Моя сокровенная мечта Мне нравится мечтать о женщине одной, Что мне с ней хорошо, и ей со мною тоже, Что все в ней на нее всегда так не похоже, И мне с ней хорошо вдвоем, а ей со мной. Она умеет быть и не совсем иной, И не такой как все. Она — одна. О боже, Пусть это только сон, я знаю, пусть, и все же Мне дорог мой обман, наивный и блажной. Блондинка ли она, брюнетка, что мне в этом? А имя у нее, наполненное светом, Из звонких тех имен, что вверены Судьбе. И взгляд ее похож на статуй взгляд далекий, А голос, он хранит, торжественный, в себе Смысл изначальный слов утраченных, глубокий. Обет Ах, первая любовь, томленья, розы-грезы, О странные глаза застенчивых подруг, О трепетный союз еще не смелых рук, О клятвы, о слова, о боже — эти слезы! О боже, с той поры лишь ропот и угрозы Невидимых врагов мне чудятся вокруг, Весну моих утрат зима сменила вдруг, И вот уж дни мои полны угрюмой прозы. И, словно сирота безродный, с той поры Один, совсем один, без брата и сестры, Я горестно терплю несчастье за несчастьем. О та, что и без слов привыкла понимать, О женщина! Когда, с заботой и участьем Она порою в лоб целует нас, как мать. * * * Надежда вновь блестит соломинкой в сарае, Хватайся за нее, не думай о былом. Бьют полдень. Спи. Оса кружится над столом, А ты все ждешь, свой лоб руками подпирая. Ах, бледная душа, и столько лет спустя Ты не устала ждать. Бьют полдень. Это снится. Пей! Вот вода, и жди. А я, сомкнув ресницы, Забормочу сквозь сон, как кроткое дитя… Бьют полдень. Ах, мадам, уйдите, ради бога, Пусть он еще поспит, да-да, еще немного… И гул ее шагов все чудится ему. Как камушек из рук сквозь брызнувшие слезы, Надежда падает в таинственную тьму… Когда же зацветут сентябрьские розы! Анри де Ренье Листва Счастливая пора грядет, животворя, И все короче тень, и редко непогода, Сверкая, омрачит сиянье небосвода, И с каждым днем светлей вечерняя заря. И амбру белую, и гроздья янтаря, И пурпур глянцевый обильная природа К плечам и к наготе раздвоенного плода Склоняет, как дары к подножью алтаря. И тянутся к листве по руслам волокнистым Подземные ключи, чтоб сумраком тенистым Пролиться в марево пылающего дня. И в тихом шелесте садов благословенных — Ты слышишь? — плещутся, прохладою маня, Незримые струи фонтанов сокровенных. Отпечаток Пускай мне не дано в сверкающем металле Навек запечатлеть свой профиль или фас, Ведь боги все равно не каждому из нас Оставить на земле свой след предначертали. Я изваял свой лик на глиняной медали, Где трещины легли морщинами у глаз, Дополнив мой портрет. И странно, всякий раз Я замечаю в нем все новые детали. Ах, все пройдет, но я, зажмурившись, в тоске Оставить от себя желаю на песке Под гулкий рокот волн, задумчивый и мерный, Свой оттиск призрачный, бегущий в никуда, И в нем — лицо мое, чей слепок эфемерный С волной нахлынувшей растает без следа. Садовый вор Поскольку местный фавн, хитрюга и обжора, Крал мед и виноград, хозяева садов, Желая оградить плоды своих трудов, Решили проучить бессовестного вора. Лишь я не одобрял такого приговора, Принципиальный враг капканов и кнутов, Однажды, затаясь в саду среди кустов, Я за ухо схватил воришку у забора. Врасплох застигнутый, бедняга испугался, Он был рыж, волосат, и совсем не брыкался, Виновато скуля, он кривлялся как мог. И когда я его, проведя за ограду, Отпустил — он задал стрекача со всех ног — Только топот копытец пронесся по саду. Пленница Ты бросилась бежать, проворна и легка, Дав мне пощечину за дерзкое вторженье, Твой слишком гордый нрав не вынес униженья, Когда тебе на грудь легла моя рука. Беги же, так и быть, беда невелика, Но знай — тебя найдет мое воображенье, Ибо мой быстрый взор, сковав твои движенья, Тебя уже пленил, отныне — на века! В том месте, где сейчас стояла ты, нагая, Я глыбу мрамора воздвигну, дорогая, И, сняв за слоем слой отточенным резцом Тяжелую кору со статуи холодной, Я обнажу твой стан, прекрасный и бесплодный, И вновь упьюсь твоим разгневанным лицом! |
