— Ничего не первая! — возмутился Сашка.

Следователь посмотрел на него как-то даже с жалостью.

— Ты что, до дома потерпеть не мог, что на «черняшку» полез?

Сашка промолчал.

— Ладно, давай так — давай про солдат скажем, что ты их не знаешь, что это были какие-то посторонние воины, может быть даже переодетые «чехи». Что ты защитил мирную чеченку, рискуя своей жизнью. А все остальное было по обоюдному согласию и большой любви.

Сашка кивнул.

— Если что, можешь пообещать ей, что на ней женишься. Пообещать-то можешь?

— Могу.

— Вот и пообещай. Скажи, что, когда отсюда выйдешь, зашлешь к ней сватов, а если родственники будут против — украдешь. У них тут запросто невест крадут. Если она тебе поверит, то, может быть, изменит показания. Усек?

— Ага, — кивнул Сашка. — А как я ей скажу, я же здесь.

— Это не твоя забота…

Встречу им устроил следователь, который вызвал потерпевшую в прокуратуру повесткой и под каким-то благовидным предлогом выгнал из кабинета сопровождавших ее родственников.

— Давай-давай, не теряйся! — показал он, отходя к окну и закуривая.

— Ты это, не обижайся, — сказал Сашка, даже не глядя на девушку. — Я если отсюда выйду, женюсь на тебе.

Чеченка вспыхнула.

— Я уже и матери написал, — соврал Сашка. — Она не против. Жить будем у нас. Ну, ты что, согласна, что ли?

Чеченка, опасливо оглядываясь на демонстративно отвернувшегося и дымящего в форточку следователя, еле заметно кивнула

— Ну вот… — вздохнул Сашка, потому что больше не знал, что говорить.

И стал смотреть следователю в спину.

Тот словно почувствовал его взгляд, повернулся и резко сказал, обращаясь к потерпевшей:

— Значит, если вы сейчас подтвердите свои показания, мы посадим этого мерзавца лет на десять. Мы его в тюрьме живьем сгноим, чтобы другим неповадно было.

Фарида испуганно смотрела на следователя.

— А если вы не уверены, если это был не он, то тогда зачем зря парню жизнь калечить? За десять лет он если там не умрет, то точно хроником станет, какой-нибудь туберкулез или СПИД подхватив. Так что вы посмотрите внимательней — он это или нет?

Фарида смотрела на испуганного не меньше, чем она сама, солдата, имя которого она узнала только теперь, от следователя. Его звали Александр Мохов. Он был русский, но был не такой, как все они. Он защитил ее, когда ее хотели изнасиловать солдаты, и потом тоже жалел. Ей было жалко его, она не хотела, чтобы он сгнил в тюрьме.

— Это он или не он? — настаивал на ответе следователь.

— Нет, — еле слышно ответила Фарида.

— Вы уверены?

— Да, — подтвердила Фарида.

— Тогда распишитесь, пожалуйста, здесь и здесь, — попросил следователь.

Она расписалась.

Через несколько дней дело закрыли за отсутствием состава преступления. Потому что у нас не Америка, у нас за то, что дама добровольно согласилась переспать с кавалером, пока еще не сажают.

Сашку Мохова выпустили из тюрьмы и по-быстрому отправили на дембель, потому что ему оставалось служить всего несколько недель и возвращать его в часть, где вновь ставить на денежное и вещевое довольствие, смысла не имело.

Тем более что для чеченцев закрытие дела все равно ничего не значило. У них были свои законы и свой, скорый на руку, суд. И если бойца оставить здесь, в Чечне, то они его обязательно найдут и зарежут А дома — может быть, нет…

Сашке Мохову вернули его ремень и шнурки, вручили документы и выпроводили из ворот следственного изолятора на все четыре стороны.

Напутственное слово сказал ему выводящий. Сказал:

— Повезло тебе, парень. В России за то же самое тебе впарили бы червонец…

Сашка вышел из ворот и замер, ослепленный ярким солнечным светом. Потому что там, в камере, отвык от него.

Он замер и даже, блаженно улыбаясь, зажмурился.

Хорошо-то как!.. На свободе…

Он стоял зажмурившись и поэтому не заметил, не мог заметить, как навстречу ему из-за ближайшего угла метнулась неясная черная тень…

Сержант был убийцей. Вначале он избил молодую чеченку, а когда за нее вступился брат — убил ее брата. А потом ее. Ее убил, чтобы его не смогли найти.

Все это он сделал по пьяной лавочке и еще потому, что оттрубил в Чечне три контракта и у него просто-напросто поехала крыша. Он три года убивал «чехов», и ему за это никто не выговаривал, а, напротив, хвалили, вынося устные и письменные благодарности и представляя к правительственным наградам

Его столько раз убивали «чехи» и стольких его друзей убили, что он считал, что имеет полное моральное право отвечать им тем же. Он не видел ничего плохого в том, чтобы «мочить» чеченцев. И когда ему не захотели дать в долг водку, он с досады сгреб продавщицу и стал колотить ее по лицу кулаком. А потом убил ее брата, который полез не в свое дело, пытаясь защитить свою сестру.

И все бы ничего, но когда он, не забыв набить карманы спиртным, уходил, на него случайно наткнулся патруль. И тогда он совершил непростительную глупость — не тогда, когда насиловал, и не когда убивал, а когда открыл огонь по своим, ранив офицера комендатуры.

Так что замять это дело стало невозможным.

Дело приняла к производству военная прокуратура в лице капитана Степанченко. Чему он совершенно не обрадовался, потому что на нем уже висело полтора десятка уголовных дел. И все примерно на одну тему — конфликтов военнослужащих с чеченским населением.

Войска с местным населением всегда уживаются плохо, даже если это свое родное население, а уж с чужим и подавно. Поэтому работы хватало. Капитан трудился аки пчелка, дни напролет допрашивая подозреваемых и потерпевших, проводя очные ставки, назначая экспертизы и подшивая к делу документы. Раньше он служил в Приволжском округе, где в основном разбирался со случаями неуставных взаимоотношений и воровства казенного имущества. Здесь — разгребал убийства и изнасилования.

Если быть до конца честным, то во всех расследуемых им делах капитан держал сторону обвиняемых. Кроме, конечно, случаев, когда потерпевшие могли его заинтересовать материально — капитану тоже нужно было на что-то жить, кормя себя и свою семью. Ну не на нищенскую же зарплату!..

Если ему предлагали хорошие деньги, то он, действуя строго по букве закона, отправлял насильников и убийц на скамью подсудимых, где их в большинстве случаев оправдывали или подводили под амнистию. Если сумма его не устраивала, то он с молчаливого одобрения начальства разваливал дело, спуская его на тормозах. Потому что терпеть не мог «чехов». Равно как и его начальство.

И национализм здесь был ни при чем. Он тоже был не русским, был — украинцем.

Свою карьеру лейтенант Степанченко начал еще в Советском Союзе, в Северо-Кавказском военном округе, куда прибыл после училища, чтобы принять взвод. Ему дали взвод и комнату в общежитии, потому что он приехал не один, а с молодой женой. Тогда распределение на Кавказ считалось везухой — меньшей, чем если попасть служить в ГДР, но большей, чем если отправиться в ЗабВО. На Кавказе было тепло, было завались дешевых овощей и фруктов и было рукой подать до Центральной России и пляжей Черного моря. И кто бы мог подумать, что скоро здесь все коренным образом изменится.

Через год, сами того не ожидая, они оказались в глубоком тылу противника.

Чеченцы взяли воинские части в кольцо, каждый день устраивали возле ворот хорошо организованные «стихийные» митинги с требованиями убираться отсюда к себе в Россию. И требуя выдать им оружие.

Военные с радостью бы убрались, если бы получили на это соответствующий приказ.

Или разогнали митингующих чеченцев.

Но и такого приказа тоже не было.

Приказ был другой — не провоцировать население, позволив ему делать все, что заблагорассудится. Что те и делали — забрасывая офицеров оскорблениями, а потом камнями.

В ответ командир запретил одиночные хождения, выделив для передвижения между военным городком и частью служебный автобус — у которого чуть не каждый день выбивали стекла.