Иногда они меняли партнеров, и король танцевал с Альеной, когда Карелли вел принцессу, так что Карелли мог наблюдать за своей сестрой и оценить чувства короля к ней. Они в совершенстве подходили друг другу как танцоры. Говорили они или молчали, Карелли видел полное доверие и согласие между ними. Но это не были ни отношения мужчины и женщины, ни отношения брата и сестры, что-то иное, возможно, согласие двух молодых солдат, сражающихся плечом к плечу, любовь двух абсолютно равных людей.

Король танцевал с его сестрой, с Альеной и с одной или двумя дамами из французской королевской семьи, но чаще всего с его сестрой, хотя бал продолжался до четырех утра, и он не пропустил ни один танец. Карелли удивлялся этому и спросил Альену, танцует ли король когда-нибудь с другими девушками. Она отрицательно покачала головой.

– Король не решается танцевать с дамой, если не знает ее длительное время и если она не его родственница. Он очень... замкнут.

Она посмотрела на Карелли, будто оценивая, как много она может сказать ему, а затем продолжила, понизив голос:

– Знаешь, его отец оставил ему письмо с очень детальными советами об управлении королевством и о жизни. Особые инструкции касались проявления осторожности в его отношениях с женщинами. Умерший король с чувством писал о своем собственном сердечном опыте и предупреждал сына самым серьезным образом. Я думаю, что наш король принял это очень близко к сердцу. Он не хочет давать свой матери и сестре каких-либо поводов для огорчений такого рода и желает избежать любого, по его мнению, опасного соблазна. Так что он никогда не должен иметь что-либо общее с незнакомыми дамами и в нашем дворе едва ли разговаривает с женщинами за исключением королевы и ее высочества.

– И тебя, – сказал Карелли.

Она взглянула на него своими яркими синими глазами.

– И со мной. Я все же принадлежу к его семье.

В ее взгляде читалось сообщение и предупреждение. Говорила ли она ему, что не надо бояться за ее сердце, что она знает, каково положение короля? Он не хотел, чтобы она вынуждена была терпеть и покориться. Кого бы она ни любила, он должен любить ее, кого бы она ни пожелала, он должен принадлежать ей. Он чувствовал себя переполненным негодованием и желанием защитить ее и даже сам удивлялся этому. Но ведь она была его сестрой. В этот момент он почти забыл о другой стороне медали.

Первые месяцы 1705 года принесли новости и развлечение для Аннунсиаты. Королева в признание великой победы Мальборо под Бленгеймом решила подарить ему королевское поместье в Вудстоке и оплатить строительство нового дома, проект которого был грандиозен. Выбор архитектора казался простым, ибо Рен возглавлял Департамент работ и уже занимался постройкой нового Собора Святого Павла и дворца в Гринвиче. Несомненно, он был одним из выдающихся современных архитекторов. Но Ванбро, посетивший графиню в доме Челмсфордов однажды утром, сказал, что выбор пал на него.

– Это чистая случайность, графиня, уверяю вас, – смеялся он. Я встретил Мальборо за игрой прошлой ночью, и мы немного поговорили. Я сказал совершенно без задней мысли: «Кстати, ваше сиятельство, я слышал, что вы собираетесь строить новый дом в Вудстоке», а он ответил, тоже неопределенно: «Да, сэр Джон. Не желали бы вы заняться им?»

– Вы авантюрист, – рассмеялась Аннунсиата. Ванбро пожал плечами.

– Я не мог отказать такому знаменитому герцогу и герою, мадам. Что мне оставалось сказать? Между прочим, Рен очень занят собором Святого Павла и Гринвичем, у него не хватило бы времени.

– А вы, Ван, заняты замком Говард и моим новым домом. Где вы найдете время? Рен по крайней мере в Лондоне, а не за двести миль в Йоркшире.

– А-а, но я не мог противостоять этому предложению, графиня! Он рассказал немного о проекте. Никаких расходов не жалеют. Он должен стать английским Версалем, достойным памятником величайшему генералу Англии и самой замечательной победе. О, вы знаете положение вещей.

– Я читаю об этом ежедневно в газетах, – отозвалась Аннунсиата сухо. – Но скажите, какие у вас замыслы? После проекта для Хендерскельфе как вы можете превзойти себя?

– Откровенно говоря, мадам, не знаю. Я думаю, что Хендерскельфе всегда будет моим любимым творением. Не любит ли мать больше всех своего первенца? В первый плод своего ума я вложил все, что хотел. Но я постараюсь как-нибудь.

– Вы обязательно должны держать меня в курсе дела. Я не хочу упустить момент начала истории этого Версаля. Но вам не следует пренебрегать моим собственным памятником, вы согласны?

Ванбро поцеловал ее руку.

– Когда я умру, на моем сердце увидят выгравированную надпись: «Шоуз», – пообещал он.

Ванбро сделал свой макет, и Кристофера Рена послали в Вудсток от имени королевы для оценки стоимости воплощения замысла в жизнь. Он вернулся и сообщил, что строительство обойдется в 100 000 фунтов стерлингов. Новость оказалась ошеломляющей. В самом деле, замок Говарда по самым последним оценкам должен был обойтись всего в 50 000 фунтов стерлингов. Герцогиня Сара заявила королеве, что это абсурд и что она ни при каких условиях не согласилась бы оплачивать такую скандальную причуду. Но Мальборо и Ванбро оба проявили такой энтузиазм, что королева согласилась выплатить требуемую сумму из своих собственных доходов. Поэтому первый камень был заложен в июне – восемь квадратных футов, со словами, выложенными мозаикой: «В память о битве при Бленгейме, 18 июня 1705 года, царствующая королева Анна».

Собственный скромный проект Аннунсиаты, оцениваемый всего в 18 000 фунтов стерлингов, продвигался успешно.

В один из приездов вместе с Аннунсиатой на место постройки Ванбро сказал:

– Как бы сильно я ни любил замок Говарда и грандиозный проект в Вудстоке, мне кажется, что ваш дом будет самым изысканным из всех, дворец в миниатюре. Теперь я понимаю, почему великие художники любили обращаться к миниатюре. Она предохраняет душу от огрубления.

Артур снова работал под началом Ванбро. С разрешения Аннунсиаты на него возложили руководство работами в Шоузе, где он воплотил одну или две своих идеи. Аннунсиата, считавшая своего внука никчемным и скучным, была удивлена его способностью схватывать основы архитектуры. Она выразила мнение, что Артур, очевидно, был прирожденным архитектором. Он счастливо обосновался, как представлялось, с Кловер, хотя до сих пор не наблюдалось признаков скорого рождения ребенка. Кловер не приехала с ним в Морлэнд. Артур сказал, что она стала совсем деловой женщиной и что годы, когда она помогала Кловису управлять имением, привили ей вкус к ведению своих дел. Аннунсиата подумала, что занять себя таким образом – наилучшая для нее возможность, особенно, если при этом исключается вмешательство Артура. Несмотря на то, что наблюдение за Артуром не дало ей свидетельств его распущенности, она не могла, не хотела верить ему.

В это лето состоялась свадьба Джона Раткила и Франчес Франкомб, и их отъезд в Европу совместил медовый месяц и завершение образования Джона. Произошли и другие изменения в семье. Кэти Морлэнд тихо умерла в своей постели в доме. Аберледи от старости. Новость сильно потрясла Аннунсиату, ибо Кэти была всего несколькими месяцами старше нее, и ей еще не исполнилось шестидесяти одного года. Но затем она утешила себя. Кэти никогда с детства не отличалась крепким здоровьем и страдала от многих болезней, так же, как от несчастливой жизни. К тому же она много лет прожила в Шотландии, на самом краю цивилизации.

– Палгрейвы живут долго, – сказала она Хлорис. – Посмотри на мою тетушку Софи.

Хлорис, все это слышавшая ни один раз, кивнула.

– Кроме того, мадам, ваши родители обладали крепким здоровьем, не таким, как у бедной миссис Кэти.

– Это правда, – успокоила себя Аннунсиата. – А я здорова, как всегда. Я все еще езжу верхом, гуляю и танцую с такой же энергией, как и раньше. В езде верхом я могу дать фору большинству молодых людей, если потребуется.

Для доказательства она послала за Фениксом. Верхом на нем она выехала к Марстон Муру и скакала, пока конь не устал, а Китра всю дорогу домой скулила и сердилась.