– Именно. Уверена, что ты будешь рад узнать, что она выходит за него замуж.

– За кого, черт возьми?

– За Делакруа, конечно. Тебе он всегда нравился. Но перед свадьбой тебе предстоит узнать о нем кое-что, чего ты пока не знаешь.

– Перед свадьбой? Она уже назначена? Господи, Кэтрин, сколько же я проболел?

– Три дня и три ночи, – ответила она, перестав суетиться вокруг него и ласково убирая с его лба прилипшую прядь волос. – Господи, Реджи, я так рада, что ты выжил! – Она не могла скрыть искреннего восторга и улыбалась как умалишенная.

Реджи смотрел на растрепанную женщину с кругами под глазами и слезами радости на ресницах. Он никогда в жизни не видел женщины прекраснее и желаннее. Он лежал слабый, беззащитный и обнаженный, неспособный к любви, как евнух. Но он должен был что-то сказать ей, и именно теперь.

– Кэтрин, – вымолвил он, – я обязан тебе жизнью.

Она покачала головой, отвергая его долговое обязательство. «Как это на нее похоже», – подумал Реджи.

– Несмотря на то что ты для меня уже сделала, я хочу просить тебя об одной вещи.

– О какой? Ты хочешь пить? Или проголодался?

– Нет, моя дорогая. Я не голоден. Я влюблен в тебя.

– Реджи!

– С этим и связана моя просьба. Согласна ли ты, чтобы я стал твоим четвертым мужем?

– Ты снова бредишь!

– Напротив, я в здравом уме, как никогда!

– Реджи!

Казалось, он снова готов потерять сознание. Он мечтал о том, чтобы потерять сознание от любви, но не раньше чем примет ванну и приведет себя в подобающий вид. Он запретил себе тянуться руками к Кэтрин и строго взглянул на нее.

– Только сначала я приму ванну. Пожалуйста, пошли за Джеймсом.

Кэтрин бросилась вон из комнаты на поиски камердинера. Чем скорее Реджи примет ванну, тем скорее она сможет наконец поцеловать его родное лицо.

Энни сидела в маленькой каюте на верхней палубе «Речной красавицы» и ждала мужа. По словам капитана, это была лучшая каюта, хотя довольно тесная и скудно обставленная. Они решили экономить средства для постройки дома и основания компании по заготовке и транспортировке леса в Гамильтоне, небольшом, но бурно развивающемся городе на северо-западе Онтарио.

Энни нравилась каюта, потому что здесь должен был пройти их с Люсьеном медовый месяц. На предыдущей остановке Люсьен украсил ее ворохом цветов с местных холмов: дикой азалией, индейской сосной, цинаммоном и подсолнухами. Энни была потрясена и взволнована этим романтическим жестом, поэтому ей не терпелось продемонстрировать мужу свою признательность.

Она расчесывала перед зеркалом волосы и вспоминала брачную церемонию, которая оказалась двойной. Кэтрин и Реджи тоже связали себя семейными узами. Церемония состоялась в гостиной дома тети Кэтрин, на ней присутствовало лишь несколько гостей.

Мать и сестры Люсьена с радостью поздравили молодых, а отец и Этьен решили воздержаться от визита. Это не удивило Люсьена и не испортило его праздничного настроения. Он сердечно попрощался с матерью и сестрами, философски отметив, что они, может быть, никогда уже не увидятся.

Этот торжественный день не был омрачен беспокойством из-за Джеффри, который внял угрозам Люсьена и покинул город на следующий день после ареста Бодена.

Кэтрин быстро продала свой дом богатому американцу, который уже не один год приглядывался к нему. Он купил все полностью, включая мебель и антиквариат. Многие ее слуги остались в доме при новом хозяине. Кэтрин взяла с собой из дома кое-что из своей коллекции раритетов, несколько фамильных картин и то немногое, что напоминало ей о трех предыдущих мужьях.

В суете сборов Кэтрин где-то оставила свою трость. А когда Реджи напомнил ей, она отмахнулась от него:

– О, она мне больше не нужна. Если честно, то никогда и не была нужна.

Кэтрин и Реджи собирались открыть в Гамильтоне школу. Люсьен собирался нанять на свое лесозаготовительное предприятие бывших рабов, которым помог перебраться в Канаду, и Кэтрин решила, что школа будет просто необходима, чтобы учить их детей. Она собиралась сделать школу доступной для французов, индейцев, черных – вообше для всех.

Арман собирался начать в этой дикой местности врачебную практику, а Кристиан, который понемногу вылечивался от своего пагубного пристрастия к опиуму, с благодарностью принял прощение брата и своих друзей и решил ассистировать Арману.

Причесавшись, Энни надела ночную рубашку, которую тетя Кэтрин подарила ей на свадьбу. Рубашка была очень красивая, шелковая, с глубоким вырезом и широкими рукавами. Она была похожа на маскарадный костюм ангела, в котором Энни ездила на бал к Бувьерам. Волнуясь, как школьница перед экзаменом, она приняла живописную позу на кровати и стала ждать Люсьена.

Он вернулся, держа в одной руке бутылку шампанского и два бокала, а в другой полдюжины свечей.

– Мой непослушный ангел, – сказал он, с удовольствием оглядывая свое сокровище.

Энни самодовольно улыбнулась. Люсьен Делакруа был настоящим подарком судьбы. Он смотрелся очень мужественно в черном сюртуке и белоснежном жилете.

– Мой лихой разбойник! – ответила она в тон ему.

– Уже нет. Я просто Люсьен, – возразил он, расставляя на столе бокалы и зажигая свечи.

– Просто Люсьен, – повторила она. – Ошибаешься, мой драгоценный супруг, в тебе никогда не было и нет ничего простого.

Он рассмеялся, развязал галстук и расстегнул несколько верхних пуговиц сорочки, так что стала видна его заросшая темными волосами грудь. Энни инстинктивно потянулась к нему.

– Я видел твоих дядю и тетю.

– Они ссорились?

– Нет, они шли рука об руку в свою каюту. И судя по выражению их лиц, они намерены серьезно отнестись к проведению медового месяца.

– Я очень рада, – сказала Энни. – Я хочу, чтобы все были так же счастливы, как мы с тобой.

– Твое пожелание очень трудно исполнить.

Он повернулся к ней, его глаза сияли, в них отражалось то же страстное желание, что и в ее глазах. Он снял сюртук и жилет, Энни с интересом наблюдала за ним.

– Ты уверена, что не будешь скучать по разбойнику? – пошутил он.

Она протянула к нему руки, и он обнял ее, сев на край кровати. Они поцеловались, и пламя страсти с новой силой разгорелось в их сердцах. Она на мгновение оторвалась от его губ и прошептала:

– Я не буду скучать по нему. Но скажи, Люсьен…

– Что?

Она опустила глаза и с улыбкой провела кончиками пальцев по его обнаженной груди.

– Иногда, когда мы будем заниматься любовью…

– Да?

– И будем совершенно голые…

– Да? – усмехнулся он.

Она помедлила и подняла на нею лукавые, насмешливые глаза:

– Ты не мог бы иногда… надевать свою маску?