– Только для гостей ресторана!
Я напустила на себя высокомерный вид и ответила:
– Прекрасно, милейший, мы и есть гости ресторана.
Он выжал из себя улыбку, а друзья Николь рассмеялись. Мы пошли внутрь и прекрасно пообедали, наслаждаясь изысканным, хотя и чересчур быстрым обслуживанием. Похоже, в ресторане хотели, чтобы их странные клиенты побыстрее убрались, но у нас с ребятами завязался такой интересный разговор, что мы засиделись даже после кофе. Мне очень понравились их идеи, и никому совершенно не хотелось расходиться.
Я остановилась на ночь в гостинице неподалеку, снова встретилась с Николь утром, а потом поехала в аэропорт и улетела в Дюссельдорф. Мой бывший муж: Дитер встретил меня со своей второй дочерью Катей и женой. Мы обнялись, расцеловались, а потом поехали в Вупперталь, в большой дом Дитера, который я знала как свои пять пальцев, ведь мы строили его вместе. Всегда приятно встретить хороших друзей, а они были самыми лучшими друзьями в мире, мой бывший муж и его жена. Людям всегда кажется это странным. Не могу понять почему, ведь я действительно любила этого мужчину, вышла за него замуж, родила ему детей и, естественно, испытываю к нему глубокую привязанность. Его вторая жена Ханна теперь заменила мать одной из моих дочерей, и я любила ее, как сестру. Мы разговаривали, смеялись, хотя в основном болтали они, так как сама я ничего не могла им рассказать о цели моей поездки в Цюрих, о том, чем занимаюсь, и о безумном плане, затеянном Клиффом. Дитер и Ханна только что вернулись из Непала, где видели далай-ламу, и теперь в красках описывали пережитое. Все было как в старые добрые времена, друзья снова вместе.
Сын Ханны от первого брака Маркус теперь жил вместе с ними, и моя дочь Катя была явно в восторге от этого. Кроме того, в доме были еще двое детей Дитера и Ханны, шести и четырех лет, а также старый пес Карл, который узнал меня и дружелюбно замахал хвостом, хотя был уже полуслепым. Это было настолько трогательно, что я совсем растаяла.
А теперь я должна рассказать вам о том, что сделала. До сих пор не могу в это поверить, но прошлого не изменишь. Все произошло, когда я открыла ящик стола и вытащила телефонную книгу, чтобы позвонить в аэропорт и заказать билет на самолет до Ибицы. Там, рядом со справочником, лежало kennkarte Ханны, ее немецкое удостоверение личности. Я взяла его, тихонько положила в свою сумочку и подумала: "С ним можно спокойно путешествовать, Ханне оно не потребуется – она всегда ездит с паспортом. А я теперь смогу легко добраться самолетом с Ибицы до Цюриха, если, конечно, мне снова придется это сделать. Не придется надолго бросать Недски и Барни". Все эти мысли вихрем пронеслись в голове, а к горлу подкатила тошнота, на душе стало мерзко от презрения к самой себе. Украсть у собственной подруги! Но мной будто дьявол овладел, и я незаметно положила карту Ханны в сумочку. Сердце бешено стучало в груди, но, выходя из комнаты, я подумала: "Что ж, поздно сожалеть. Дело сделано".
* * *
В тот день, когда уехала Эдит, я вернулся домой из студии пораньше, хотелось провести время с Недски и Барни. Прочитав детям обычную порцию сказок доктора Сьюза, в восемь часов я поехал в город и поужинал в индокитайском ресторане, а потом зачем-то зашел в "Ла-Тьерру", самый популярный бар на Ибице. В одиннадцать часов официант принес мне счет, и тут вошла Нина. Она была в своем длинном кожаном пальто; в руках – маленький кейс. Прилетела из Лондона и тут же взяла такси из аэропорта в город.
Друзья, с которыми я сидел, были и ее друзьями, так что Нина присоединилась к нам. Через час лицо ее поблекло, она выглядела откровенно усталой и затем сказала:
– Я вымоталась. – И тихо добавила: – Можешь отвезти меня домой?
По дороге среди гор за деревней Святой Эулалии я задумчиво произнес:
– Никто никогда не поверит, что мы не планировали этого заранее. Никто не поверит, что ты не знала о сегодняшнем отъезде Эдит в Германию, и никто не поверит, что я не имел понятия о твоем приезде.
– Да какая разница, верят люди или нет? – ответила она. – С нами так всегда. Просто очередное доказательство, что, если предварительно ничего не планировать, все получится.
Нина должна была пробыть на Ибице неделю, верный Джон Маршалл сопровождал ее и тут. Она подписала контракт с лондонской компанией "Пай рекорде" на выпуск альбома, и Маршалл хотел устроить ей фотосессию на фоне средиземноморского пейзажа для релиза.
– К тому же в доме пора отремонтировать крышу, а мне надо отдохнуть.
Я оставил ее в поместье и поехал домой. На следующий день оба были заняты, я – починкой лодки, а Нина – крыши, но мы договорились встретиться на следующее утро.
– Умираю хочу на пляж, – заявила она. – Если погода позволит, давай пойдем на Фигерал.
Небо было затянуто тучами, но сквозь просветы в сплошном облачном покрове на десять или пятнадцать минут периодически пробивались лучи обжигающего солнца. Фигерал, пляж на северо-восточном побережье острова, был почти безлюдным, мы знали об этом еще с тех времен, когда не встречались. Никто не подозревал, что сюда можно приходить купаться, особенно в это время года. Я сказал Нине, что принесу камеру и отщелкаю пленку.
– Может, сделаю фотографию для обложки твоего диска.
– У тебя нет должного образования для такой работы, дорогой мой.
– Мне и не нужно, спасибо.
Но день выдался слишком пасмурным, а как только мы спустились с гор на пляж, Нина сразу бросилась в воду, так что для обложки ее вид был уже недостаточно гламурным. Я использовал телескопическую линзу для крупных планов, но волосы моей звезды слиплись и блестели от воды. На пляже никого не было; Нина сняла верх купальника. Я отщелкал ее в таком виде, смеющуюся, с бутылкой красного вина в одной руке...
– А где ты будешь все это проявлять? – спросила она, слегка забеспокоившись.
– Когда поеду в следующий раз в Штаты. Тебя там никто не знает.
– Пошли мне копии. Там могут быть некоторые, которые можно урезать и использовать.
Нина находилась в каком-то странном беспокойном настроении, неожиданно впадала в депрессию и столь же внезапно становилась жизнерадостной. Через некоторое время все выяснилось. Она была недовольна записанным ею альбомом, а обещанный сериал провалился.
– И я сделала то, чего никогда не делала, – наконец призналась она. – Заняла кучу денег. Самая большая ошибка в моей жизни.
– Если тебе понадобятся деньги для покрытия долга, – предложил я, – у меня будут после лета.
– Твоя афера с Хьюзом?
Я кивнул.
– Посмотрим, – сказала она. – Не хочу занимать у тебя. Ненавижу занимать деньги. Как оно движется?
Я ввел ее в курс дела на нынешний момент, опустив только тот факт, что Эдит сейчас в Цюрихе, заходит, как позже выяснилось, в Швейцарский кредитный банк под именем Хельги Ренаты Хьюз. Я объяснил Нине, что настоящая работа еще только начинается. Она нахмурилась:
– Ты действительно настолько доверяешь Дику?
– Должен. Какого черта, разумеется, я верю ему! Почему бы и нет?
Она пожала плечами:
– Не знаю. Люди слишком много говорят. Они так беспечны.
– Я верю тебе, – ответил я, улыбаясь.
– Когда я не хочу говорить, из меня слова не вытянешь, даже если прибегнуть к помощи лома.
Я уже рассказал нескольким друзьям на острове, что встречаюсь с Хьюзом и работаю над его авторизованной биографией, не желая множить вокруг своей персоны ненужные домыслы и излишнее любопытство, а это был самый простой способ объяснения своих длительных отлучек. Разумеется, со всех я взял клятву о неразглашении. Двое, тем не менее, уже рассказали всю историю Нине, изобразившей приличествующую случаю смесь изумления и отсутствия интереса.
– У меня было такое непроницаемое лицо, что ты бы просто не поверил. И постоянно в голове вертелась мысль: если бы они только знали.
– Никто не должен знать. Может, когда я состарюсь и поседею, то напишу мемуары и расскажу там всю правду.