновать... А потом: она же мне ничего не обещала – ни верности, ни замужества. Так что это полностью мой выбор. И я, повторяю, не жалею о нем.

Мама потихоньку таяла. От переживаний, тоски и обиды. Жанна тоже, естественно, переживала. Нельзя сказать, что она спокойно перенесла семейную драму – очень даже болезненно реагировала на распад семьи. Но девушка как-то смогла отодвинуть домашние неприятности на второй план. Ведь именно на Жанну легла теперь основная финансовая задача – она была вынуждена не просто работать лишь бы где и как, а работать за приличные деньги. Потому что того, что зарабатывала мать, хватало лишь на еду и оплату квартиры. А одеться? О своем здоровье позаботиться? А в кино? А в гости? А отпуск провести более-менее достойно? Все это отныне легло на красивые Жаннины плечи. От отца помощи ждать не приходилось. В лучшем случае – сто долларов на день рождения и на Восьмое марта да сумки с продуктами два раза в месяц.

Жанна не обижалась на него. Вернее, обижалась, наверное, но как-то неагрессивно. Она никогда не позволяла себе выпадов типа: «Ну вот, из-за того, что ты нас бросил, мы стали хуже жить!» Или: «Это ты виноват, что всем теперь плохо!» Она как-то пыталась понять его и почему-то, скорее, жалела отца, чем осуждала. И все же Жанна прекрасно понимала, что ситуация в их с мамой жизни складывается неблагоприятно именно из-за отца, именно из-за его так никем и не понятого до конца ухода.

А Инесса стала чахнуть, болеть... и все чаще позволяла себе слово «ненавижу» в адрес бывшего мужа. Она буквально сгорала от обиды, непонимания, непрощения. И любила его, и терзалась, и ненавидела, и ждала... Но больше всего обижалась и обвиняла его в своей несчастной судьбе.

Жанна, погруженная в заботы о своем трудоустройстве, материальном благополучии и налаживании хоть какой-то личной жизни, пристального внимания на мать в тот момент не обращала. Но однажды, когда Инесса собиралась на работу, в ее комнату вошла Жанна.

– Ой, мам! Что с тобой?! – Жанна с недоумением уставилась на худые плечи матери и чуть ли не детские тонкие руки.

– А что? – Инесса окинула себя взглядом. – Юбка что-то великовата стала. Ты про это?

– Ну да! И юбка... И плечи как-то заострились. Ты так похудела, мам!

– Похудела, да! – легко согласилась она. – Я тоже заметила.

– Мам, тебе бы врачу показаться...

– Какому врачу?

– Ну я даже не знаю... Начни с терапевта, что ли... Неважно ты выглядишь. И похудела, и лицо осунулось... Круги под глазами, волосы тусклые...