Если полковник начал болтать что и где ни попадя, значит, он, кроме здравого смысла, утратил даже чувство элементарного самосохранения.

Поведение полковника требовало к себе пристального внимания.

Утром Григорий Степанович вставал с больной головой и шел в магазин за кефиром. Или пивом. В зависимости от того, как много спиртного употребил накануне вечером.

Дома уже никого не было. Все были кто на работе, кто на учебе, кто в детском саду. До обеда полковник слонялся по пустой квартире, а потом выходил во двор, где за сколоченным из досок столом рассаживались пенсионеры‑доминошники.

– Ну что, мужики, возьмете в команду?

– Садись. Места всем хватит.

Никогда Григорий Степанович не любил играть в домино. Что можно придумать глупее, чем изо дня в день состыковывать точки, нарисованные на прямоугольных костяшках? Безумная трата времени. Когда этого времени не хватает даже на то, чтобы перекусить.

Сейчас ситуация изменилась. Сейчас времени было в избытке.

– Рыба! – радостно сообщал присутствующим один из игроков, впечатывая «пусто‑пусто» в стол. И расплывался в торжествующей улыбке, словно не партию в «козла» выиграл, а олимпийскую медаль взял.

– Вот черт! – расстраивалась противная сторона.

Все роняли костяшки в центр и дружно перемешивали их.

– Если бы ты, Федя, не отдуплился, я бы…

– Как же я мог не отдуплиться, если у меня на руках были…

Постепенно полковник втянулся в игру. В ней присутствовало то, с чем он сталкивался на своей бывшей работе: определенная математическая логика выпадения и взаимоотношения случайностей, азарт победы, психологическое противостояние с противником. Здесь тоже побеждал тот, кто умел просчитывать на два‑три хода вперед свои и чужие возможности. Полковник это делать умел и стал выигрывать.

– Что же ты, Степаныч, говорил, что никогда в жизни костяшек в руках не держал? – возмущались партнеры по игре.

– Ну честное слово, мужики! Сам не знал, что вдруг такой талант прорежется.

– Что, съели? – торжествовал очередную победу постоянный партнер Григория Степановича и загонял проигравшую сторону под стол.

А после шел домой, в свою холостяцкую съемную квартиру, где строчил очередной рапорт о том, что: объект с… до… играл в домино… За время наблюдения ни с кем посторонним не встречался… Ни о чем конкретном не разговаривал… После игры отбыл к себе и до вечера того же дня из своей квартиры не выходил…

Вечером Григорий Степанович отправлялся за очередной, уже второй по счету, бутылочкой. Одной ему уже не хватало…

Далеко в сибирской тайге несколько туристов‑энтузиастов начали рекордный водный сплав по системе малых, впадающих в Енисей, рек. Таким маршрутом до них еще никто не ходил. Они были первыми.

Путешествие проходило без особых приключений, если не считать нескольких встреч с медведями, дюжины переворотов на порогах и утраты в результате тех переворотов части снаряжения и запасов питания.

Лишившись снаряжения, туристы с маршрута не сошли. Просто вместо палаток и теплых спальников стали спать под открытым небом, на подстеленных ветках, укрываясь теми же ветками, а вместо тушенки и сухарей питаться дарами природы. Любопытных медведей туристы отгоняли командными окриками и длинными, вырезанными из веток рогатинами. Одного, подобравшегося слишком близко, заломали в ходе короткой рукопашной схватки.

В конечной точке сплава туристы проставили печать сельсовета в маршрутной книжке, привели себя в порядок, побрились, помылись в бане и даже сходили в сельмаг.

Истосковавшаяся от отсутствия культурного досуга местная молодежь, взревновав своих девок к высоким, мускулистым и красивым, как на подбор, городским кавалерам, решила проучить их, подкараулив в ближних к околице кустах. Численный перевес был на стороне нападавших. Вооружение также разнилось – у одних кулаки и ноги в кедах, у других тележные оглобли и обрезки металлических труб.

– Вы чего нашим девкам глазки строите? – поинтересовался, зыркая по сторонам и поплевывая шелухой семечек себе на ботинки, бригадир местной братвы. – Вам че, своих мало?

– Ну что вы, ребята. Мы ничего такого. Мы вообще здесь случайно.

– А за случайно знаешь че бывает?

– Ну извините, если что не так. Мы люди не местные, – еще раз извинились туристы, на всякий случай разворачиваясь по сторонам. – Готовы компенсировать обиду в этиловом эквиваленте.

– Чего? В каком эквиваленте? Слышь, Васек, они еще издеваются.

Хулиганы придвинулись, выставив вперед колы.

– Двое справа. Двое слева. Я центр. Толя – тыл и страховка, – тихо скомандовал один из туристов. – Режим щадящий.

В том, что произошло дальше, деревенские хулиганы разобраться ни сразу, на месте, ни впоследствии не смогли. Хотя свободным временем для воспоминаний располагали – от месяца до трех, в зависимости от тяжести полученных травм.

– Ты чего его не бил?

– Я бил.

– А чего не попал?

– Я попал.

– А чего ж он жив остался?

– А он руку подставил.

– И что?

– Сломал.

– Чего?

– Оглоблю.

– Ну?!

– Вот те и ну!

– И мне сломали.

– Оглоблю?

– Не. Ногу и руку в двух местах.

– Вот суки…

Заявление в милицию туристы подавать не стали и той же ночью покинули поселок.

– Хорошо, что смотались. Повезло им, – авторитетно заявили деревенские хулиганы, грозя в пустоту гипсовыми культями. – А то бы мы им…

В ближайшем к негостеприимной деревне населенном пункте туристы послали по известному им адресу телеграмму: «Путешествие успешно завершено. Возвращаемся домой. Места очень понравились».

Верно говорил в свое время Иосиф Виссарионович – кадры решают все. В том числе и оперативные ребусы.

«Главный опер» ГРУ закрыл последнюю папку из отобранных им ранее личных дел. И поднял трубку внутреннего телефона.

– Вызовите‑ка ко мне Иванова. Нет, не майора. Прапорщика. Того, который по оружию.

– На какое время вызвать?

– На теперешнее.

– Но у вас через полчаса встреча.

– Отнесите встречу. Скажите, что генерала нет. Что у него на почве частых застолий случился ураганный понос. Может, в конце концов, у генерала случиться понос? Или он не человек?

Прапорщик Иванов прибыл через четверть часа. Генерал чуть не минуту пристально смотрел в лицо впавшего в паралич субординации прапорщика, пока тот не начал переминаться с ноги на ногу.

– Что ж ты молчал, Иванов?

– О чем?

– О том, что у тебя брат какой‑то там большой водолаз на Тихоокеанском флоте. Так это?

– Не совсем. То есть не совсем водолаз. Он заведует техническим обеспечением аварийно‑спасательной подводной службы.

– Как понять спасательной? Пляжный ОСВОД, что ли? Что они делают‑то?

– Торпеды потерянные со дна поднимают, подводные лодки затонувшие.

– Ну вот, лодки со дна поднимает, а ты говоришь, не водолаз. С каких глубин поднимают‑то?

– Я не знаю. Кажется, с больших.

– С больших. Экий ты нелюбопытный. Родной брат, можно сказать, герой морских пучин, а ты ничего о его подвигах не знаешь. Несолидно. Надо устранять пробелы. Вот что, Иванов, выписывай командировочные, бери билет и езжай на славный орденоносный Тихоокеанский флот. По – общайся с родственником, поинтересуйся его достижениями, на какую глубину он нырял, на какую может нырять. Чего там доставал, чего не доставал. Понял? Нельзя близких забывать. Это дело святое. Ты, поди, с ним уж несколько лет не виделся?

– Три года.

– Вот. Три года. Нехорошо. Не по‑родственному это. Брат‑то, поди, один?

– Нет, еще один есть.

– А этот кто?

– Тракторист на Алтае.

– Тракторист – это хорошо. Это почетно. С ним тоже давно не виделся?