— Раз! — у негра стали округляться глаза. Он понял, что белый вовсе не намерен шутить.

— ДВА! — усилил давление Крокодил.

Шаман сдался:

— Хорошо, хорошо!!! Хорошо! Не стреляй, я буду лечить! Только ты должен написать мне расписку, что если ты умрешь, или станешь инвалидом, то не имеешь ко мне никаких претензий!

Деваться было некуда, дурнота заливала глаза темнотой, и отец согласился…

Шаман быстро собрал какие-то травы и намолол из них порошков. Потом смешал их разных пропорциях и упаковал в шесть маленьких кулечков:

— Смотри, белый. Первые три дня, один раз в день, ты должен пить вот этот, желтоватый порошок. Потом, если выживешь, пей этот, коричневый. Тоже три дня. Я сделал все, что мог, остальное в милости богов.

Отца унесли в его домик и дали выпить лекарство, после чего он забылся тяжелым, словно могильная плита, сном…

На утро он почувствовал себя значительно лучше! Еще через пять дней лечения — прыгал как двадцатилетний. Лекарство испуганного шамана подействовало. Немного подумав, отец достал из сумки подаренный ему кем-то литровый виски и направился к доктору.

— Держи, — кое-как выдавил из себя отец на местном наречии, без переводчика было тяжело, — Это тебе, шаман. Как видишь, я здоров. У меня только один вопрос. Почему же ты, скотина, такой расист? Почему ты не хотел меня сразу лечить? Не все ли тебе равно, черный или белый, если человеку плохо, и он умирает у тебя на глазах?

Шаман улыбнулся:

— Ты не так меня понял, белый. Мне действительно все равно кого лечить. Просто мои лекарства делались веками для черных и черными. И никто не знает, как они подействуют на белого. Я потому и сказал написать расписку, вот она, забери обратно. Я не хотел убить тебя своими снадобьями, чтобы потом пришли военные и убили меня…

После этой истории отец решил, что второго шанса уйти от какой-нибудь экзотической болезни у него может и не быть, и стал готовиться к отправке на родину. Расписка до сих пор лежит у него в бумажнике, как напоминание о том, что одни и те же слова можно понимать совсем по-разному.

Если вы были в Африке и не съездили на сафари — значит, вы не были в Африке! Это у нас, в Петербурге, обязательным считается посещение Эрмитажа, а в Африке каждый уважающий себя турист обязан с воплями прокатиться на джипе, разгоняя стада антилоп Гну и метко стреляя по ним в воздух.

Полковник Крокодил, мой отец, недавно переболевший малярией, восторга по поводу намечающегося сафари не испытывал, он уже мыслями был в самолете, который направлялся в сторону России, но остальные военные советники, как могли, переубеждали его:

— Палыч! Ну, чего ты, в самом деле? Чего потом рассказывать будешь на родине?

— Уж поверьте, теперь мне найдется, что рассказать и без этой дурацкой охоты.

Но доводы разума на сослуживцев никак не действовали. Они твердо решили устроить настоящие проводы по всем африканским правилам, а в них, в частности, входил и пункт «Охота». Последний довод предъявил старший команды военных советников генерал-лейтенант М.:

— Палыч, а если я приказываю? — и хитро так улыбнулся.

И куда деваться?

Нормального охотничьего ружья во всей Анголе днем с огнем не сыскать, зато вот автоматов Калашникова, калибра 7.62 мм и боеприпасов к ним — завались. Еще в Анголе не найти нормальной водки, зато в магазинах Луанды водится неплохой виски Рэд Лэйбл.

В общем-то, набор для охоты уже есть. Ах да! Там же еще должна быть машина и, кажется, собаки…

Есть машина? Две? Джипы? Джипы, это хорошо. А с собаками как быть? Как съели давно? Кто посмел? Негры? Тогда вместо собак возьмем негров. И еще виски… ящик… Или лучше даже два, мы же с ночевкой поедем. И патронов побольше. И закуски. Только не бананов, они во где у меня уже, достали…

Примерно так руководил сборами генерал-лейтенант М. Наконец, где-то после обеда, когда спало то пекло, которое способно выжечь у вас на голове плешь значительно быстрее чем жена, процессия тронулась в путь, в глушь, в саванну, больше смахивающую на пустыню. Господа офицеры уверенно скрутили крышки с литровых бутылок виски и сафари началось.

Ехали почти час. Дичи не было.

— Что за черт? — поинтересовался старший экспедиции у переводчика.

— Что за черт? — поинтересовался переводчик у проводника, увлеченно крутившего рулевое колесо.

— Война, — лаконично ответил водитель.

— Война, — перевел переводчик начальнику.

— Ну и что? — не понял генерал.

— Дык звери же тоже не идиоты. Когда стреляют, они уходят. Пока еще не возвращались.

— Да-а-а. Дела, — задумался начальник и рассеянно огляделся. — О! Глядите! Там кто?

Все повернулись в указанную сторону. Где-то на расстоянии в полкилометра, под огромным баобабом, виднелось что-то желтое, почти сливающееся с ландшафтом, количеством три штуки.

— Похоже, что это львы, — определил переводчик.

— Будем охотиться на львов! Бинокль мне! — генерал вскочил и поднес к глазам прибор, — Точно львы! На-ка, Палыч, погляди! Кр-р-расавцы!

Крокодил принял бинокль и посмотрел на будущую свою жертву. Львы оказались какие-то чахлые, облезлые и усталые. Их хотелось покормить с руки морковкой и почесать за ушком. Львицы со впалыми боками, лежали, прислонившись к баобабу и высунув розовые тряпочки языков. Если бы не периодическое подергивание выщипанными хвостами, Крокодил бы подумал, что львы уже подохли из презрения к охотникам.

Пока полковник Крокодил рассматривал дичь, остальные, разгоряченные спиртным, уже готовили автоматы, то бишь пытались непослушными пальцами прицепить к Калашам магазины.

Крокодил с интересом принялся наблюдать за приготовлениями, негры же, наслышанные на что способен пьяный русский офицер на охоте, благоразумно спрятались за машину. Спустя минуту мата и сопения началась стрельба.

Львы слышали, конечно, автоматную трескотню, но или сильно устали, или просто подумали, что с такого расстояния им ничего не угрожает, но не ушли никуда. Господа офицеры жизнерадостно шмаляли по полрожка сразу в сторону живности, подбадривая друг друга — «Мазила! Смотри, баобаб скосишь!»

Когда первый запал поугас, а львы как сидели в теньке, так и остались сидеть, один из проводников тихо спросил Крокодила на местном диалекте португальского:

— Коронель Жакарэ (полковник Крокодил), быть может, стоит сказать господам офицерам, что лучше подъехать ближе?

— Думаю, не надо. Им и так весело.

— Палыч, а ты чего? — генерал повернулся и заметил что «именинник» не участвует в празднике.

— Да нафиг оно мне надо?

— Охота! Это же охота! Сафари! Тут надо стрелять!

— В кого? В этих несчастных, худых и облезлых львов? Ну, хорошо, даже если с такого расстояния я кого-нибудь из них шлепну, то что дальше?

— Ну… это… Значит, удалась охота. Шкура там будет…

— Да? И что мне делать с этим потертым ковриком? Я даже не спрашиваю, как ее снимать. Кто мне позволит ее из страны вывезти? Да и вообще, после очереди из автомата это уже не шкура будет, а не пойми что. В общем, если вам нравится, то продолжайте. А мне чего-то не хочется.

— Как знаешь, — пожал плечами генерал и с прежним задором вскинул автомат.

Расстреляв по пять рожков каждый, но так и не попав по везучим львам, господа офицеры немножко подустали и проголодались. Проводники, правильно поняв выражения их лиц, отправились к ближайшим более или менее густым кустарникам, чтобы устроить там импровизированный пикник. По дороге военные советники прихлебывали виски, хохотали, вспоминая стрельбу и в результате вынесли общий вердикт — генерал М. несмотря на то, что артиллерист со стажем, не попадет даже в жопу слону.

— Будто вы лучше, — улыбаясь, кричал генерал и размахивал бутылкой. — Я хоть в баобаб попал, а вы?

Пока добирались — наступил вечер, а потом, сразу, практически без перерыва, ночь. В Африке нет такого понятия как «вечер». Сумерки там длятся пять минут, как раз можно успеть выкурить сигаретку, наблюдая, как солнце резко проваливается за горизонт, и, окрашенные было оранжево-красным, легкие облака тут же наливаются чернотой и небо гаснет, словно лампочка. На черном полотне небосвода вспыхивают громадные искры звезд и следом приходит долгожданная прохлада в непроглядной темноте, которая начинается сразу за кругом, освещенным светом фар джипа.