— Наказание? За что? За то, что вы защищали свою жизнь? И жизни других людей? — Как много ты знаешь, старик…

— Я действовал… не слишком честно, — сознаюсь я, хотя и неохотно.

— Вы имели на это право.

— Нет, вы не понимаете… Я… не хочу пользоваться Правами.

— Потому что не желаете принимать на себя Обязанности? — Он, как всегда, видит меня насквозь, и я смущённо отвожу взгляд. — До поры до времени это будет вам удаваться, но… Ничто не длится вечно. Пора принять то, что предначертано.

— Кому это нужно? Я не хочу, чтобы мне подчинялись только потому, что я родился тем, кем родился. Это неправильно. Тем более что я не могу ничем утвердить своё Право. Кроме разрушения… Я хочу, чтобы меня уважали и любили, а не низко кланялись, сплёвывая в сторону…

— Что же вам мешает заслужить уважение и любовь?

— А разве во мне есть хоть что-нибудь, достойное этих чувств?

— Кто знает… Но если вы не уважаете и не любите самого себя, никто другой тоже не сможет этого делать.

Наверное, ты прав, старик. Любить. Уважать. Я не знаю, что на самом деле означают эти чувства. Моя любовь никогда и никому не требовалась, а что касается уважения… Разве можно уважать того, кто выше тебя? Восхищаться? Да! Преклоняться? Да, тысячу раз, да! Уважать — значит признавать достойными личные качества того, кто равен тебе. А как быть, если ты отделён ото всех высокой стеной? И что характерно: того каменщика, что возвёл её, давно уже не существует. В материальной форме, по крайней мере — чтобы можно было набить ему морду…

Меня следует бояться. Примерно так относятся к бездумной стихии: гроза прекрасна, когда смотришь на неё издали, из надёжного укрытия. Но не стоит подходить ближе: молния ненароком может ударить в вас… Да зачем далеко ходить: что я сотворил первым делом? Чуть не убил оборотня из свиты шадд’а-рафа. Подозреваю, что нажил себе ещё одного заклятого врага. Кстати, как он себя чувствует?

Шадд’ар уже почти отошёл от перенесённого потрясения, вернувшись в человеческий облик, но дышит пока ещё очень тяжело, затравленно поглядывая на меня снизу вверх. И как мне поступить теперь?

— Я хочу принести извинения.

Теперь в его глазах мелькнул настоящий ужас. Если мой гнев был так разрушителен, то чего можно ожидать от моего снисхождения?

— Я был излишне суров по отношению к тебе. Достаточно было поставить блок, а не отвечать ударом на удар. Прости за то, что заставил пережить столь… неприятные минуты. Но обещай, что впредь ты сначала трижды взвесишь все «за» и «против», и только потом бросишься на врага.

— Но… — Голос звучит прерывисто и несмело, но упрямо. Совсем в моём духе. — Если долго думать, враг нападёт первым…

— Разве я сказал «долго»? — Улыбка сама собой забралась на мои губы. — Я имел в виду лишь «тщательно». Теория «первого удара» обладает неоспоримыми достоинствами и столь же существенными недостатками. Начинать поединок первым целесообразно только в том случае, если ты можешь предсказать ответную реакцию противника на несколько вдохов вперёд. В противном случае рискуешь нарваться на убийственную контратаку… — Я прерываю свои «поучения», заметив, КАК на меня смотрят: юноша — внимательно-восхищённо, старик — поощрительно-лукаво.

— Эй, чего это вы вдруг притихли? — Пришлось резко вильнуть в сторону от темы, сбивая ритм.

Шадд’а-раф улыбнулся:

— Из вас получится замечательный Учитель, ma’daeni. Когда вы начнёте преподавать в Академии, я прослежу, чтобы молодёжь посещала ваши лекции.

— Какие лекции? — взвился я. — Какая ещё Академия?!

— Та самая, символ которой вы носите…

Я впился взглядом в его лицо:

— Что означают эти руны?

— Право, я не…

— Что они означают? Отвечайте!

— Я позволю себе не выполнить этот приказ, ma’daeni. — Он ответил спокойно, чуть извиняющимся тоном.

— Почему? Что кроется за этим узором? — Я почти дрожу от нетерпения.

— Я не могу утверждать…

— Ну же!

— Одно из толкований может означать «собственность» или «принадлежность». — Тихий голос мягко выделил слова «одно из».

— «Собственность» или «принадлежность»… — задумчиво повторил я.

— Как вам будет угодно.

— Угодно… Чего-то подобного я ожидал… Но что это за Академия?

— Вы не знаете? — Он удивился. На самом деле удивился.

— Представьте себе! На меня вывалили груду знаний, но не научили жить… вы расскажете мне?

— Нет, ma’daeni. Пусть это огорчит вас, но я вынужден принять сей грех на свою душу.

— В чём причина отказа?

— Вам будет куда интереснее узнать всё самому. — Теперь он улыбается. Можно подумать, отгадывание загадок — моё наилюбимейшее занятие!

— Вы хотите бросить меня в омут боя, не объяснив, кто — враг, а кто — друг?

Старик укоризненно покачал головой:

— Со временем вы поймёте, кто есть кто.

— Со временем… Чем больше у меня времени, тем больше ошибок я ухитряюсь совершить!

— И тем больше ошибок вы успеваете исправить.

— Хотелось бы в это верить… — Я вздохнул и тут же ругнулся, подхватывая шнурок, который всё же улучил момент, чтобы соскользнуть вниз.

— Вы позволите? — Шадд’а-раф протянул руку.

Я вложил незадачливые «путы» в подставленную ладонь.

— Что вы намереваетесь сделать?

— Терпение, ma’daeni, терпение… — Старик ловко сложил плетёную полосу пополам, ещё раз и ещё, протянул петли друг в друга, что-то подцепил, что-то завязал. Спустя несколько мгновений странный, но красивый браслет плотно обхватил моё правое запястье. Я повертел рукой, но так и не смог понять, в каком месте узел и как его развязать.

— Что сие означает?

— О, сущую малость… — В золотистых глазах прыгают ехидные искорки.

— Не темните! — Я чувствую подвох и горю желанием выяснить, в чём он состоит.

— Ношение этого браслета означает, что вы приняли на себя исполнение Долга.

— Какого ещё Долга?! — Ах ты, старый мерзавец!

— Любого. По моему выбору.

— Я на это не соглашался!

— Помните, вы сказали, что согласны принять любое наказание?

— Я сказал, что вы можете «назначить» любое наказание, но не утверждал, что приму его! — В принципе, я был совершенно прав, но упустил момент: конечно, можно взять нож поострее и порезать шнурок на мелкие кусочки… Правда, это будет бесчестным поступком. Не сказать, что не могу себе позволить нарушить кое-какие традиции, особенно при столь смягчающих обстоятельствах! — но, пожалуй, не буду ничего менять.

— Как бы то ни было, я вынес решение, ma’daeni.

— Дурацкое решение! Что я могу сделать, чтобы оплатить Долг? Вы же прекрасно знаете, что от меня пользы меньше, чем от козла — молока!

— Иногда и совершенно бесполезный предмет оказывается жизненно необходимым.

— Вы сравниваете меня с предметом?

— «Козёл» вам нравится больше?

Я задохнулся от негодования. Ещё и издевается! Мало того что вынудил согласиться на невыполнимое обещание, так теперь… И пусть кто-нибудь докажет мне, что мои желания имеют хоть какой-то вес в подлунном мире!

— Ну, хорошо же… — процедил я сквозь зубы. — Ждите, когда я смогу быть вам полезным. Я события ускорять не собираюсь!

— Как вам будет угодно, ma’daeni. — Старик склонил голову. Вот так всегда: сначала тебя оскорбят и унизят, а потом делают вид, что испытывают глубокое почтение…

— Один вопрос. — Пора уходить, но неудовлетворённое любопытство держит лучше любой привязи.

— К вашим услугам, ma’daeni.

— Эта женщина, которую… я убил. Что она делала в Западном Шеме? Кто заставил её нацепить накры? Зачем она напала на юного принца?

— Это не один вопрос, ma’daeni, — поправил меня шадд’а-раф.

— Не важно! Вы можете ответить?

— Не на все…

— Ну, хоть на что-то?

— Она потеряла своего единственного племянника.

— Потеряла? И от чего он умер?

— Он не умер. Он потерялся. И тётушка пыталась его найти.

Глупость какая! Как может потеряться оборотень, если он жив? Его След всегда можно нащупать во втором Пласте...