– Так же, как Вы дышите.

Незнакомец понял намёк, но лишь усмехнулся и усилил натиск:

– Не скажете что-нибудь и о другом клинке?

– Не скажу.

Упрямлюсь, как маленький ребёнок. Конечно, поздновато, сам виноват: говорил же мне Кайрен, что не надо играть там, где есть лишние зрители!

– Даже о таком?

Уследить, откуда был извлечён короткий кривой меч, было бы не под силу даже опытному фехтовальщику, не то, что мне, и в значительной мере этому способствовали складки плаща, скрадывающие каждое движение танцем теней. Но сам клинок...

Я услышал сдавленный вздох торговца и восторженный всхлип Содена. Есть, чем восхищаться, да? Конечно, есть. Помнится, у меня в комнате на стенном ковре тоже висел «драконий клык». И не один. Как давно это было! Так давно, что стало неправдой.

Молочно-белое лезвие со змеящимся чёрным рисунком, возникшим не от травления, а от перековки множества стальных полос, одни из которых были чернее угля, горящего в горниле, а другие походили своим цветом на первый снег нового года. Сколько времени требуется, чтобы создать такой клинок? Иногда вся жизнь мастера. Подобрать подходящую руду, переплавить её в сталь, найти среди пластин те, что станут единым целым, провести их через мучительные перековки и отправить в не менее мучительное странствие по океану закаливания. Но после всего этого требуются ещё долгие и долгие месяцы шлифовки, придающей лезвию сияние зеркала или мрачную прелесть сумерек...

– Что скажете? Достоин этот клинок Вашего осмотра?

Искушение вновь дотронуться пальцами до стального чуда велико, но я бы с ним справился, если бы не горячее дыхание Содена уже над моим плечом: мальчишка совсем пропал, очарованный клинком. И если откажусь, разочарую до смерти. Зато если соглашусь, он сможет, задирая нос, рассказывать всем и каждому, что его старший брат держал в руках знаменитый «драконий клык»... Ладно, что я теряю?

– Позволите?

Он оставляет клинок на моих ладонях. Странно: не припомню, чтобы воины легко расставались с оружием. Впрочем, его дело. А я займусь своим.

Песня этого меча была чистой и звонкой, как и у всех остальных его родичей, вышедших из-под молота мастеров Миеконы. Сильная, пронзительная, торжествующая, не дающая противнику ни тени надежды на успех. Но звучание не мужское, а...

– Что Вы хотите о ней услышать?

Незнакомец вздрогнул, словно мои слова отвлекли его от чего-то важного и требующего внимания, но не упустил ни малейшей доли смысла сказанного:

– О ней?

– Ваш меч носит женское имя, не так ли?

Он улыбнулся.

– Это Вы тоже определили по звуку?

– Конечно. У «мужчин» совсем другие голоса. И характеры менее стервозные.

– Да, моя hevary весьма своевольна... Но я слушаю, продолжайте!

– Что продолжать? Рассказать, в какой последовательности сплетались каждая из пятнадцати полос? После какой перековки мастер решил остановиться? Сколько наложений глины понадобилось, чтобы добиться нужной закалки? И как рука мастера дрогнула при нанесении полировочной пасты, из-за чего понадобилось на сотню проходов шлифовальным камнем больше, чем обычно?

Незнакомец слушал с совершенно непроницаемым лицом, но на последней фразе не выдержал и расхохотался, впрочем, совершенно беззлобно.

– Признаться, я думал, что Вы просто шутите или же хорошо знакомы с изготовлением «клыков», хотя и это само по себе вызывает уважение, но... Мастер, действительно, ошибся. Правда, это происходило уже при наведении красоты и на качества клинка не повлияло.

– Достаточно?

– О да, вряд ли кто-то мог бы рассказать больше о том, чего не мог видеть.

Он протянул руку за мечом, но, обнимая рукоять одной ладонью, одновременно положил вторую на мою щёку и потянулся ко мне, словно собирался поцеловать.

– Эй, что Вы делаете?!

Я отшатнулся, стряхивая с лица чужие пальцы. Незнакомец ухмыльнулся, довольно, почти победно.

– Благодарю за то, что уделили мне немного времени, heve. Вы мне очень помогли.

Всплеск теней, и в лавке не осталось никого, кроме меня, торговца и мальчишек, один из которых до сих пор пребывал в восторженном шоке, а второй оторопело смотрел на дверь, видимо, не понимая, как и когда незнакомец успел выйти.

Первым пришёл в себя хозяин лавки: погладил густую щетину бороды, покачал головой и уважительно предложил:

– Вы как соберётесь ещё что прикупить, заходите ко мне, heve: я вам со скидкой уступлю. Любой клинок.

Любой? Не слишком ли щедро? Для торговца, по меньшей мере, странно заранее соглашаться на столь невыгодные для себя условия. Чем же я заслужил благоволение?

Словно прочитав вопрос в моем взгляде, оружейник пояснил:

– Никогда не слышал, чтобы «скорп» свой меч кому-то подержать давал, а сейчас сам, собственными глазами видел... Значит, признал Вас равным.

«Скорп»? Так вот, кто это был... Лестно, аглис меня задери, весьма лестно: стоять рядом с одним из клана знаменитых боевых магов, да ещё держать в руках его клинок. Такой чести мало кто удостаивается. Если удостаивается вообще. А посему стоит предположить, что этот парень преследовал неведомую мне цель, которая была превыше всего: и гордости, и трогательно-возвышенной любви к мечу. Но в чём она заключалась, эта цель? Зачем он дотрагивался до моей щеки? Б-р-р-р-р! Как-то зябко стало. И страшновато. Пойдём-ка мы отсюда поскорее...

Фонтан посреди рыночной площади особенно красиво смотрится, конечно же, летом, которое в Нэйвосе выдаётся не слишком долгим, но очень часто жарким, и струи воды, взлетающие вверх над большой каменной чашей, приносят желанную прохладу тем, кто коротает время в покупках и продажах. Зимой воды в фонтане нет – только гладь льда, припорошенная снегом, и простёртые к небу ладони лепестков каменной розы молят о скором пришествии лета и искристых брызгах водяных струй. Впрочем, детям, играющим на краях чаши, всё равно, какое время года на дворе: и плескаться, и ковырять ледяное зеркало одинаково интересно, не правда ли?

Конечно, мы пришли к месту встречи первыми и успели замёрзнуть, разозлиться и начать волноваться прежде, чем разглядели в толпе знакомую троицу. Протолкавшись к нам, матушка тут же сгрузила свои покупки в предусмотрительно (или неосмотрительно, кому как больше понравится) захваченную мной из дома сумку, после чего на моём плече повис немалый груз: Каула, похоже, скупила всё, на что хватило взятых денег, а остальное взяла под честное слово, и наверняка – моё, чтобы я потом расплатился. Ладно, будем надеяться, она хотя бы составила список, и мне не придётся тратить время ещё и на расспросы, где успела побывать моя матушка.

– На сегодня покупки закончены?

– Пожалуй, – согласилась Каула. – Но мы присмотрели ещё столько всего миленького!

«Присмотрели». Уж не хочет ли она сказать, что и Ливин, и Сари принимали живое участие в набеге на лавки? Впрочем, пусть развлекаются, только бы меня не донимали!

Мы уже сделали десяток шагов от фонтана, направляясь в сторону дома, когда по толпе посетителей рынка прошёл гул:

– Заклинательница... Смотрите, Заклинательница... Она собирается танцевать!

Я поймал скучающий взгляд матушки и кивнул в ответ: нечего здесь больше делать. Соден и Ладар тоже не рвались полюбопытствовать, как танцуют Заклинательницы. Ливин всё так же смотрела себе под ноги, на расчищенную брусчатку площади, а вот Сари... Зелень глаз девчонки засияла ярче, чем первая весенняя трава:

– Давайте, подойдём поближе, посмотрим!

Я хотел было возразить: «Да что тут смотреть?», но вовремя себя одёрнул. Положим, лично мне намечающееся действо знакомо до мелочей, но для простого горожанина, каковым считаюсь и стараюсь быть, любое пришествие Заклинателей, а тем паче – Танец, всё равно, что явление кого-то из богов или демонов. И если я сейчас просто повернусь и уйду, то вызову неподдельное и опасное удивление не только у своей жилички, но и у всех вокруг, кто окажется достаточно наблюдателен.