Бежать стало легче, будто он не касается земли, будто не колят его босые ноги опавшие ветки, и это не тропа, а гладкая как стекло дорога и бежать по ней — одно удовольствие. Бег продолжался почти двадцать минут, но ни отдышки, ни усталости, только ненависть к рубашке, которая сковывает его, если бы не она — бежал бы, наверное, еще быстрее. Он сорвал с себя все еще застегнутую на две пуговицы рубашку, да так, что пуговицы со свистом разлетелись в стороны.

Наслаждение переполняло его. Он поднял голову вверх: яркий месяц и бесчисленные звезды манили к себе. Он будто видел тысячи маленьких ручек, которые махали ему: «Давай к нам!» Казалось его отделяет от них всего лишь маленький прыжок. Собрав все усилия он оторвался от земли и чувство странного опьянения охватило его. На миг ему показалось, что он споткнулся и падает, и вот-вот распашет носом землю, но нет — он удержал равновесие, сгруппировался прямо в воздухе, мягко и уверенно закончив прыжок. Его пронзило чувство восторга. Оттого, что он смог совершить такой прыжок, его грудь наполнило какое-то радостное безумие и захотелось кричать. Как только он открыл рот, из глубины чрева вырвался пронзительный детский клич, медленно перераставший в хриплый бас. Бас нарастал и со стороны можно было подумать, что это воет раненый зверь, а не мальчик-подросток.

Высвобождение силы еще больше заводило и пьянило Санька. Не отдавая себе отчета, он стал орать, подпрыгивать, при этом кривляясь и издавая странные, похожие на старый забытый язык древних племен звуки. В какой-то момент здравый рассудок хотел его остановить, но азарт возраставшего опьянения быстро заглушил голос разума. Объятый безумием он бежал и бежал по лесу, не давая себе ни минуты отдыха. Все ожило, а деревья казались проплывающим пейзажем. Саня видел только манящие к себе звезды, которые, ехидно смеясь, дразнили его своей недоступностью.

— Я доберусь до вас! — прокричал он, остановившись как вкопанный. Перед ним та самая открытая манящая дверь сторожки.

Одним прыжком он преодолел расстояние разделявшее его и злополучный алтарь. Да теперь он видел, что это был именно алтарь, а не просто каменная глыба. Сделанный из чистого золота алтарь снял маскировку и пульсировал внутренним светом, привлекая к себе. Даже стены избушки содрогались в ритм Сашиному сердцу, а каждый его шаг гулом расходился по лесу.

Он встал пред усыпальницей великого война и положил израненные руки на символ «Свободного дракона», который горел внутренним светом, отражаясь на потолке.

— Я тот, кто покажет всем, что такое сила. Я тот, кто тебе нужен, бери меня, я твой!

Не осознавая своих слов, Саня упал на колени из-за сильной боли в руках. Через свежие бинты проступила кровь, будто кто-то расковырял еще незажившие раны. Кровь шипя и сворачиваясь текла на крышку алтаря. Гравюра дракона словно упивалась свежей жертвой, видимо ей было недостаточно той крови, что была пролита пару дней назад…

Яркая вспышка огненного света наполнила хижину. Отражение дракона на потолке шевельнулось и поползло…

Что-то наподобие пушечного ядра вылетело из глубины алтаря и продырявило Сашу насквозь. Со всех сил он стиснул кулаки и почувствовал, как внутри, словно в миксере разрываются его органы. От нарастающей боли он вцепился пальцами в футболку и, царапая грудь ногтями, разорвал ее.

Порыв ветра принес запах утра. Хотя ночь и не была холодной, восходящее солнце было ярко-красным. Медленно выползавший из леса туман окрасился алым цветом. Птичий щебет уже вовсю разливался по маленькому городку, навевая настроение хорошего теплого осеннего дня. Ветер, дуя с юга и неся тонкий аромат трав, развеет туман, да и небольшое количество облаков тоже сумеет убрать с неба, как пастух собирает овечек.

Лучи нового дня упали в первую очередь на крыши домов. Плотно утыканные телевизионные антенны, своими скелетами напоминали кладбище старых кораблей. У голубей на все это был другой взгляд. Они не обращали внимание ни на красоту, ни на структуру, а затаив дыхание, расселись, чтобы встретить первые лучи.

Золото окатило птиц и они дружно заворковали, словно предсказывая события своего птичьего дня. Спустя пару минут стали слышны, включающиеся радиоприемники в квартирах, с традиционно играющей в щесть утра мелодией «Союз нерушимый!»

Саня понял, что пора просыпаться и делать зарядку. Очень хотелось спать, но три вещи очень мешали продолжать сон. Первое, солнечные лучи били прямо в закрытые веки, второе, почему-то было жестко, и в третьих, ужасно холодно. Он стал ощупывать кровать, ища одеяло, и понял, что находится вовсе не в своей постели.

Он мигом проснулся и сел. Созерцание окружающей картины прогнало всякие остатки сна. Саша сидел абсолютно нагой на карнизе пятиэтажного дома. Грудь была исцарапана, и это последнее, что он помнил о прошедшей ночи. На руках не было бинтов. И посмотрев на запекшиеся раны, Саша только сейчас понял, что письмена, о которые он порезал руки, старославянские, но в зеркальном отражении. Он не мог прочитать все, но на его руках четко были видны некоторые буквы. Но сейчас это не столь важно, как то, почему он здесь находится — нагой, исцарапанный и грязный.

Страшась падения, он медленно отполз от края, стараясь быть незамеченным. Как он уснул здесь? Ведь одно неверное движение и он бы лежал под своими окнами. Интересная была бы картинка. Все бы подумали, что он выбросившийся из окна псих.

Как же теперь попасть домой? По водосточной трубе он не полезет, хотя она находится рядом с кухонным окном. Интересно было бы увидеть лицо дяди Вити пьющего чай, в тот момент, когда его обнаженный пасынок зайдет позавтракать через окно. Саня даже улыбнулся. Он бы сделал так, но как потом все объяснить. Ждать пока все уйдут? Опоздает в школу! Это даже ничего, что мама не увидит его в постели, она подумает, что он очень рано ушел и опять, сидя в пустом классе, читает. Но как объяснить потом, если она решит занести ему завтрак в класс. Да и в нагом виде, тащиться через полгорода он не сможет.

В голову пришла ужасно рискованная идея. На счастье чердак был открыт, и Саня спустился в подъезд с крыши. Дошел до своих дверей и замер, вздрагивая от каждого шороха и боясь, чтобы кто из соседей вдруг не вышел выносить мусор. Мама и дядя Витя уже встали. С кухни были слышны обрывки их голосов.

— Саня уже встал? — спросил отчим.

— Наверное, нет. Пойду его разбужу.

Сейчас или никогда. Если мама не найдет его в комнате, придется идти в школу, вот уж будет потеха. Мамины шаги звучали из его комнаты, отчим на кухне — Саша повернул ручку. Не закрытая с ночи дверь тихо приоткрылась. Он юркнул в ванную комнату, вход в которую был сразу из прихожей.

— Витя, он уже встал, — недоумевая, сказала мама, — видно, что спал, но встал давно, потому что постель остыла.

Саня специально включил воду сильным напором, и шум воды наполнил ванную комнату.

— А он в ванной, — сказал отчим, не отрываясь от чашки свежосваренного кофе и вчерашней газеты.

— Саша, ты тут? — спросила через дверь мама.

— Да, мам, я моюсь, не входи.

— Да не захожу я, — засмеялась мать, удивляясь тому, как быстро вырос её малыш. Теперь не войдешь к нему в ванную, хотя когда он был карапузом, мыла по нескольку раз на день, — ты мне только скажи, где твои школьные брюки, я хочу их отутюжить.

— Мам, не надо, они нормальные, — Саше было интересно самому, где сейчас его брюки или хотя бы, что он с ними сделал.

— Ну, как знаешь, вот исключат из пионеров, будешь знать, — немного обиженная тем, что сын не дал поухаживать за собой, она пошла на кухню.

— Чего ты нос повесила? Взрослый парень, пусть сам за себя отвечает, а хочешь, можешь мои брюки отутюжить, — последнее что услышал Саня, перед тем как погрузится с головой под воду.

— Ну что, Санек, ты готов к сочинению? — Сергей был невозмутим и весел, будто это лучший день в его жизни.

И откуда он только взялся?