В понедельник утром я оповестил Фостина Джеле о грядущем разговоре.

– Нехорошо, – нахмурился он. – Необходимо мое присутствие. И я хочу, чтобы все записывалось. Маккалох – репортер "Тайм" и наверняка захватит с собой диктофон и все такое. Я хочу поставить условие: ваша беседа – часть рабочего процесса, следовательно, все сказанное вами останется конфиденциальным и будет принадлежать "Макгро-Хилл", и только "Макгро-Хилл" сможет это цитировать.

Когда утром приехал Маккалох, я объяснил, что хотел устроить частную встречу, но законники пронюхали и решительно выступили против.

– Когда спутываешься с юристами, – мрачно буркнул он, – они продыху не дают. Ладно, какого черта. Мы в любом случае поговорим.

Джеле включил запись, и мы с Фрэнком говорили больше часа. Снова вернулись к истории моих встреч с Хьюзом. Инстинкт подсказывал мне подробнее останавливаться на тех деталях, которые я не упомянул на встрече в среду, избегать других и ссылаться на забывчивость, когда того будут требовать обстоятельства: человек со слишком хорошей памятью всегда и вполне обоснованно вызывает подозрения.

– Каким старикан выглядит сейчас? – спросил Фрэнк.

– Старым, каким же еще? Худым, усталым. Один глаз немного слезится. Вроде бы правый. – Эта деталь выпадала из общей канвы, но так как Фрэнк не видел Хьюза с 1957 года, такая вольность казалась вполне безопасной.

Фрэнк кивнул:

– А лицо как? Ты заметил какие-нибудь дефекты?

Я вспомнил, что Дитрих описывал сломанную левую скулу – результат авиакатастрофы, – которую хирургам так и не удалось восстановить в полной мере.

– Левая сторона лица, – рискнул я, – она вся израненная. Такое ощущение, что кость деформирована и...

– И левую сторону как будто парализовало. – Маккалох аж подпрыгнул от волнения. – Правильно? Как будто лицо перекошено на одну сторону.

– Ну, – протянул я, – так можно сказать, но... – Я оставил фразу висеть в воздухе.

– Что-нибудь еще?

– Еще рука. – Я пожал плечами. – Черт, это у него было уже тогда, когда вы с ним виделись.

– А голос? На что он похож?

В документах "Тайм-Лайф", прочитанных в июне, я наткнулся на запись, где Маккалох описывал голос Хьюза как гнусавый, будто при заложенном носе.

– В нос, – сказал я, – тонкий и усталый.

– Но еще и скрипучий, как будто у него что-то застряло в горле.

– Иногда, – согласился я осторожно.

– А у него еще осталась эта его привычка чесать нос во время разговора? – Фрэнк продемонстрировал жест.

– Знаешь, – усмехнулся я, – у меня есть друзья, которых я знаю лет двадцать, но если ты будешь так же расспрашивать меня об их привычках, я просто не смогу ответить. Хотя одну его привычку могу тебе привести. Каждого, кого Ховард знает, он обязательно называет сукиным сыном, а потом жалуется, что все они не побрезгуют его обворовать, если он неожиданно ослепнет.

– Да, – сказал Фрэнк, – этот парень груб, действительно груб. Бог мой, ты встречался с ним, в этом не может быть сомнений.

В среду Дик отправился из Нью-Йорка в Пальму. Переговоры за круглым столом в "Макгро-Хилл" все еще тянулись, но редакторская работа подошла к концу, и я решил, что, чем меньше они будут видеть Дика, тем лучше.

– Старайся не попадаться никому на глаза, – наставлял я, – или в один прекрасный день они выйдут из транса и заинтересуются, почему во время кризиса ты всегда ошивался неподалеку.

В то утро Фостин Джеле и Ральф Вебб, казначей "Макгро-Хилл", зашли в мой кабинет. Из-за проблем, созданных "Хьюз тул" и "Байор эдженси", было решено перенести ксерокопию записей из сейфа в хранилищах "Чейз Манхэттен" в офис издательства, чтобы она всегда была под рукой, когда понадобится. Так как моя подпись стояла под соглашением для депонирования, то, улети я в Испанию, свободно достать копию из "Чейз Манхэттен" была бы невозможно. Мы с Веббом спустились вниз вместе, показали свои ключи охране, и я передал записи. Наконец представился случай задать вопрос, который не давал мне покоя всю неделю. Я думал о следующем путешествии Эдит в Цюрих.

– Что мы будем делать с последним чеком, Ральф? Я имею в виду тот, для Хьюза, на триста двадцать пять тысяч.

– А что нам нужно с ним делать? – спросил озадаченный Вебб.

– Какие-нибудь вопросы к Цюриху? Он прошел через тот же счет? – Я чувствовал, что выгляжу слишком обеспокоенным, но ввиду сложившегося положения, решил я, это спишут на общую нервозность.

– Мы не смогли добиться отчета от Швейцарского кредитного банка. В любом случае, – сказал Вебб, – я говорил об этом как раз сегодня утром. Чек уже прошел клиринг и переведен в депозит.

– Слава богу, – вздохнул я. – Может, теперь он закончит нас дурачить.

В тот же день один из редакторов "Макгро-Хилл" заговорил со мной о том же самом:

– Вы не сможете дать задний ход, даже если захотите. Если вы откажетесь, будете отрицать, что когда-либо встречались с Хьюзом, весь мир узнает, что Клиффорда Ирвинга с потрохами купила "Хьюз тул". Могу вам сказать, – добавил он, смеясь, – что издательство вас просто распнет. И мы все равно опубликуем рукопись.

– Не волнуйтесь по этому поводу, – успокоил я.

– Нет, как раз это нас не беспокоит. Я просто шутил.

Их волновало другое – по меткому выражению Шелтона Фишера, "бомба могла разорваться со дня на день". Все ожидали заявления Честера Дэвиса прессе о том, что Хьюз разговаривал с Маккалохом и отступился как от знакомства с Ирвингом, так и от автобиографии. И Фишер, и Джеймс Шипли, президент "Тайм", носили с собой пресс-релиз, перечитывая его и заранее готовясь к контратаке.

Но ничего не случилось. Похоже, Дэвис ждал слова Маккалоха, чтобы сделать объявление. Он, очевидно, рассчитывал, что "Лайф" и "Макгро-Хилл" отступятся – или, по меньшей мере, дадут ему прочесть манускрипт.

– В рукописи есть нечто такое, – сказал я всем, кто мог услышать, – что пугает его до безумия. Я не знаю, что это, но думаю, что он тоже не знает. Скорее всего, Дэвис боится, как бы Хьюз из-за своего расположения ко мне не поддержал Роберта Майо в споре с Дэвисом в Неваде. Что неправда, – добавил я, – но тупой придурок Честер об этом не знает.

Когда стало очевидным, что издатели не отступятся, Дэвис решил во второй раз позвонить Хьюзу. Первый разговор, ко всеобщему огорчению, не зафиксировали, но этот, между Маккалохом и Хьюзом, собирались записать.

Фрэнк позвонил мне:

– Я поставил два условия. Первое – ты тоже будешь присутствовать. Второе – в этот раз разговор будет записан. Хотя, если бы на меня так не давили, я бы на это не пошел.

– Все нормально, Фрэнк. Нельзя позволять помыкать нами и дальше.

Семнадцатого декабря "Макгро-Хилл" и "Лайф" решили усилить свою защиту и сообщили мне, что пригласили экспертов из "Осборн, Осборн и Осборн" – по общему мнению, лучших специалистов в стране по почеркам, которые занимались, в основном, проверкой спорных документов. Настоящие профессионалы. Рассел Осборн немедленно вылетел в Неваду, чтобы изучить документы, предоставленные компанией Хьюза, – исследовать почерк Ховарда, а потом сравнить их с письмами и документами, которые находились в распоряжении "Макгро-Хилл".

Получив первое положительное заключение, я не волновался. Несмотря на высокую репутацию Осборнов, я слепо верил, что документы пройдут любую проверку. Через неделю эксперты вынесли заключение: письма были действительно написаны Ховардом Хьюзом.

– Свидетельство того, что все рассмотренные документы сделаны одной рукой, – заявил Пол Осборн, – неоспоримо, не подлежит сомнениям и вопросам.

Чуть позже компания "Роузмонт интерпрайзес" подала на "Макгро-Хилл" иск в суд, с целью приостановить выход автобиографии, и Осборны выдали письменное свидетельство, гласившее: "Подлинный почерк Ховарда Р. Хьюза необычен не только наличием отчетливых форм и особенных привычек пишущего, но еще и большим количеством вариаций, являющихся результатом немалой скорости, раскованности и небрежности его письма и всего, что составляет основу его индивидуальности в письме. Сочетание скорости исполнения, отчетливости и высокой вариативности отличительных форм и привычек почерка, признаки которых мы видим в предоставленных образцах, определяют параметры гигантской задачи, с которой столкнется каждый, кто попытается имитировать почерк Ховарда Р. Хьюза. Любая попытка безошибочной имитации и особенностей того, кто выполнил образцы подписей и отрывков письма, включая нестандартное количество вариаций оборота "из этого", для любых практических целей, по нашему мнению, является практически неосуществимой. Другими словами, исходя из нашего опыта, мы пришли к мнению: такая высокая степень подделки лежит за гранью человеческих возможностей".