– Встаньте, кузен. Мы рады видеть вас здесь. Рождество – это время для сбора всей семьей, как вы думаете?

Это был в высшей степени милостивый прием и Карелли весь вспыхнул от удовольствия. Назвать его «кузеном» являлось проявлением огромного великодушия со стороны короля, учитывая, что их кровное родство было незаконным. А затем он несколько раз назвал Бервика «братом» без какого-либо намека на смущение.

– Я очень рад быть здесь, ваше величество. Король улыбнулся:

– Я знаю, что вы захотите встретить свою сестру. Она гуляет в саду с принцессой. Я вам позволяю пойти туда сейчас. Мы очень благодарны вашей матери за то, что она оставила ее здесь. Она очень славная компаньонка для нас обоих.

– Ваше величество чрезвычайно добры, – произнес Карелли, а про себя подумал: «Вот почему я так любезно принят – из-за нее». Он поднялся и вышел с мыслью, что должен подавить свою досаду любой ценой. Если король и принцесса так высоко ценят Альену, он не должен ценить ее ниже.

La consolatrice[29], как называли принцессу, была двенадцатилетней, милой и подвижной девочкой с материнскими большими темными глазами и золотисто-каштановыми волосами, за которые многие придворные дамы отдали бы состояние. Карелли увидел ее вдали, играющей среди кустов тиса на аллее в какую-то игру, похожую на салки, так как было много беготни тут и там, и прежде чем Карелли смог приблизиться к ней, легкая фигурка выбежала из-за кустов рядом с ним и налетела на него так стремительно, что он вынужден был подхватить ее, чтобы она не упала.

– Что ж, мисс Нэн, прекрасный способ здороваться с друзьями, – сказал он, ставя ее снова на ноги.

Нэн уставилась на него в недоумении на какой-то миг, а затем вскрикнула:

– О, милорд, я не узнала вас сразу. Прошу прощения у вашей светлости.

– Все в порядке. Кажется, увлекательная игра.

– Мне надо поймать ее высочество и миледи, но не слишком быстро, – объяснила Нэн с лукавой улыбкой, – но я осмелюсь сказать, что у них будет сейчас лучший предмет для занятий. Подождите здесь, милорд, я пойду и позову их.

Но никакой надобности в этом не было, так как принцесса вышла из своего укрытия узнать, почему никто ее не преследует, и тотчас же прекратила игру и приняла официальный вид. Карелли, немного взволнованный, подошел серьезно к ней и низко поклонился.

– Ваше высочество.

– Милорд Челмсфорд, рада вас видеть. Мы много слышали о вашем участии в последней кампании. Ваша сестра будет рада. Альена! Выходи, здесь гость.

Стройная фигурка в темном красновато-коричневом плаще выскочила из-за кустов и застыла около принцессы. Карелли увидел ее, и его сердце, казалось, остановилось на миг. Вокруг великой красоты установилась тишина и спокойствие, словно сама природа затаила дыхание. Альене уже исполнилось семнадцать. Карелли не видел, как она вырастала из ребенка в женщину. Она не была высокой, но ее прямая и грациозная осанка делала ее выше. Ее щеки разрумянились от холодного воздуха, дыхание чуть клубилось из полуоткрытого рта, а глаза, похоже, целиком отражали купол синего неба, чистого и сверкающего, какое может быть только в середине зимы или в середине лета.

О, да, она прекрасна. Карелли с его солдатским опытом в отношении красивых женщин, с воспоминанием о прекрасных придворных дамах, о красотках всей Европы от Версаля до Венеции имел возможность для сравнения, и он замер, не в силах произнести ни слова, покоренный ее красотой, а еще более – выражением ее синих глаз, ибо так же, как и черты отца, она, очевидно, унаследовала его добрый, спокойный характер, благоразумие и остроту ума. Он полюбил ее с первого взгляда, а явное доказательство того, кто был ее родителем, только добавило остроты его любви, и она глубоко врезалась в его сердце.

– Здесь твой брат, Альена, – сказала принцесса с довольным видом, с каким преподносят подарок, которому наверняка будут рады. – Я надеюсь, ты убедишь его задержаться у нас подольше. Вы знаете, милорд, что будет большой бал в Версале, накануне Крещения? Мы обе подготовили для него новые платья, не так ли, Альена?

Альена улыбнулась, и Карелли догадался, что новые платья не часто случаются в жизни изгнанной принцессы. Это тронуло его, и он подумал, что ему следовал бы иметь больше ума и привезти для нее что-нибудь прелестное из Венеции. Прибытие с пустыми руками показалось ему сейчас ужасным. Но еще оставалось время до Двенадцатой ночи.

– Платье принцессы из янтарного бархата. Я обещаю вам, милорд, что не пожалеете, если останетесь и увидите ее.

Принцесса шагнула ближе, взяла Альену под руку и сказала:

– Боюсь, я никогда не смогу выглядеть так же хорошо, как ваша сестра, милорд. Она истинная красота.

В устах другой принцессы это прозвучало бы грубой лестью, но он видел, что принцесса Луиза-Мария говорила то, что думала. Он открыл было рот для ответа, но принцесса опередила его:

– Я уверена, что вы желаете немного побыть вдвоем, так что я пойду вперед вас, Альена. Пойдемте, леди. Мы скоро встретимся на вечерней службе.

Она призвала сопровождавших ее дам, получила от Карелии поклон и оставила их. Альена проводила ее взглядом.

– Это похоже на нее, оставить нас наедине. Пойдем, брат? Слишком холодно долго стоять без движения.

Карелли предложил ей руку, и они неспеша пошли по тисовой аллее. Нэн отстала на несколько шагов, чтобы не мешать им. Карел смотрел на нежную руку, покоящуюся на его руке, и подбирал слова. Наконец, он произнес:

– Когда я уезжал, я оставлял дитя. Теперь ты женщина. Мне очень трудно привыкнуть к этой мысли.

– Я чувствую то же самое. Я скучала по вам по всем.

– Расскажи мне о своей жизни здесь. Ты счастлива?

– О, да. Здесь почти все время очень спокойно, за исключением случаев, когда мы собираемся в Версаль или Фонтенбло. Мы немного шьем, читаем, молимся. Иногда ездим в Шале с королевой. Конечно, мы учимся. Король Джеймс и я берем уроки вместе с некоторыми другими молодыми людьми, а после всего я учу принцессу тому, чему сама научилась. У нее свои уроки, но она старается держаться с нами. Ей нравится быть вместе, втроем.

– Втроем, – задумчиво повторил Карел и улыбнулся. – Как это хорошо звучит! Ты очень любишь их обоих, я полагаю.

Альена посмотрела слегка озадаченно.

– Люблю?

По отношению к ее королю и его сестре это слово прозвучало для Альены странно.

– Я... связана с ними, – сказала она, с трудом подыскав нужное слово.

Карелли сжал ее руку.

– Я понимаю, – ответил он, и он в самом деле понял. Немного.

– Какой он, король? Ее лицо просветлело.

– Он весь – доброта, он никогда не выходит из себя, не противоречит, не язвит, чтобы ни случилось. Он всегда жизнерадостен. Не то, чтобы очень веселый – он довольно серьезен по натуре, но любит, когда другим вокруг радостно. Мы ведем такие замечательные беседы, я думаю, мы беседуем целыми днями. Знаешь, он интересуется всем.

Она продолжала говорить, и Карелли без труда увидел, как сильно она любит короля. Он надеялся, что любовь не причинит ей горя, ибо рано или поздно, но король должен был жениться. Наблюдательность подсказала ему, что чувствовал король к его сестре. Только после всего он осознал, как быстро он прошел от чувства неловкости и смущения, от мысли о встрече с ней вообще, до глубокой озабоченности, как бы она не стала несчастлива.

Большой бал в Galerie des Glaces[30] в Версале явился значительным событием. Но что впечатлило Карелли больше всего, так это чувство семьи, нежной, любящей доброты между французской королевской семьей и английской. И в эту семью он был принят с проявлением доброты и любезности, и он чувствовал, что такой прием вызван как благородством его происхождения, так и его достойной службой в армии Франции. Король и его юная сестра были центром внимания. В своем новом платье янтарного бархата принцесса вызвала искреннюю похвалу старого короля Людовика, который сказал, что она напомнила ему его великую тетушку Марию Манчини. Но везде, где бы ни увидели королевскую пару, на один шаг сзади них держалась Альена, и хотя ее платье было переделано из старого, она поражала воображение даже больше, чем ее юная госпожа. Король танцевал со своей сестрой, а Карелли танцевал с Альеной, и все головы поворачивались, чтобы увидеть, как две молодые пары проходили тур танца.