Зато заявился Котовский - через миг после энергичного стука. Его сопровождал незнакомый мужик лет сорока, без особых примет, этакий весь из себя обыкновенный.
- Жрешь? - жизнерадостно заорал Котовский, плюхаясь в кресло. - Дело хорошее, утречко надо с пайки начинать... Знакомься давай: это вот его светлость Валентин Петрович Хлынов, начальник секретной службы, усек? Работаем, так сказать, бок о бок, в тесном и дружеском согласии, хотя, скажу тебе откровенно, Степаныч, этого мента бывшего по понятиям поиметь полагается рачком или там с доминошками во рту, а не лясы с ним точить...
- Имелка не отпадет? - хмуро поинтересовался Хлынов, тоже садясь и ставя на пол небольшую сумку.
- Валёк, я ж шуткую! - развел Котовский ручищами с видом крайнего простодушия. - Человек я простой, воспитанием не обремененный, по приютам я с детства скитался, не имел я родного угла... - пропел он с надрывом, ухмыляясь и гримасничая, но глаза оставались жесткими, злыми. - Коли уж Папа тебе оказал высокое доверие, мне, сирому, только и остается, что хвост поджать. Да и очко на зоне хорошо, от дефициту других щелок, на воле меня твой шоколадный глаз не возбуждает, я уж себе как-нито девочку сыму...
Мазур задумчиво смотрел на них. Вряд ли перед ним ломали комедию, и так было ясно, что отношения меж этими двоими далеки о братских и даже приятельских. Гвоздь человек умный - эти двое в жизни не сговорятся, следить будут друг за дружкой не по приказу босса, а по велению сердца...
- Кирилл Степанович, - сказал Хлынов с бесстрастностью аглицкого лорда, шумно раздергивая молнию на сумке. - Вот тут - все необходимое снаряжение. Документы - паспорт, права, корочки лицензированного охранника, дающие право... - не договорив, он выложил на кресло "Макаров" в темно-коричневой кобуре. - Агентство здесь обозначенное - всецело наше. При малейших недоразумениях или непонятках, звоните туда немедленно - и получите любую помощь. Мобильник. Пейджер. Деньги. Телефонные номера, куда можно звонить помимо агентства - мало ли какая нужда возникнет... Будут вопросы?
- Да нет пока что, - проворчал Мазур, разглядывая документы. - Значит, я теперь - Иванов Кирилл Степанович? Спасибо, что хоть имя-отчество родное оставили...
- Так проще, - сказал Хлынов. - Чтобы не привыкать долго и мучительно к какому-нибудь Анемподисту Федоровичу... Документы вполне надежные. Любая неприятность будет улажена. Только вы уж на рожон не лезьте пожалуйста...
- Это как? - спросил Мазур.
- Ну, мало ли...
- Исчерпывающе, - пожал плечами Мазур. - Ладно, учту... Вот что, господин Хлынов... У вас есть собственная версия происходящего? Или хотя бы наметки таковой?
Хлынов молчал чуть ли не добрую минуту. Потом с превеликой неохотой ответствовал:
- К сожалению, нет. Такое впечатление, что вмешался какой-то новый, неучтенный фактор.
- Говоря проще, сидишь в жопе, - жизнерадостно уточнил лысый.
Хлынов резко развернулся к нему:
- А вы, любезный, можете какими-то блестящими достижениями на этот счет похвастаться? Или как?
- Ну чего ты сразу в душу с сапогами... - пробурчал Котовский с некоторым смущением. - Согласен, чего там - неучтенная какая-то паскуда... Ничего, пусть нам его Степаныч вычислит, а уж я у него на спине фестончики вырежу...
- Я вам еще нужен, Кирилл Степанович? - хладнокровно осведомился Хлынов.
- Пожалуй, нет пока, - сказал Мазур.
- Тогда я, с вашего разрешения, удаляюсь.
- Петух ставленный, - сказал Котовский, едва за его коллегой захлопнулась дверь.
- Не любишь ты его, а? - хмыкнул Мазур.
- Мент есть мент, Степаныч. Поглядел бы я на тебя, если б ты с мое за колючкой погостил... Папа говорит, тебе в город понадобилось?
- Работать надо, - сказал Мазур. - Отвезешь?
- О чем базар. Может, тебе персональные колеса выделить?
- Это потом, - сказал Мазур. Покачал на ладони кобуру. - Патроны хоть боевые?
- Обижаешь, Степаныч, Папа с тобой честно играет. Ты уж его не подведи, родненький. Он у нас человек простой - за хорошую работу и платит хорошо, а вот ежели напортачишь или на измену тебя пробьет - я о тебе заранее рыдаю горючими слезищами...
- Учту, милый, - сказал Мазур. - У тебя что, собственных соображений и в самом деле нет?
Лысый верзила поерзал в мягком кресле, шумно причмокнул, с деланно бодрой улыбкой пожал плечами:
- Папа достает, теперь ты взялся...
- Друг ты мой единственный, - задушевно сказал Мазур. - Ты меня убедил. Я хочу сработать хорошо. А потому давай серьезно к делу подходить.
- Да понимаю я...
- Тогда?
- Полная непонятка, - сказал Котовский серьезно и зло. - Я и этом городе, чтоб ты знал, живу давненько, чуть ли не с младенчества - ну, понятно, с перерывами на экскурсии по холодным краям... И будь это в моих способностях, в моем опыте, я бы давно этого гада вывел на свет, держа за яйца... Но вот не получается, хоть ты меня зарежь. Отсюда проистекает, что искать надо где-то в другом месте. Для того именно тебя, хороший мой, и позвали.
- Циничный вопрос, - сказал Мазур. - Мог бы этот ваш Хлынов выйти на закоперщиков, но промолчать? По всяким причинам...
- Да нет, шалишь, - без раздумий откликнулся Котовский. - Я бы непременно узнал. Системка отлажена, знаешь ли... Хоть я его терпеть ненавижу, мента ссученного, но могу тебе сказать авторитетно: божусь за пидараса, что и он ни черта не раскопал...
- Ну что ж, веселые дела... - сказал Мазур, вертя в руках свое, изволите ли видеть, снаряжение. - Поехали?
Он затянул узел галстука, накинул пиджак поверх кобуры, и оба вышли во двор. Там стояла столь же благолепная тишина, наблюдалось прежнее безлюдье, только широкоплечий организм с овчаркой на поводке прилежно прохаживался вдоль кирпичного забора. Овчарка была та же самая, вчерашняя, а вот детинушка другой, ранее не виденный.
Котовский, глянув в ту сторону, ускорил шаг, пробормотав:
- Собак не переношу, чтоб их... Знал бы ты, что это такое, когда эти твари за тобой чешут в побеге...
- Знаю, - кратко сказал Мазур.
Он и в самом деле это прекрасно знал, он многое мог бы лысому блатарю порассказать - как бывает, когда по твоим следам спешит не лагерный конвой, а тщательно выученный державой спецназ, не хуже собак умеющий читать малейший следочек в жесткой африканской траве, тут же, и собаки... Конечно, тут же, для надежности, если напрячь слух, можно разобрать азартный скулеж и рявканье, и преследователи не лопухи, чтобы ловиться на поставленную наспех примитивную растяжку, а самое паршивое, самое поганое - что у них есть рация, и в небе скоро могут оказаться вертолеты, а до желтых унылых гор еще слишком далеко...
Он остановился, вежливо кивнул. Очаровательная Лара, мадонна из роскошного поместья, столь же дружески ему кивнула, придерживая дверку белой машины. Рядом с ней стоял пацанчик лет трех, симпатичный каре-глазик, таращившийся на окружающее, как и следовало ожидать, с наивной простотой несмышленыша. Мазур мельком подумал, что это дите, уж конечно, будет знать о ходках и колюч чисто теоретически - а там, глядишь, и окончит себе какой-нибудь Кембридж, чем черт не шутит...
- Папин? - тихонько спросил он, когда белая машина, плавно и бесшумно проплыв мимо них, выехала за ворота.
- А то чей же? - Котовский распахнул дверцу знакомой "Волги". - Хороша лялечка?
- Хороша, - искренне сказал Мазур.
Зеленые ворота распахнулись перед их машиной. С места дав газу, Котовский протянул:
- В жизни всегда есть место романтике... Знаешь, как Папа ее в свое время снял? Да как в кино. Едет это он себе в ливень, а на обочине девочка мокнет, зонтик, дуреха, не захватила... Ну, Папа у нас жентельмен, да и девочка хороша... Словом, тормозит он свой мерсюк - мы тогда еще на мерсюках рассекали - включает обаяние на полную катушку - порядочные девочки мерсюков, знаешь ли, опасаются - довозит красоточку чинно-благородно до ее родного подъезда... И западает. Тянулось это долго, артачилась девочка, представь себе: подарки не брала, замуж не соглашалась... Бывают же такие, а? Остались еще по углам бывшей необъятной...
