— Будете жить в тепле, есть сколько влезет и пить по бутылке водки в день, — пообещал он. — Если будете хорошо работать, получите по пятьдесят баксов. Каждый.

— А пустые бутылки? — робко поинтересовались бомжи.

— Бутылки — тоже ваши.

Такому щедрому гонорару мог обзавидоваться сам Рокфеллер. За такой гонорар, они думали, их попросят кого-нибудь убить. Как минимум — десятерых. Если не больше…

— А делать-то чего? — спросили они, хотя и так уже были на все согласны.

— Железо разбирать, для сдачи в металлолом, — объяснил кавказец.

В общем, цветные металлы извлекать, что было для них делом знакомым, потому что любой копающийся в баках бомж теперь знает не только цены на пустые бутылки, но и на медь и алюминий тоже.

— Лады…

Мужиков поселили в снятой на сезон даче, закрыв снаружи на ключ. Раз в день им приносили еду и водку. За это бомжи ломали какие-то приборы.

Большинство приборов, которые приносили кавказцы, пахли землей и хорошо знакомым бомжам духом помойки. Мужики перепиливали ярко-красные корпуса пополам и разбивали их молотками. Внутри приборов было полно свинца, который, конечно, хуже, чем медь, но все равно имеет цену на пунктах приема цветмета. Но кавказцы, скорее всего, его никуда не сдавали, а переплавляли в дробь или рыболовные грузила, наваривая на этом бешеные бабки, — так предположил один из бомжей.

Но это уже было не их ума дело, их — пилить…

Через день от опилок металла в воздухе у них стало сильно першить в горле. Они хыкали и кашляли, лечась водкой. Потом они заметили, что кожа на их руках и теле покраснела, словно от загара, хотя они из дома никуда, даже во двор, не выходили. И не могли выйти, даже если бы захотели, потому что все окна были заделаны глухими решетками. Еще через сутки кожа пошла волдырями и бомжей стало тошнить. Наверное, от непривычного для них обилия жратвы или левой водки.

Потом, когда они стали вялы, как осенние мухи, и перестали справляться с работой, их куда-то увезли. И на их место пригнали новых, удивленных сказочными условиями контракта бомжей.

Ешьте, пейте сколько влезет — только пилите…

Но следующие бомжи оказались образованней. Один — оказался. Потому что этот бомж, до того как спиться и потерять человеческий облик, имел высшее образование.

Вначале он тоже безропотно пилил корпуса, но потом указал на какой-то значок.

— Так рисуют радиацию, — сказал он.

— Ну и что? — пожали плечами его приятели.

— То самое! — огрызнулся бомж с высшим образованием и наполовину сданным кандидатским минимумом, отпихивая от себя прибор и опрокидывая в горло остатки водки…

Когда в квартиру заявились кавказцы, он слезно попросил их отпустить его.

— Мне домой надо! — заявил бомж.

Хотя его дом был прямо, налево и вниз, во второй колодец теплоцентрали.

— Эй, кончай ломаться! — предупредили кавказцы.

А когда бомж не внял их просьбам, избили его до полусмерти. Радиация, конечно, вещь страшная, но не страшнее разбивающих тебе лицо в кровь жестких кулаков.

Бомж перестал ломаться и сел пилить.

Через день они тоже «загорели» и их затошнило.

— Поехали лечиться, — сказали им кавказцы, выводя из дома.

Их посадили в машину и повезли. Не в больницу, ближе…

Их завезли в лес и, вручив лопаты, заставили копать ямы.

— Нам мусор выбросить надо, — объяснили кавказцы и захохотали.

Бомжи копали еле-еле, часто останавливаясь и отдыхая. Сытая жизнь подействовала на них разрушительно.

Они выкопали глубокую яму, в которой скрылись почти совсем, почти с головами.

— Лопаты давай! — приказали кавказцы.

Бомжи протянули им лопаты и протянули руки, чтобы их вытянули наверх. Но кавказцы их вытягивать не собирались — они встали по периметру ямы и, нехорошо ухмыляясь, стали бить бомжей сверху хорошо заточенными штыковыми лопатами, бить сильно, разрубая мышцы и перерубая кости. Убежать бомжи не могли — скуля и слабо вскрикивая, они метались по яме, везде натыкаясь на лезвия лопат, которые шинковали их, как капусту, срубая уши, носы, глубоко врубаясь в шеи.

Через минуту бомжи были мертвы и лежали вповалку, друг на друге, на дне вырытой ими же могилы. Их забросали сверху землей и поехали за следующей партией…

Новых бомжей найти было нетрудно: их теперь в России пруд пруди — любого возраста, на любой вкус и цвет! Раньше их было меньше и жилось им не в пример труднее. Раньше, если они попадали в лапы милиции, их в принудительном порядке мыли, стригли и трудоустраивали на каком-нибудь заводе по специальности или уборщиками производственных помещений, с предоставлением койки в рабочем общежитии. Теперь они никому не нужны. Теперь за них никто не отвечает и, если они пропадают, их никто не ищет. Меньше всего милиция, которой от бомжей никакого, кроме хлопот, навара нет.

Так, в прямом смысле в домашних условиях, с помощью молотка и ножовки по металлу, создается оружие возмездия… Та самая — «грязная бомба»…

Только прошу понять меня правильно: «грязная» — это не когда нерадивые солдаты не помыли, не протерли ветошью и не отдраили до блеска вверенную им для ответственного хранения бомбу, отчего она и стала такой грязной. Это совсем другое. Это новый вид оружия, доступного одиночкам!..

Если раньше исход войн решался выучкой солдат и талантом командовавших ими полководцев, то теперь — качеством оружия. У кого оно круче, за тем и победа. Если твой снаряд на пару сантиметров толще, чем у противника, летит на пяток километров дальше и, взрываясь, разбрасывает осколки гуще — то, считай, ты на коне!

Отсюда следует, что самое крутое оружие — атомное, потому что оно «толще» других, роет самые глубокие воронки и убивает самое большое число людей. Одна не самая большая атомная бомбочка может угробить народу больше, чем полегло в какой-нибудь прошлой, не самой маленькой войне.

Поэтому все хотят иметь атомную бомбу.

И дело даже не в ее убойной силе. Просто если ты имеешь атомную бомбу, то к тебе начинают прислушиваться. И тебя слушать.

Это все равно как если бы в компании пацанов у кого-нибудь вдруг завелся настоящий пистолет. И тот, кто до того был никем и был понукаем со всех сторон, сразу становится вровень с самыми взрослыми и хулиганистыми пацанами.

Вот только где эту бомбу взять — ее в железнодорожных мастерских, как какой-нибудь самопальный автомат, которые навострились клепать самопровозглашенные государства, не выточишь, для ее создания нужно обладать серьезным научным и промышленным потенциалом. Которого нет.

И тогда находится выход. Донельзя примитивный.

Как в примере с пистолетом, который, если негде его достать, заменяется у пацанов поджигами, самопалами и пугачами. Так и здесь — если хочется заиметь атомную бомбу, но нет такой возможности, то можно попытаться заиметь хотя бы ее заменитель — например, атомный поджиг. Или пугач.

Для чего, вооружившись дозиметром, пройти по свалкам, где собрать разбитые медицинские приборы, дефектоскопы и прочий фонящий мусор. Чего-чего, а этого добра у нас — как грязи… Той самой — радиоактивной. Говорят, в одном только Казахстане сто тысяч мест хранения радиоактивных отходов. А уж в Белоруссии и на Украине целые радиоактивные города стоят.

А еще можно скупать новые, с иголочки, приборы, где используются радиоактивные элементы, и курочить их. Или приобретать у работников атомных станций по сходной цене «отходы производства». Или собирать на старых, заброшенных маяках аккумуляторы, работающие на энергии радиоактивного распада изотопа строи-ция-девяносто. Их в шестидесятые годы прошлого века понатыкали вдоль берегов северных морей сотнями.

В общем, была бы «свинья», а радиоактивная грязь найдется. А может, наоборот — была бы «грязь», а «свиньи» себя ждать не заставят.

Собранную где придется «грязь» можно собрать где-нибудь в неприметной деревеньке в средней полосе России или хоть даже в обычной квартире, в типовой многоэтажке. Ну и что, что там люди живут, — это они пока живут!