- Что ты сказал? Хе-хе-хе! Мне забавно будет поиграть с тобой, как с мышонком. Ты к кому приехал? И тебе никто не сказал, что я здесь хозяин?

- Говорили. Только слова пролетели мимо ушей, как ветер.

- Ай-ай-ай! Какой ты шутник! - И, оскалив зубы, шаман добавил: - Я скажу одно слово, только одно слово - и никто на тебя глазом не будет смотреть, никто тебя не пустит переспать даже в самую худшую ярангу. Ты будешь мерзнуть, как дохлый волчонок.

Ктуге молча выслушивал шамана, взвешивал обстановку и решил изменить тон разговора с ним.

- Зачем ты будешь морозить меня? Правда, я не такой богатый, как ты, но я ведь родился тоже на этой земле. Я ведь человек, а не зверь. Я не сын волка, я - сын Омкая.

- Хе-хе-хе, - довольно засмеялся шаман. - Ночью я думал о тебе. Я решил: ладно, учи. Я посмотрю, как ты будешь учить. А не то - тебя быстро свезут на берег.

- Хорошо. Я затем и приехал.

- Не-не-не. Меня сначала одного учи. Я посмотрю: нужно ли это оленным людям?

- Рик считает, что нужно.

- Наплевал я на ваш рик. Я к нему не езжу, и ко мне он пусть не приезжает. Ступай неси, что привез с собой.

Ктуге сходил за букварем, и когда он сидел уже с книгой у шамана, по всему стойбищу разнеслась совсем необычная новость: сам Араро начал учиться!

Какой-то мальчишка опрометью бросился бежать в стадо к пастухам, чтобы сообщить об этом и им.

Пастухи обрадовались и с еще большей охотой, теперь уже без боязни, стали рассматривать картинки в букварях.

Ктуге показывал шаману букварь, листал страницы и читал текст написанного.

- Постой, достой! Этот разговор сделан по-чукотски?

- Да, - ответил Ктуге.

- А кем он сделан? Где ты видишь этот разговор?

- Вот эти червячки - буквы. Из них состоит разговор.

- Постой, постой! Это как след на снегу от прошедшего стада оленей, смотри, сколько натоптано. Женщины! - крикнул Араро. - Принесите еще свечей. Устройте яркий свет для важного дела.

Он молча ждал свечей и, когда они загорелись, опять склонился над букварем.

- Вот теперь видно хорошо. Да, это след большого стада. Ну, поговори еще по этим следам.

Ктуге продолжал читать.

- Остановись! Кто этот разговор сделал?

- Старик один в Ленинграде.

- Чей старик? Русский?

- Да, русский.

- А слышал ли ты хоть от одного русского наш правильный разговор? Как мог сделать такие правильные слова русский старик? Не мог он сделать!

- Так вот же - сделал.

- Нет! Не он это сделал. Если учить наш народ, надо разговор делать самим, в горах. И не на этой рвущейся бумаге, а на оленьей шкуре. Пусть наш старик из оленеводов сделает такой разговор. Ты слыхал про Тынневиля? Он тоже в Анадырских горах сделал разговор свой. Этот человек хотя и наш, но бродяга, он нищий. Его разговор мне тоже не нужен*. Я сам найду старика и скажу, чтобы он сделал разговор такой, какой нам нужен. Я ему дам за эту работу одного оленя целиком. А такого ученья нам не надо. И про Ленина не надо. Ленин происходит от луны.

[Здесь речь идет о действительном изобретателе иероглифической письменности - пастухе чукче Тынневиле. Тынневиль привлек внимание советских ученых. Без всякого влияния со стороны он создал множество иероглифов и этой письменности обучил своего сына. О нем были помещены научные статьи в журналах "Язык и письменность" и "Советская этнография".

Я встречал чукчу Тынневиля. Он охотно объяснял свои иероглифы каждому, кто бы ни пожелал с ними познакомиться. Но так как иероглифы малодоступны для широких масс, то, кроме сына, Тынневиль никого не обучил. Весь его многолетний труд по созданию этой своеобразной письменности представляет исключительно любопытное явление, не имеющее, однако, практического значения. Кроме того, этот факт свидетельствует о начавшихся в советское время больших культурных сдвигах на Чукотке. (Примечание автора.)]

- Почему от луны?

- Потому что раньше был Тирк-эрым*. Его Ленин убил. А что дает свет яркий? Солнце. Ленин не может происходить от Тирк-эрыма, раз он его убил. Значит, происходит от луны, от тьмы.

[Тирк - солнце; тирк-эрым - солнечный владыка, царь.]

- Что за чепуху ты говоришь! - вскрикнул Ктуге.

- Не надо, не надо! - замахал руками шаман. - Безумец! Я узнаю в тебе племянника Ульвургына. От волка родится волк, от лисицы - лисенок, от зайчихи - заяц. Или ты не знаешь, что русский не может сделать правильного разговора? Эта книжка твоя сделана совместно с "келе". Она на погибель чукотского народа. Уйди от меня! Прочь! Женщины! - закричал шаман. Оставьте меня одного. Чтобы на расстояние голоса человека никто из живых не приближался к моей яранге. Я буду сноситься с духами.

И едва Ктуге вышел на улицу, как тотчас же послышались глухие удары бубна. Араро начал шаманить.

Между тем Ктуге, воспользовавшись замешательством в стойбище, собрал всех детей и провел с ними беседу. Ведь сам шаман учился у Ктуге!

Дети слушали его, рассматривали буквари. Это было так интересно! Ктуге рассказывал увлекательно. Беседа шла при тусклом свете жирника несколько часов подряд. Лишь под конец Ктуге вспомнил, что он привез с собой целый ящик стеариновых свечей.

* * *

Стойбище погружалось в сон. Мрачные яранги темными силуэтами вырисовывались в долине безыменной реки. Издали доносился топот проходившего в стороне стада оленей.

В яранге Араро все рокотал бубен, и звуки его летели в тундру, как невидимые черные вороны.

Ктуге стоял на улице и молча прислушивался к звукам бубна.

Он прошел мимо яранги Араро, и сейчас же, словно из-под земли, появились женщины и замахали своими широкими рукавами, думая, что он идет к шаману.

Ктуге вернулся обратно, но, сделав несколько шагов, не оглядываясь на женщин, остановился. Он услышал пение и выкрики шамана. Ктуге стал прислушиваться. Слов разобрать было нельзя.

Постояв, Ктуге махнул рукой и, сказав: "А ну тебя к черту!" - пошел спать.

Лишь к утру шаман угомонился. Но едва он заснул, как страшный сон разбудил его. Еще все стойбище спало. Он быстро оделся, приказал заложить оленей и покатил в стадо. Олени мчались под ударами его хлыста, как обезумевшие. Во сне шаман видел, как волки загрызли много оленей в его стаде. И действительно - сон в руку. В эту ночь два оленя пали от набега волков. Пастухи с волнением докладывали ему о происшедшем несчастье.

- Ух! - облегченно вздохнул Арапо, вытирая с лица выступивший холодный пот. - Пусть. Эго ничего. Во сне видел я множество пропавших оленей.

Облегченно вздохнули и пастухи. Чомкаль выступил вперед и сказал:

- Теперь ночь кончается. Волки убежали, пурги нет, и мы тоже, как и ты, стали учиться вот по этой... - он вынул из-за пазухи букварь.

Глаза Араро налились кровью. Он выхватил из рук Чомкаля букварь и сильно ударил пастуха книжкой по лицу.

- Где ты взял эту нечисть? Как она попала к тебе? - закричал он.

Пастухи в испуге отступили. Чомкаль стоял с покорным лицом. Он молчал, не решаясь ни заговорить, ни двинуться с места.

- Зачем молчишь? Или волки съели твой язык?

Чомкаль тихим голосом стал рассказывать.

Выслушав его, Араро сказал:

- Я прогоню вас всех, и вы сдохнете с голода на третий день. На своих дохлых оленях вы не доедете даже до берега.

- Араро, мы не знали. Мы соберем их все и отдадим, чтобы не смотреть на них больше, - сказал Чомкаль.

- Он оставил их пять, - почти в один голос проговорили пастухи и тут же вытащили из-за пазухи буквари.

- Сложите их в кучу и подожгите. С подветренной стороны только, чтобы поганый смрад от них не шел на стадо.

Разорванные буквари, перемешанные с вереском, запылали в костре. По тундре пошел запах горящей бумаги. Пастухи, подражая Араро, с отвращением зажали носы и перешли на другую сторону.

- Араро, пусть я вернусь с тобой и сам прогоню его из своей яранги, сказал Чомкаль.

- Поедем.