— Похоже, груз будет небольшим, — пробормотал он. — Для чего использовалось это помещение, мистер Хендрик?

— Тут был матросский кубрик. Мы очистили его сегодня утром.

— Кубрик на палубе? Странно.

— Это точно. Но «Трикала» строилась на Клайдсайдских верфях для Греции и по их спецификации. Вероятно, греки хранили тут багаж пассажиров и часть груза.

Рэнкин, похоже, удовлетворил своё любопытство и вновь посмотрел на меня.

— Ведите ваших людей, капрал. Мистер Хендрик выдаст вам одеяла и гамаки. Указания по охране груза вы получите, как только его доставят на «Трикалу».

Повернувшись, я услышал, как он сказал помощнику:

— Капитан упомянул о свободной каюте, которой я могу воспользоваться.

— Да, — ответил Хендрик. — Пойдёмте, я покажу ее вам.

— Ну, что загрустил, приятель? — спросил Берт, когда я вернулся к сходням.

— Сам увидишь, — ответил я и повел их на корму. Даже Силлз, который никогда не жаловался, сказал:

— Здесь будет чертовски холодно.

Берт посмотрел на меня.

— В чем дело, капрал? Я говорил с одним из матросов, и он сказал, что у них есть свободные койки. Вероятно, они думают, что солдаты будут рады и такой дыре.

— Тут будет находиться спецгруз, который доставят на борт сегодня вечером. Нам поручена его охрана, — ответил я.

— Охрана! — Берт швырнул в угол вещмешок. — Всегда они что-нибудь выдумают. Почему мы не можем вернуться в Англию как нормальные люди? А где мистер Рэнкин? Не вижу его вещмешка. Держу пари, они будут пировать с капитаном в уютной кают-компании, и плевать им на то, что мы превратимся в сосульки. Небось уже заявил во всеуслышание, что он мичман и не привык к обществу рядовых. Нас ждёт чудесное путешествие. Ты не потребовал для нас другого помещения, капрал?

— Нет. Ты же видел приказ. Там прямо сказано, что нам придётся выполнять особое задание.

Через полчаса на причал въехали четыре грузовика с большими ящиками. В кузове каждого сидело трое солдат. Английский офицер в морской форме поднялся на борт и прошёл на капитанский мостик. Вскоре после этого один из кранов качнулся в сторону первого грузовика и начал переносить ящики на палубу. «Двигатели для „харрикейна“. На замену», — прочли мы на ящиках.

— Впервые слышу, чтобы изношенные самолётные движки требовали специальной охраны, — пробурчал Берт.

Когда ящики перетащили в стальной кубрик, английский моряк, какой-то русский чиновник, Рэнкин и шкипер «Трикалы» пересчитали их. Появилась кипа бумаг, все расписались. Затем моряк повернулся к шкиперу и сказал:

— Ну, теперь за них отвечаете вы, капитан Хэлси. Организуйте охрану, мистер Рэнкин, — добавил он, взглянув на нашего командира. Затем все, кроме Рэнкина, вышли на палубу. Рэнкин протянул мне густо исписанный листок.

— Это вам, капрал. Инструкция по охране. Два часа караула, четыре отдыха, круглые сутки. Часовой должен быть в форме и с оружием. Он должен стоять или ходить по палубе перед дверью. — Рэнкин наклонился ко мне. — И если я замечу расхлябанность, не увижу часового или он будет одет не по форме, пеняйте на себя, капрал. Не поздоровится и часовому.

Берт встал и подошёл к нам.

— Два часа караула, четыре отдыха. А вы не собираетесь нести охрану вместе с нами, мистер Рэнкин?

От изумления у Рэнкина отнялся язык. Прежде чем ответить, он глубоко вздохнул.

— Мичман не несёт караульной службы, Кук.

— Значит, мы должны отдуваться за вас? Это несправедливо, знаете ли. Мы все, так сказать, в одной лодке. Если б с нами был сержант, а не паршивый мичман, он поступил бы как настоящий! мужчина.

Рэнкин буквально затрясся от гнева.

— Мичман далеко не сержант, — выкрикнул он. — Ещё одно слово, Кук, и тебе придётся иметь дело с капитаном. — Берт ухмыльнулся.

— Разве я смогу охранять спецгруз, если меня закуют в кандалы?

— Напрасно ты принимаешь меня за простака, — вкрадчиво ответил Рэнкин. — После возвращения в Англию ты рассчитываешь на отпуск, не так ли?

— Ещё бы! Конечно, рассчитываю. Четыре месяца в России! Я его заслужил.

— Заслужил ты его или нет, приятель, но я советую тебе следить за собой. И вам тоже. — Он переводил взгляд с одного лица на другое. — Иначе вы можете забыть об отпуске. — Затем он повернулся ко мне. — Я слышал, вы хотите получить офицерский чин, капрал? — И, не слыша моего ответа, добавил: — Хотите или нет?

— Да, — ответил я.

— Отлично, — Рэнкин улыбнулся и направился к выходу. У двери он остановился. — Обеспечьте надёжную охрану, капрал, иначе я подам такой рапорт, что вы вернётесь в свою часть, поджав хвост. Часового выставьте немедленно!

Когда он ушёл, Берт набросился на меня:

— Почему ты спасовал перед ним? У тебя нашивки на рукаве, а не у меня.

Я промолчал. Берт отвернулся, и я услышал, как он сказал Силлзу:

— Собирается получить офицерский чин… Тряпка он, а не офицер. Я поставил его часовым, а сам вышел на палубу. Погрузка закончилась. Краны застыли, и лишь люки трюмов зияли, как чёрные кратеры. Прожекторы на причале освещали американское судно, которое все еще загружали рудой.

Казалось, «Трикала» заснула. Лишь желтые полукружья палубных фонарей отбрасывали чёрные тени, да вахтенные ходили по капитанскому мостику. Дул пронизывающий ветер, скрипел под ногами снег. Я закурил. Настроение было хуже некуда. Я проклинал Рэнкина за то, что он упомянул о моём намерении стать офицером. И злился на Бетти, заставившую меня подать прошение. Теперь вместо отдыха мне предстояли месячные курсы. Кроме того, становиться армейским офицером мне не хотелось: я с детства плавал на кораблях и только в море чувствовал себя, как дома. Но из-за моего зрения королевский флот не захотел иметь со мной никаких дел. А в армии я напоминал рыбу, вытащенную из воды. Внезапно слева от меня осветился один из иллюминаторов. Он был открыт.

— Входите, Хендрик, входите, — донёсся до меня мягкий бархатный голос.

Закрылась дверь, кто-то вытащил пробку из бутылки.

— Ну, что там за охрана?

— Именно этого мы и ожидали, — ответил Хендрик.

— А по-моему, не совсем. Мы ждали солдат, а не мичмана королевского флота. Могут возникнуть сложности. Вы знаете этого Рэнкина, мистер Хендрик?

— Да. Я как-то встретился с ним в… общем, я его знаю. У него всегда полно денег. Он заведовал складом и наверняка тащил оттуда. Думаю, мы с ним договоримся. Что касается капрала и двух солдат…

Тут иллюминатор закрылся, и больше я ничего не услышал. Не придав значения этому разговору, я неспешно пошёл назад. Берт вышагивал перед стальной дверью. Он повесил винтовку на плечо и махал руками, чтобы согреться.

— А где одеяла и гамаки? — спросил он. — Разве ты ходил не за ними?

— Их ещё не принесли? — удивился я.

— Конечно, нет.

— Ладно, пойду к Рэнкину и узнаю об этом.

— Сходи, а когда увидишь его, передай, что я с радостью свернул бы ему шею. Его бы сюда. Пусть постоит два часа на этом чертовом ветру. Спроси его, почему мы не можем охранять груз, сидя внутри?

— Хорошо, Берт. На юте я нашёл трап и, спустившись вниз, очутился в длинном коридоре, тёплом и пахнущем машинным маслом. Тишину нарушало лишь жужжание электрогенераторов. Я стоял в нерешительности, как вдруг открылась дверь, и в коридор вышел мужчина в резиновых сапогах. Из освещённого дверного проёма доносились мужские голоса. Я постучал и вошёл в кают-компанию. Три человека сидели за чисто выскобленным столом. Не обращая на меня внимания, они продолжали жаркий спор.

— А я говорю, что он сумасшедший, — горячился один из них, судя по выговору, валлиец. — Вот сегодня утром в носовой части русские чинили обшивку. Дверь в переборке номер два была открыта, и я вошёл, чтобы посмотреть, как идут дела. Капитан и мистер Хендрик наблюдали за русскими. «Дэвис, что ты тут делаешь?» — спрашивает капитан, увидев меня. Я отвечаю, что хочу взглянуть, как движется ремонт. «Убирайся! — кричит он. — Вон, чёрт побери! Я сказал, вон! — и тут же начинает дико хохотать. А потом добавляет: — Идите, Дэвис, займитесь делом».