– Не волнуйся, если я задержусь. Вдруг папы нет на месте, – сказал я.

Папы в палате не было. Там сестра-хозяйка ругала Федю за то, что у него под кроватью лежали верёвки и железные крючья.

– Если сегодня же не уберёте, я напишу докладную Корнею Викентичу! – пригрозила она.

– Да я вообще могу съехать отсюда! Чем по вашим драконовским законам жить, лучше дикую койку снимать! – возмутился Федя. – Того нельзя, этого нельзя.

– Успокойтесь, голубчик. Стыдно такому Геркулесу капризничать, как мальчишке. Мы вас ремонтируем, а вы соблюдайте режим и порядок, – ласково сказала сестра-хозяйка. – Уберите, милый, верёвки и железки.

– Ладно. Уберу. Когда со мной по-хорошему, – сказал Федя, – тогда я шёлковый.

«Странно, – подумал я, – зачем ему в санатории верёвки и крючья? Ведь это альпинистское снаряжение. Очень странно!»

Я побежал в столовую. Она была на первом этаже. Мне даже не понадобилось заходить внутрь. Папа сидел за столиком у открытого окна вместе с Василием Васильевичем, Миловановым и Торием.

Я подошёл и, наверно, глупо уставился на салаты из огурцов, которые стояли на столе, потому что все трое засмеялись.

– Привет! Ты что, проголодался? Огурцов захотел? – спросил папа.

– А где вы их, интересно, взяли? – спросил я, наверно, так подозрительно, что папа даже привстал и строго переспросил:

– Что за допрашивающий тон? Что значит – где мы взяли огурцы?

Тут я случайно заметил, что люди за соседними столиками тоже едят салат из огурцов, и сказал:

– Извините. К нам в огород вторую ночь подряд грабители забираются. Огурцы таскают.

– И ты взял под подозрение родного отца? – с обидой сказал папа. – Спасибо!

– Это у меня просто вырвалось. Мне хочется напасть на след, – объяснил я.

– И помногу таскают? – поинтересовался Василий Васильевич.

– Помалу. И ещё роняют. Анфиса Николаевна утром три штуки нашла, – ответил я, – что-то вспомнила и начала переживать.

– Это ваша хозяйка? – спросил он.

– Ага. Она хорошая. Всю войну провоевала. И я с Кышем буду защищать её огород. На третий раз мы их накроем с поличным! – пообещал я. – Такую ловушку поставим, что бабочка и та попадётся!

– Стоит ли из-за двух огурцов такой огород городить? – шутливо сказал папа.

– Дело не в огурцах. Анфисе Николаевне что-то начало мерещиться, а мама неспокойно себя чувствует и говорит, что сегодня огурцы, а завтра ещё что-нибудь. Она трусиха… Вот твоя бритва. Я пошёл.

– Мне непонятно, чем занимается Кыш, когда кто-то орудует под вашим носом, – сказал папа.

– Ночью на Кыша совершила нападение кошка, и у него испортился нюх, – объяснил я, а Василий Васильевич засмеялся.

Милованов продолжал читать книгу и есть, а Торий решал шахматную задачу.

Вдруг в зале столовой гулко и скрипуче, как на школьных соревнованиях по бегу, загремел чей-то голос:

– Внимание! Внимание, товарищи! Сейчас с важным сообщением выступит Корней Викентич!

В зале стало тихо… Только позвякивали ложечки о края стаканов. Корней Викентич сообщил:

– Товарищи! Вчера вечером здесь, в этом зале, я поставил вас в известность о посягательстве на культурные ценности… Был изуродован Геракл… Почему вы опоздали, Ёшкин? – спросил он у пришедшего вместе с сестрой-хозяйкой Феди.

Она что-то шепнула на ухо Корнею Викентичу. Тот кивнул. Федя сел за папин столик. Он сам был похож на Геркулеса. Его мускулы так и играли под белой майкой.

– Товарищи! Сегодня вновь обнаружены следы варварской деятельности человека, очевидно находящегося среди нас. На чудесной вазе, работы бывшего отдыхающего Восторгова, обнаружены слова: «Крым – это чудо. Берегите его!» Эти же слова вырезаны на скамейке около фонтана. – В зале возмущённо зашептались. – Слов, товарищи, нет! Нужны дела! Нужны дейст-ви-я! Повторяю: при полнейшем соблюдении режима и выполнении всех процедур! Нам брошен вызов! – воскликнул Корней Викентич и быстро вышел из столовой.

– Ах как наивен наш профессор! Публично призывать к борьбе с варварством неразумно, – сказал Василий Васильевич папе. – Варвар теперь законспирируется, и поймать его будет трудно. Но не невозможно. У меня, например, были дела посложнее.

– Вы профессиональный детектив? – спросил папа.

– Да.

– Рассказали бы хоть одно дело. Я совершенно не могу жить без детективов! – попросил Торий. – Я был бы счастлив!

Василий Васильевич промолчал. Я хотел тут же попросить его помочь мне поймать огородных воришек, но подумал, что момент сейчас неподходящий.

– Значит, уверены, что поймаете того, кто пишет буковки? – спросил Федя.

– Думаю, да.

– А что, собственно, такого случилось, что подняли шум на весь мир? – удивился Торий. – Ну, написали… Ну, нацарапали. Ну и что? Что это, последний Геракл? Их ещё тысячи в наших парках. Или скамейка? Цацкаются с ней, как с троном Ивана Грозного. А шахматного столика на всей территории ни одного.

– Да-а! – только и сказал Милованов, с сожалением смотря на Тория.

– Вот именно, – согласился папа.

– Если я неправ, возражайте, – улыбаясь, пригласил всех Торий.

– Будьте уверены: возразим. Только после завтрака, – пообещал Василий Васильевич.

– Алёша! – позвала мама издалека, и мне стало стыдно, что я заставил её долго ждать на жаре.

Я рассказал маме, что кто-то опять испортил культурные ценности.

– Как он ухитряется остаться незамеченным? – удивилась мама. – Вот наглец!

– Папин сосед по палате, который со шрамом, – сыщик. Он его поймает! – сказал я.

На этот раз мы с мамой пошли на другой пляж, поближе к папиному лечебному. Там на берегу лежали громадные камни, скатившиеся когда-то, наверно, с Ай-Петри, и остроконечные, и круглые, и плоские, на которых загорали дикари. И в море тоже стояли целые скалы. Со скал ныряли двое мальчишек из пионерского патруля. Мама нашла для меня бухточку и сказала:

– Вот здесь тебе по грудь. Бултыхайся и учись плавать.

Я сажал Кыша на камень, когда шёл купаться, и он сидел, пугливо оглядываясь по сторонам: ведь вокруг было море. И когда на Кыша попадали брызги от волн, он облизывался. С плаванием у меня ничего не получалось, как я ни старался. Я только наглотался воды, отяжелел и сразу пошёл ко дну.

Тогда мама рассказала мне, как я учился ходить, держась за бороду дедушки…

«Я козёл рогатый! Я козёл рогатый! – говорил дедушка, встав передо мной на колени. – Держись за мою бородёнку!»

И я хватал дедушку за бороду, привставал с пола и вот так делал самые первые шаги в своей жизни…

По совету мамы, я стал держаться двумя руками за зелёную жёсткую бороду камня, ушедшего с макушкой под воду, а ногами учился двигать по-лягушачьи и как ножницами. Но стоило мне выпустить из рук зелёную бороду водорослей, как я захлёбывался и тонул. И меня разбирала такая зависть, что реветь хотелось! На моих глазах мальчишки и девчонки ныряли с камней, плавали в масках, с криком и хохотом отвоёвывали друг у друга матрацы, спорили, кто дольше продержится под водой, а я сидел в своей бухточке, как младенец в корыте, или лежал под самодельным тентом и дрыгал от скуки ногами.

– Тебе нравится вот так отдыхать каждый день? – спросил я у мамы.

– Конечно. А тебе?

– Мне скучно. Прямо зубы ломит от скуки!

– Бери с собой книгу. Ты же привёз сказки Пушкина.

– На солнце трудно читать. Я их дома почитаю.

– Надо тебе купить тёмные очки.

– Лучше купи мне маску и ласты, – попросил я.

– Сначала научись плавать, – сказала мама.

Вдруг из моря её окликнул папа:

– Ирина-а!

Мама взмахнула рукой и поплыла к папе. Держась за оранжевый шар-поплавок, они кричали мне:

– Алё-ё!

– Эгей!

Они плавали наперегонки, пока над всем пляжем не загремел голос из репродуктора:

– Отдыхающий Сероглазов! Немедленно вернитесь на лечебный пляж! И приступайте к процедурам! Повторяю: отдыхающий Сероглазов!..