Очкастый молча отворачивается и возвращается на свое место.

— Почему у объекта закрыты глаза? — осведомляется, ни к кому конкретно не обращаясь, «раскрутчик». — Приведите его в чувство! Вы же сами сказали, что у нас мало времени, черт побери!..

«Спокойно, Юрий Семенович, спокойно, — говорит в микрофон Слегин. — Не форсируйте события».

Астратов косится в нашу сторону и нехотя кивает: мол, понял, но как тут не удержаться от эмоций?

Тем временем сразу по двум трубкам внутривенного вливания льется жидкость разных оттенков — и «ребенок» открывает глаза.

— Голова, — жалобно произносит он. — Очень болит голова…

— Сейчас это пройдет, — спокойно сообщает ему Астратов. — Разумеется, если вы соберетесь с силами и правдиво ответите на мои вопросы. Итак, ваша фамилия?

— Кузнецов, — после паузы говорит Кузнецов. — Меня зовут Олег Кузнецов…

— Это ваша настоящая фамилия? Пауза становится дольше.

— Нет, — в голосе лежащего в кресле слышится такая нечеловеческая усталость, от которой по моей спине бегут мурашки. — Это — по документам…

«Неужели?!.» — проносится в моей голове. Момент истины настал?!.

— Продолжайте, — требует Астратов. — Как вас зовут на самом деле?

— Олег, — вновь говорит «ребенок», Астратов с досадой бьет кулаком по колену, но «объект» тут же добавляет: — Олег, но фамилия — другая… Мостов. Олег Мостов…

— Зеленый — сто! — слышится голос оператора «определителя достоверности». Слегин щелкает клавишами, лихорадочно задавая поиск по базе данных в терминале компьютера.

— Мостов? — переспрашивает Астратов. — Ладно… Тогда скажите, почему вы так упорно скрывали свою настоящую фамилию?

— Я работаю на Главное разведывательное управление Евро-Наций, — говорит, еле двигая губами, тот. кто назвался Мостовым. — Подразделение «икс»… миссия глубокого залегания… Я выполнял очень важное задание.

— Зеленый — сто, — подтверждает «детектор лжи».

Ух ты!

Мы со Слегиным переглядываемся. Теперь понятно, почему он финтил и запирался. ГРУ — это серьезно. Тем более — «люди икс». Специальные агенты для выполнения сверхсекретных заданий. Говорят, что перед каждой миссией их сознание зомбируют, формируя несколько личностных уровней, на каждом из которых они — совершенно разные люди.

— И что это за задание? — вкрадчиво спрашивает Астратов.

— Не помню, — с готовностью откликается Кузнецов-Мостов.

И почти одновременно с ним Слегин говорит в микрофон:

— Есть такой. Юрий Семенович. Мостов Олег Феликсович, пятьдесят второго года рождения… окончил… ну, это неважно… С ноль четвертого года состоит в штате ГРУ… Награжден орденами и медалями… Пропал без вести пять лет назад. Семья получает пособие в размере полного заработка.

Астратов трет ладонями виски.

— Ну что ж, — глухо говорит он после паузы. — Значит, не желаете нам поведать подробности про ваше задание?

Мостов скрипит зубами так, словно его распиливают пополам.

— Много людей, — сообщает он, скашивая глаза на медиков. — Поймите, я не могу…

— Понимаю, — говорит Астратов. — И поэтому настаивать не буду…

— Вы кто? — вдруг спрашивает Олег.

— Отдел по борьбе с терроризмом, — представляется Астратов.

— А-а, — с облегчением прикрывает глаза «мальчик». — А я уж было подумал… Тогда слушайте… Вам я могу сказать… пока не поздно… — Дыхание его внезапно начинает учащаться, а голос становится все тише.

— Юрий Семенович! — звучит голос кого-то из медиков. — Он близок к коме! Может, пора?..

— Подождите, — поднимает руку «раскрутчик». — Он хочет что-то сказать…

— Я был близок… — затухающим голосом шепчет Мостов. — Передайте нашим, пожалуйста. Слово в слово… Негус — пропасть — дистанция — коллоквиум — семнадцать — ускорение… Это — Код…

Голос его внезапно обрывается, и в тот же миг к креслу бросается команда реаниматоров.

Астратов сидит, ссутулясь, и отрешенно наблюдает, как медики пытаются привести «ребенка» в чувство.

«Блин горелый! — сокрушается Слегин. — Ну кто бы мог подумать, а?!.»

Я закусываю губу.

В камере раздаются тревожные голоса медиков:

— Пульс — сорок пять!.. Давление в левом желудочке — ноль целых три десятых!..

— Двести сорок — разряд!..

— Надо попробовать антидоты!..

— …все-таки аллергия?..

— …такого в моей практике еще не было!..

— Выводим, выводим…

— …некротические бляшки в правом полушарии…

— Триста пятьдесят!.. Разряд!..

— Что вы делаете?!.. Сожжете кожу!..

— …нет выхода… Давление падает…

Астратов встает, шатаясь, как пьяный.

— Есть!.. — слышится чей-то голос. — Давление стабилизируется!..

— Группа «эр», — командует Астратов, — давайте возврат.

Вспышка «фонаря». Тишина.

Потом врачи расступаются, и я вижу между ними бледное детское лицо. Мальчик открывает глаза, но взгляд его пуст и бессмыслен.

— Олежек, — говорит все та же женщина-психолог. — Ты слышишь меня? Как ты себя чувствуешь?

Ребенок открывает рот и нечленораздельно мычит нечто вроде: «Ы-у-а…» — Что с ним? — спрашивает в пространство Астратов. Все молчат. Потом доносится явственное журчание, и кто-то уныло констатирует:

— Похоже, теперь он обречен всю жизнь страдать энурезом…

— Если бы только энурезом, — с горечью говорит тот врач в очках, который осмелился возражать Астратову. — Дебилизм, слабоумие, психопатия — вот что мы ему подарили…

Юная медсестера всхлипывает и выбегает из камеры.

— Что ж, — цедит угрюмо Астратов сквозь зубы. — Зато, по крайней мере, мы получили ответ на наши вопросы…

Все молчат, и тогда он взрывается: . — И не надо на меня смотреть, как на какого-нибудь палача-садиста! Да, на этот раз мы ошиблись, и, наверное, впереди у нас будут еще подобные ошибки! Но я хочу, чтобы вы знали: ничто не должно останавливать нас на полпути! И если завтра или послезавтра мне придется сделать уродами других детей, то я сделаю это!.. — Он внезапно умолкает, прежде чем добавить упавшим голосом: — Это я так, к слову… Поймите, ребята: мы должны бороться до конца. И если есть хоть доля шанса найти этого мерзавца, мы должны использовать ее!..

Однако потом, присоединившись к нам со Онегиным, Астратов не выглядит таким оптимистом. Угрюмо куря одну сигарету за другой, он долго сидит, опустив голову и не произнося ни слова, а потом признается:

— Знаете, ребята, у меня такое чувство, что мы никогда не найдем Дюпона…

— Тьфу ты! — стучит кулаком о ладонь Слегин. — Еще один нытик нашелся!.. Работать надо, Юра, работать — тогда не будет времени для переживаний.

Астратов поднимает голову, и я с чувством внутренней неловкости вижу в его глазах слезы.

— Да, — соглашается он. — Конечно. Работать — это ты правильно подметил, Булат… Только как работать? Вот в чем вопрос… Ты думаешь, мне будет легче, если мы когда-нибудь найдем Мостового и спасем мир?.. Ошибаешься, старина. Мне же теперь до конца | жизни будут сниться детишки, которых мы уродуем в интересах всеобщей безопасности!..

Слегин прерывает его нетерпеливым жестом.

— Послушай, Юра, — говорит он. — Все, что ты говоришь, правильно. Но ведь у нас нет другого выхода, верно?

— Есть, — говорю я за Астратова.

— Хм, немой обрел дар речи, — с удивлением констатирует Булат. — Ну и что ты предлагаешь, Лен?

— А вам еще не приходило в голову, что Дюпон мог говорить правду о возможности жизни после смерти? — спрашиваю я. — Представьте на секунду, что он прав. И поставьте себя на его место: как бы вы поступили, если бы наш мир зависел от них? Если бы у нас дети рождались только тогда, когда у них кто-то умирает. И если бы вы попали к ним — что бы вы сделали?..

— У-у, — протягивает Слегин. — Какой тяжелый случай умопомрачения мы наблюдаем!.. Слушай, Юр, — оборачивается он к Астратову, — по-моему, этого типа не следует больше привлекать к подобным спецмероприятиям. Они слишком пагубно воздействуют на его психику…

— А если серьезно? — спрашиваю я.