Из показаний:
Вышли вдвоем. Ровно, прямо, как на параде. Как статуи.
Максим полоснул быстрой очередью и бросился к колодцу. Немцы обалдели, конечно. Но уже ничего не успели сделать. Я стрелял с двух рук. Как это, по-македонски? Или это когда от бедра? Неважно. Я сделал четыре выстрела, и четыре тела легло на пыльную землю. Кто-то ранен, кто-то убит.
Я чувствовал странную, неумолимо-сладостную дрожь, рот сам стал щериться в улыбке, и я стрелял, чувствуя, как отдача тяжело бьет по рукам, как дергаются черные пистолетные стволы. Максим прикрывал меня из-за колодца.
Пихнув ногой дверь, я медленно, вальяжно вошел и выстрелил прямо. Какой-то юнец стоял, направив на меня шмайссер. Почему он не стал стрелять — не знаю. Напугался моего вида? Кроме того юнца в хате было еще пятеро. Я стрелял методично и быстро, пока в живых, если не считать лежачих раненых, не осталось двое, я и немец — в пенсне, коротко стриженый, в халате, заляпанном кровью.
Только потом я услышал стоны лежачих раненых… Почему-то я не стал по ним стрелять…
Конец цитаты.
…Следом за Владимиром Алексеевичем в хату ворвался и Максим, хищно осмотрелся стволом своего ППС, и убежал проверять, не забыли ли еще кого? Через секунду из-за занавески раздался короткий выстрел и вскрик.
— Лежал там. Офицер. Без руки. Но другой рукой уже Вальтер доставал, — пояснил Максим, появившись в комнате, повертел трофейный Вальтер и засунул его за пояс.
Историк, с лица которого все еще не сошло дикое выражение, рывком обернулся к немцу в пенсне и спросил по-немецки:
— Arzt (врач)?
— Ja-a-a. Bitte tete mich nicht! (Д-д-а. Только не убивай!)
— Chirurg? (Хирург?)
— Nicht ganz. Aber ich kann heilen! (Не совсем. Но могу лечить!)
— Pack deine Sachen! (Собирайся).
— Wie bitte? (Что?) — его глаза влажно и напугано смотрели на историка.
— Ich habe gesagt, du sollst deine Sachen packen! Du kommst mit uns mit! (Я сказал — собирайся! Ты идешь с нами!)
Наконец, до него дошло. Всплеснув руками, врач что-то уронил со своего стола.
— Nimm die Arzneimittel, chirurgische Instrumente und deinen Arztkoffer (Бери лекарства, инструменты и саквояж), — мертвым голосом приказал Владимир Алексеевич.
— a, ja, sofort… Bitte nicht schiessen, Russe! Nicht schiessen bitte! (Да, да, сейчас… только не стреляй, русский! Не стреляй!)
— Zieh deinen Arztkittel aus! (Сними халат.)
— Wie bitte? (Что?) — от страха немец практически не соображал.
— SCHNELL! (ЖИВО!) — заорал историк. Немец вскрикнул и едва не завалился в обморок, но тут ему на помощь пришел Максим и сдернул с плеч заляпанный халат, открывая офицерский погон.
— Слышь, Кирюха, а ты где так навострился по-ихнему шпрехать?
— Было дело. Потом скажу. — Ах, откуда бы тебе знать, Максим, что профессор исторических наук в совершенстве знает три иностранных языка и немецкий в том числе…
Intro(Внешний запрос на передачу данных)
— Ну что, запускаем?
— Поехали!
— Переводи канал на наш. Только аккуратно поток прерывай. Вообще сколько потоков?
— Трудно сказать… Через этот нейрошунт точно не определить.
— Так… Тянем, тянем… Еще… Серега! Инъекцию!
— Пошел прогресс! Загрузка тридцать! Сорок!
— Отставить! Переполнение буфера! Мы его теряем! Не отрубай канал! Откат, откат транзакции! Останови копирование!
— Чер-р-рт! Да что ты будешь делать? Не катит, это какой-то новый штамм. Сопротивляется!
— Проверь обновления. Должно же быть что-то в антивирусных базах.
Intro(Вирусная опасность! Заблокировано)
Снова поплохело, на этот раз уж как-то совсем сурово — я упал, едва не выкатившись за дверь. Слава богу, перепуганный немец ничего не делал, только смотрел на меня округлившимися глазами. Где-то с полминуты я провалялся, пытаясь собрать мир из той мозаики, в которую он превратился. Получилось.
— Was kuckst du? (Чего уставился?) — заревел я на немецком, поднимаясь, — Raus hier! (Выходи!)
Максим смотрел на меня как на умалишенного. Он ничего не понимал. Да и я тоже.
Владимир Алексеевич поразился тому, как резко успело осветлеть небо. Вроде бы только что была почти темень, а тут на тебе — уже окрест все видать. Деревня тлела и вспыхивала огнями. Трещала чурками, кричала печными трубами, молила черными провалами окон на еще несгоревших стенах.
Толкая врача перед собой, они побежали, задыхаясь и почти падая. Но побежали, не жалея себя. Немец подпрыгивал, прижимая к груди саквояж, и как заведенный бормотал:
— Bitte nicht schiessen! Tete mich nicht! Tete mich nicht! (Только не стреляй, русский! Не убивай! Не убивай!)
— Beweg dich! Ich lasse dich dann am Leben! (Шевелись, и будешь жить), — зло пообещал Владимир Алексеевич и ткнул пленника пистолетом под лопатку. У того сразу прибавилось прыти.
Проскочили догорающую деревню, вышли к дороге. Оборачиваться на танк и разорванного танкиста историк не стал. Картина и так слишком живо стояла перед глазами. Вперед, вперед! Недолго осталось! Странно, но никто не стрелял в спину. Бой уже укатился куда-то вперед и застрял между гнилых зубов немецких позиций. Застрял и там уже заканчивался, изливался последней свинцовой сукровицей — атака захлебывалась. Но главная задача все же была уже выполнена: ослабить противника до подхода основных сил. Здесь, через два дня, будет осуществлен масштабный прорыв, который заложит основание под будущий успех Красной Армии.
Но что нам за дело до будущего успеха?
Сильно пихнув в спину врача, он от этого упал и скатился в овраг, Владимир Алексеевич бросился следом.
В овраге уже были. Трое, не считая бессознательного Петровича. Перемазанные, обгорелые, здоровенные немцы. Они копались в вещах Петровича, полагая, что тот уже мертв. Один лакал из фляги спирт, второй пытался раскурить табак. Сволочня. Пустая, хамская, убогая сволочня. Солдаты великого Рейха…
Из показаний:
Я успел только вскинуть один пистолет и выстрелить. Как я промазал с такого расстояния — не знаю. Наверное, просто не был готов, застигнут врасплох. Ответная пуля застала меня врасплох еще больше. Она воткнулась куда-то в грудь, справа, чуть ниже соска. Обожгла, вгрызлась в тело, опрокинула меня на спину, и там засела как большой, мохнатый, раскаленный шмель. Боли не было — слишком я был занят, пытаясь стрелять, но не успел — Максим оказался шустрее. Всего пара плевков из ППС, и гады лежат, подергивая ногами, друг на друге.
Боль пришла вместе с радостью от того, что мы все-таки дошли. Лишь бы Петровичу помогли!
Конец цитаты.
Intro(Внешний запрос на передачу данных)
— Вот! Есть! Я пересобрал вакцину. Теперь сто процентов должно помочь. Как там больной?
— Пока еще хоть как-то. Но скоро будет поздно. Переводим каналы. А что с потоками?
— Можно останавливать. Главное в этом деле скорость. Если не остановим — ничего не получится.
— Ух, ну тогда давайте рискнем, коллеги… Готовы? Начали!
— Пошло копирование в оперативную! Есть прогресс! Тридцать… сорок… семьдесят…
— Быстрее бы! Сейчас уже информационная кома настанет!
— Девяносто! Есть, готово! Перезапускай процессы!
— Есть перезапуск!
— Твою ж мать, а… Получилось?
Intro(данные получены в полном объеме. Разъединить?)
5.
Приходил в себя Владимир Алексеевич очень долго и тяжело. Так трудно заново складывать в стройную картину свой мир. Внутренний и внешний мир. Иногда он проваливался в информационное забытье, возвращаясь ко Второй Мировой войне и к Кириллу…
Из показаний по делу об измене Родине. Обвиняемый Кирилл Щепоткин:
— Фамилия, боец! — офицер НКВД смотрел как лед, так же холодно и пусто.
